Маньчжурский кандидат
Шрифт:
— У тебя сегодня был плохой день?
— Да. Вернее, и да, и нет.
Марко сел так неожиданно, словно у него ноги подкосились. Рози опустилась на пол рядом с его креслом — словно танцовщица во время перерыва. Он поглаживал ее шею, слегка рассеянно, но с чувственной нежностью.
— Ты — самое святое, что есть у меня в этом мире, — медленно, проникновенно заговорил он, — поэтому клянусь, положа руку на тебя, что сенатор Джон Айзелин ответит за то, что произошло сегодня. Как? Пока не знаю. Но, начиная с сегодняшнего дня, я буду неустанно думать об этом. Начиная с сегодняшнего дня и всегда, я, майор Марко, буду думать о том, как заставить его заплатить за то, что он сделал сегодня. Скорее всего, убивать его я не стану. Сегодня я понял, что, скорее всего, никогда не стану убийцей.
Рози изумленно глядела на Марко. Его лицо блестело
Некоторое время Рози неотрывно глядела на майора, потом прислонилась головой к его ноге и сидела спокойно, просто слушая.
— Айзелин — отчим Реймонда, — продолжал Марко. — Он сидит в своем офисе на Капитолийском холме. Он самый доступный сенатор из всех, знаешь ли, потому что теперь большинство газет печатаются прямо у него офисе. Сенатор Айзелин очень трепетно относится к Реймонду, потому что, по сути своей, Джонни — настоящий продавец. Реймонду на него наплевать, а недостаток покупательского восхищения предлагаемым продуктом всегда огромный вызов для продавца. На самом деле все, что мне следовало бы сделать, это позвонить Джонни, сказать, что меня послал Реймонд, проникнуть, таким образом, в его офис, запереть дверь и выстрелить ему в голову. Или, может, забить до смерти креслом с железными ножками.
Марко говорил негромко, сквозь стиснутые зубы. Несколько мгновений он обдумывал только что высказанную идею.
— Рози, ты знаешь, что Реймонд награжден Почетной медалью? — Это был практически риторический вопрос. Не отвечая, она просто покачала серебряной головой. — Хотелось бы мне, чтобы ты поняла, что это значит. Но для этого нужно вырасти в армейских гарнизонах, пройти через Академию, а потом еще через пару войн, приобрести вкус к Джорджу Паттону и «Комментариям» Цезаря, и Блюхеру, и Нею, и Молтке, но, слава богу, для тебя это невозможно. Просто поверь, когда я говорю, что человек, награжденный Почетной медалью, в глазах любого солдата — самый лучший, самый достойный, потому что достиг того, к чему стремится каждый военный. Так вот, после того, как Реймонд получил Почетную медаль, у меня начались ночные кошмары. Это было очень скверно. Когда я, слава господу, встретил тебя, они уже довели меня до ручки. На протяжении пяти лет почти каждую ночь мне снилось одно и то же, и, в конце концов, после того, как я совсем замучился с этими кошмарами, у меня возникло предположение, что Реймонд получил медаль не по праву. А ведь я сам поклялся, что он честно заработал ее, и остальные патрульные тоже поклялись в этом. В конце концов кошмары убедили меня в том, что все мы ошибались. Сейчас я уверен, что это русские хотели, чтобы Реймонд получил медаль. Вот он ее и получил. Не знаю, зачем им это понадобилось. Может, если повезет, никогда и не узнаю. Но я офицер, прошедший школу разведки. Я исписал целый блокнот подробностями своих снов — касательно мебели, и одежды, и цвета лица, и дефектов речи, и настила пола. Все это я обсудил с Реймондом. У того возникла идея, что мне следует потребовать военного суда над собой за фальсификацию рапорта и добиться публичного расследования, чтобы враг как минимум решил, что мы знаем больше, чем на самом деле. Сегодня днем эта идея умерла, когда один генерал-лейтенант пустил себе пулю в лоб, потому что лишь таким способом мог заставить Айзелина услышать протест армии против того, что он с нами творит. Я знал этого генерала. Он любил жизнь и мог бы прожить еще немало, но рассматривал этот протест как важное для армии дело и не привык уклоняться от ответственности. — Голос Марко зазвучал холодно. — Так вот, я клянусь, положа руку на тебя, на мою Юджину Роуз, что придет день, когда я, майор Марко, заставлю сенатора Джона Айзелина заплатить за все это, и если понадобится его убить, а я не смогу его убить, значит, я найду того, кто сделает это за меня. — Он на мгновенье закрыл глаза. — В этом доме есть пиво?
Рози принесла пиво; сама она пила дешевый
Прежде чем заговорить снова. Марко выпил банку пива.
— Так или иначе, меня остановили. Прежде чем застрелиться, генерал приказал мне забыть о трибунале, и так тому и быть. Я со своими ужасными снами заморожен внутри огромной глыбы льда, и мне никогда не выбраться оттуда.
— Ты выберешься.
— Нет.
— Выберешься.
— Каким, интересно, образом?
— Помнишь, как я рассказала тебе о том, о чем ни одна женщина в здравом уме не стала бы рассказывать мужчине, с которым только что познакомилась? О том, как я позвонила человеку, с которым была обручена, и отказала ему из-за того, что от тебя исходил запах чистого безумия?
— Я решил, что ты все это придумала, просто ради того, чтобы я поцеловал тебя.
— Этого человека зовут Луи Амджак, хотя, в общем, ты прав.
— Знаешь, я думаю, что тебя неудержимо потянуло ко мне совсем не потому. Не забывай, что, едва увидев тебя, я заплакал, словно маленькая потерянная дворняжка. Такие вещи пробуждают материнский инстинкт.
— Ты когда-нибудь проделывал это с другими женщинами? Запах безумия, конечно, никуда не денешь, но если ты хныкал перед другими женщинами, этого я не вынесу.
— Неважно. Ничего такого не будет после того, как мы поженимся. Ну, так что там Луи Амджак?
— Он агент ФБР. А эти ребята знают свое дело. У меня чисто интуитивное ощущение, что они могут помочь тебе с этим блокнотом… с этим Сонником Храброго Майора.
— Я армейский разведчик, малышка. Мы не выносим свое грязное белье на обозрение ФБР. Представители конкурирующих фирм, как правило, не склонны болтать друг с другом.
— Насколько я поняла, ты былармейским разведчиком. Если ФБР усмотрит в этой проблеме что-то стоящее, тебя возьмут обратно и ты сможешь сам довести дело до конца.
— О господи!
— Разве не стоит попытаться?
— Ну, да, хотя… Не думаю, что Луи Амджак станет помогать мне. В конце концов, ты ведь была его невестой.
— Может, его это и не обрадует, даже наверняка не обрадует. Однако он агент Федерального Бюро Расследований, и если твой случай его заинтересует, все остальное он отметет в сторону.
Да уж, Луи Амджак вовсе не пришел в восторг от перспективы знакомства с майором Марко. Честно говоря, он пришел в ярость. Амджак был высоким, худощавым мужчиной, с влажно блестевшими, словно полными слез глазами. Когда Марко увидел эти глаза в первый раз, его пронзило острое ощущение ревности. Он подумал, что может. Юджина Роуз близорука и, впервые увидев Амджака, решила, будто тот плачет. Картину дополняли красноватая кожа, песочного цвета волосы и веснушки на тыльной стороне рук. Волосы казались мягкими, точно пух; этот человек не смог бы отрастить усы, даже если бы не брился целый год. Челюсть у Амджака была, как у крокодила, и когда он сидел в маленькой, уютной, отделанной в золотых тонах комнате Рози, где на полу лежал ужасный ковер с рисунком в виде больших «кочанов» роз, а на всех стенах, вперемешку с рекламными изображениями старинных пивоварен Северной Европы, висели головы горных козлов, установленные на чем-то вроде кучек грязного пепла, Амджак выглядел так, словно был бы счастлив узнать, что его пригласили сюда исключительно ради того, чтобы откусить Марко правую руку.
Когда он вошел и остановился, с неприязнью глядя на Марко, Юджина Роуз безмятежно сказала:
— Это Бенни Марко, помнишь, я тебе о нем говорила, Луи? Бенни, а это типичный старомодный сыщик из журнала «Черная маска», по имени Луи Амджак.
— Ты заставила меня тащиться сюда под дождем только ради встречи с ним? — спросил Амджак.
— Разве идет дождь? Да, именно ради этого.
— И что я должен сделать? Арестовать его за то, что он выдает себя за офицера?
Марко решил, что вообще-то разумнее было бы предоставить старым друзьям возможность сначала поболтать наедине.
— Как ты относишься к плебейскому виски с содовой, Луи? — спросила Рози.
— Плебейскому? Уверен, твой друг пьет пиво прямо из банки.
— Точно! Вас, парней из ФБР, не обманешь, верно? — сказала Юджина Роуз. — Так ты будешь виски с содовой или нет?
— Угу.
— Что «угу»?
— Да, буду!
— Так-то лучше. Давай сюда пальто. Как твой локоть реагирует на такую погоду? Теперь сядь. Хотя нет. Пойдем лучше со мной на кухню, пока я буду разливать виски. Как твоя мама, уже вернулась из Монреаля?