Маньчжурские правители Китая
Шрифт:
Как только Цыси узнала от евнухов такое «крамольное» суждение Цзо Цзунтана, ей стало ясно, что старый сановник подозревает ее в смерти сорегентши Цыань. Она решила избавиться от него: он был назначен наместником в город Нанкин.
Неожиданная смерть Цыань вызвала среди придвордных переполох и породила всевозможные версии по поводу того, что произошло в тот памятный вечер, когда Цыань последний раз навестила Цыси. По одной версии, неожиданный визит Цыань застал Цыси врасплох: в ее покоях находился молодой любовник. По другой — Цыань якобы увидела новорожденного младенца Цыси. В связи с этим говорили, что спустя несколько месяцев после смерти императора Сяньфэна главный евнух Ли Ляньин,
Ли Ляньин сделал вывод, что Цыси нужна интимная жизнь, и он решил помочь ей в этом. Провалившийся на государственных экзаменах в Пекине красивый юноша по имени Яо Баошэн зарабатывал на жизнь пением и рассказами в дешевых ресторанах Пекина. Его заприметил главный евнух Ли Ляньин и пригласил во дворец. Здесь Яо Баошэна одели в красивый халат, научили изысканным манерам и элементарным медицинским знаниям. Вскоре Цыси заболела и к ней пригласили знаменитого дворцового врача Фан Шоусиня, но по старости он страдал рассеянностью и поэтому не пользовался ее благосклонностью. Представился удобный случай показать Цыси под видом врача Яо Баошэна. Он пленил своей юной красотой повелительницу Китая.
Узнав о появлении во дворце неизвестного врача Яо Баошэна, Палата императорских лекарей написала протест на имя императрицы-регентши, прося ее отказаться от не ведомого никому доселе врача, который не имеет права лечить такую великую личность, как Цыси. Она быстро устранила это затруднение: назначила Яо Баошэна главным врачом и разрешила ему посещать ее покои в любое время дня и ночи.
Яо Баошэн задерживался в ее личных апартаментах сверх положенного времени: читал ей книжки с любовными историями, рассказывал о слышанных в пекинских ресторанах эротических сценах. Это возбуждало горячую натуру Цыси. Кончилось все это тем, что вдовствующая императрица забеременела. Когда стало неудобно показываться на виду у любопытных глаз, Цыси удалилась на время в личные покои. А чтобы не муссировались слухи, был издан императорский указ: ввиду серьезной болезни она не может присутствовать на Верховном императорском совете и все вопросы до ее выздоровления будет решать Цыань.
Под предлогом серьезной болезни Цыси длительное время находилась в уединении, пытаясь скрыть свою беременность и рождение младенца. Врачи якобы рекомендовали Цыси принимать женское молоко. С этой целью во дворец пригласили нескольких здоровых китаянок. А чтобы избежать контакта с посудой, вдовствующая императрица якобы сосала молоко непосредственно из груди этих китаянок. Но имелось и другое мнение: Цыси никогда не пила женского молока, оно предназначалось не ей, а ее младенцу.
Цыси родила мальчика, и его нужно было во что бы то ни стало удалить из дворца. На сей раз, как говорили, все обошлось благополучно: его отца, Яо Баошэна, снабдив большими деньгами, отправили вместе с сыном в родную провинцию и пригрозили, чтобы он держал язык за зубами.
Если бы раскрылось, что Цыси смешала свою «благородную» маньчжурскую кровь с китайской, ей бы этого не простили. Возможно, боясь разоблачения, она и решила устранить опасного свидетеля — свою сорегентшу.
Цыань похоронили на том месте, где покоились другие императорские жены, в соответствии с ее высоким саном, и Цыси в возрасте 40 лет стала единственной регентшей.
В книге читатель увидит портрет Цыань, нарисованный
Считалось непристойным, если художник рисовал с натуры лицо покойного. Процедура рисования портрета усопшего была чрезвычайно сложной и необычной.
Умирал глава семьи. Его клали в гроб. После этого сыновья и их жены собирались вместе и обсуждали вопрос о том, каким должен быть портрет покойного предка. По этому случаю приглашали художника, который приносил с собой большой альбом, содержащий образцы изображений глаз, уха, носа, подбородка, лба и лица. Художник, приступая к рисованию портрета предков, выслушивал мнение его родственников и прежде всего его старшего сына: они отыскивали в принесенном альбоме соответствующие «части» лика покойного: глаза, нос, уши, лоб и т. п. Художник перерисовывал эти изображения — так воссоздавался лик покойного предка. Дорисовать позу, шляпу, посмертное одеяние, знаки различия было уже не так сложно.
К подобному методу зарисовки покойного предка прибегали все состоятельные семьи. Так же был нарисован и посмертный портрет покойной Цыань: у нее изящное нежное лицо, тонкий нос, маленькие губы, острый подбородок. Ее роскошное одеяние, богатый головной убор, увенчанный сложной наколкой и двумя жемчужными фениксами, выглядели громоздкими на хрупком теле.
Цыси проявила неприязнь к Цыань даже после ее смерти. Свой отказ надеть траурное одеяние и совершить траурный обряд перед гробом покойной она объяснила так: «Цыань была такой же сорегентшей, как и я, почему же я должна совершать челобитье перед ее мертвым телом?». Цыси отказалась даже сопровождать похоронную процессию, как этого требовал этикет.
После исполнения другими положенного ритуала перед гробом покойной Цыси издала указ, в котором говорилось: «По повелению Императора я вынуждена взять на себя обязанности единственной регентши и в будущем заниматься государственными делами».
29 мая 1898 г. скончался великий князь Гун, председатель Верховного императорского совета, обладавший большим влиянием в маньчжурском правительстве. Ему устроили пышные похороны. Гроб с телом поставили в помещение монастыря впредь до предания земле. Спустя более двух месяцев после этого состоялась церемония похорон.
По пути похоронной процессии были расставлены жертвоприношения, построены легкие павильоны из тростника и циновок. В павильонах находились эмблемы воинов, оружие старинных образцов, имитированные золотые и серебряные деньги, сделанные из бумаги изображения слуг, беседок, драконов, мостов, через которые должен будет переходить дух покойного. Все эти эмблемы предавались огню как жертвоприношение различным духам.
Во главе процессии несли на мачте большое красного цвета знамя как указатель пути для духа усопшего, — по убеждению верующих, дух отправлялся в «царство теней», в семью предков. За знаменем вели верблюдов, навьюченных юртами. Верблюды подтверждали принадлежность покойного к кочевникам. За верблюдами гнали табун лошадей — это указывало на то, что покойник владел землями и был богатым человеком. За табуном вели на веревках нескольких охотничьих собак, что должно было означать: покойный был охотником. Наконец, табун оседланных лошадей, за которым следовал отряд всадников, показывал, что покойный был князем и воином.