Маньчжурские правители Китая

Сидихменов Василий Яковлевич

Гун обычно самостоятельно, без согласования с Цыси, принимал решение о назначении высших чиновников из своих людей, непосредственно устанавливал связи с провинциальными властями. Живя в Пекине за пределами императорских дворцов, Гун свободно общался с любыми китайцами и иностранцами, что не одобряла Цыси.

Во время проведения Верховного императорского совета существовало правило, согласно которому две вдовствующие императрицы сидели рядом, отдельно каждая на своем троне. Впереди тронов спускался желтый шелковый занавес, так что члены совета не могли видеть лиц императриц, которые принимали их поочередно в соответствии с чиновничьим рангом. Гун, как князь императорской крови, получал аудиенцию первым. За тронами находились евнухи, внимательно следившие

за поведением членов Верховного императорского совета, чтобы последние не нарушали установленный этикет. Никто из сановников, даже высшего ранга, не имел права приблизиться к трону без вызова главного евнуха. Однако великий князь Гун считал необязательным для себя придерживаться этого правила и приближался к трону без вызова. Он повышал голос при разговоре с Цыси и даже осмеливался просить ее повторить слова, только что сказанные ею, под предлогом того, что он их не понял.

^{Главный евнух вдовствующей императрицы Цыси — Ли Ляньин}

Между Цыси и великим князем Гуном установились сложные и противоречивые отношения. Оказывая поддержку Цыси во время смерти императора Сяньфэна, он ничего не выиграл, верховная власть перешла в ее руки. До поры до времени ему приходилось скрывать свои неприязненные чувства к властолюбивой вдовствующей императрице, однако постепенно они проявлялись все более открыто. Цыси явно давала понять Гуну свое неудовольствие таким его поведением, его вмешательством в управление государством и нарушением установленного этикета. Тогда он решил изменить тактику: стал убеждать сорегентшу Цыань больше проявлять независимости в своих действиях.

Так отношения между Цыси и Гуном становились все более натянутыми. Она понимала, что пока не пришло время проявить власть. И вот представился случай опозорить и наказать великого князя Гуна.

По установившемуся этикету члены Верховного императорского совета во время аудиенции со вдовствующими императрицами становились на колени на подушечки, положенные перед троном.

В апреле 1865 г. на государственном приеме, когда всем присутствующим было положено стоять на коленях, Гун осмелился встать на ноги раньше, чем Цыси закончила тронную речь. Об этом евнухи немедленно сообщили ей. Усмотрев в этом грубое нарушение этикета, она вызвала стражу и приказала немедленно удалить его из Тронного зала. По этому поводу был обнародован указ, в котором говорилось, что великий князь Гун «проявил непочтительность к их Величествам — вдовствующим императрицам Цыань и Цыси». Его лишили титула «советник правительства» и освободили от участия в работе Верховного императорского совета, обвинили в произволе при назначении высших чиновников.

Такие действия Цыси вызвали неблагоприятный отклик во дворце и за его пределами. Опасаясь невыгодных для нее последствий, она спустя месяц вынуждена была отменить санкции против Гуна.

От имени двух императриц-регентш был обнародован указ следующего содержания:

«Сегодня утром мы удостоили великого князя Гуна аудиенции с тем, чтобы разрешить ему вернуться к прежним служебным обязанностям. В знак своего безграничного почтения он смиренно совершил челобитье и горько плакал. Пользуясь случаем, мы сказали ему несколько покровительственных слов, содержащих предупреждение и советы. Нам казалось, что князь искренне переживал горечь от совершенных им ошибок и испытывал угрызения совести за неправильное поведение, которое полностью признал. Подобные искренние чувства не могут не вызвать нашего сострадания.

Вот уже несколько лет мы взяли на себя бремя регентства и назначили великого князя Гуна нашим главным советником в правительстве. В таком качестве мы возлагали на него большую ответственность. Занимаемый им пост в служении трону был необычным, поэтому мы ожидали от него многого. Наказание, которое

мы вынуждены наложить на него за совершенную ошибку, считалось довольно строгим. Ныне он раскаивается в своей ошибке и признает свои грехи. Что касается нас, мы были тронуты таким строгим беспристрастием. Считалось необычным, что мы выразили желание так жестоко наказать главу Императорского совета и лишить себя такого ценного помощника. Поэтому ныне мы восстанавливаем его пост в Верховном императорском совете. Однако в целях ограничения его власти мы не намерены восстанавливать его должность в качестве „советника правительства“. Князь Гун, обратите внимание на это и не забывайте позора, который вы навлекли на себя, и своего раскаяния. Отплатите за нашу доброту и проявите надлежащий самоконтроль при исполнении своих обязанностей. Оправдайте наше высокое доверие и выбросьте из головы непростительную подозрительность и опасение».

Противоборство Цыси с великим князем Гуном на этом не закончилось. Под его командованием находилась Новая полевая армия, вооруженная современным оружием и обученная европейской тактике ведения боя. Этот пост усиливал позиции великого князя Гуна при дворе. Цыси решила ослабить его позицию: она перевела в штаб армии своего фаворита Жун Лу, а затем под предлогом повышения в должности освободила великого князя Гуна от командования Новой полевой армией, а вместо него назначила Жун Лу.

В свое время, как уже говорилось, Цыси воспользовалась поддержкой брата покойного императора великого князя Гуна, когда ей угрожали заговорщики. Но это было давно. Теперь Гун склонялся на сторону преданной старым обычаям сорегентши Цыань. Это видела Цыси, и чувство неприязни к князю императорской крови стало заполнять ее сердце.

Зная, что Цыси относится неприязненно к великому князю Гуну и в то же самое время побаивается его, главный евнух Ань Дэхай тоже решил выказать ему дерзость.

Князь столкнулся во дворце с Ань Дэхаем, и последний нагло спросил его:

— Почтенный господин (так евнухи называли князей), хорошо ли мое синее перо (евнухам не разрешалось носить разноцветные перья, они носили только синее)?

Великий князь Гун на это холодно ответил:

— Синее перо красивое, только оно не прикроет твою шею. Сказанные слова означали, что рано или поздно голова Ань Дэхая будет снесена.

Ань Дэхаю было известно, что великий князь Гун любил носить на большом пальце красный перстень с нефритовым камнем. Как-то, обращаясь небрежно к князю, он сказал:

— Мне очень нравится ваш перстень, князь, не смогли бы вы подарить его мне?

Гун был разгневан дерзостью этого человека и с возмущением пресек такое наглое вымогательство.

Но Ань Дэхай на этом не успокоился. Зная, что ни один член императорской фамилии не осмелится отказать в просьбе, исходящей от Цыси, он умолял свою повелительницу попросить князя подарить перстень. На это Цыси ответила:

— Великий князь Гун очень любит этот перстень, поэтому лучше ему не досаждать такой просьбой. Мы имеем во дворце много драгоценностей, в том числе и разнообразные кольца и перстни. Выбери себе то, что тебе по душе, и дело с концом.

И хотя повелительница убеждала преданного слугу отказаться от этой затеи, последний упорствовал на своем. И тогда Цыси, желая удовлетворить прихоть главного евнуха, при встрече с Гуном спросила его:

— Скажите, великий князь, сколько стоит ваш прекрасный перстень?

Гун почтительно поклонился, молча снял перстень с большого пальца и преподнес его Цыси. Она поблагодарила за подарок и удалилась в свои покои. Затем вызвала Ань Дэхая и сказала:

— Вот тебе перстень, о котором ты мечтал, но не показывай его великому князю Гуну и не появляйся с ним в его присутствии.

И хотя просьба Цыси воспринималась во дворе как повеление, Ань Дэхай счел возможным нарушить ее. В один из ближайших дней после разговора с Цыси главный евнух встретился с великим князем Гуном и на виду у всех стал хвастаться перстнем, подаренным ему Цыси. Он хотел унизить великого князя Гуна, потому что все знали, кому принадлежал этот перстень.