Мандарины
Шрифт:
— Откуда ты приехал?
Анри сел рядом с ней и обнял ее за плечи:
— Почему ты плачешь?
— Это я виновата! — простонала Надин.
— В чем ты виновата?
— Это я позвонила Венсану. Я звонила из кафе. Только бы никто ничего не слышал!
Анна поспешно добавила:
— Она всего лишь хотела, чтобы Венсан донес на Сезенака полиции.
— Я умоляла его не приезжать, — сказала Надин, — но ничего не могла поделать. Я дождалась его на дороге, я испугалась. Он поклялся мне, что хочет поговорить с Сезенаком, и отослал меня в дом. Много времени спустя он бросил камешки в мое окно и спросил, где твое. Что случилось? — спросила она затравленно.
— Сезенак на дне реки с огромным камнем на шее, — ответил Анри, — его не скоро найдут.
— О Господи! — Надин плакала, от рыданий сотрясалось все ее крепкое тело.
— Сезенак заслуживал пули, ты сама говорила, — сказал Дюбрей. — И я думаю, это лучшее, что с ним могло случиться.
— Он был жив, а теперь он мертв! — вымолвила Надин. — Это так ужасно! Долгое время они безмолвствовали, давая ей выплакаться. Она подняла
голову:
— Что теперь будет?
— Решительно ничего.
— А если его найдут?
— Его не найдут, — ответил Анри.
— Станут беспокоиться о его исчезновении. Кто знает, не сказал ли он своей подружке или приятелям, что поехал сюда? А в деревне никто не заметил твоих передвижений или Венсана? А если рядом с Венсаном находится другой стукач, который обо всем догадается?
— Не волнуйся. Если случится самое худшее, я сумею защититься.
— Ты соучастник убийства.
— Я уверен, что с помощью хорошего адвоката меня оправдают, — сказал Анри.
— Нет, необязательно! — возразила Надин.
Она горько плакала, испытывая мучительные сожаления, приводившие Анри в уныние. Надин вошла в телефонную кабину с досады на своих родителей и на себя, неужели действительно нельзя искоренить в ней упрямую озлобленность, жертвой которой она первая и становилась? Какой несчастной она себя ощущала!
— Тебя на долгие годы посадят в тюрьму! — сказала она.
— Да нет! — успокоил ее Анри. Он взял Надин за руку:
— Пойди отдохни. Ты не спала всю ночь.
— Я не смогу заснуть.
— Ты попытаешься. Я тоже.
Они поднялись по лестнице и вошли в комнату Анри. Надин вытерла глаза и громко высморкалась.
— Ты меня ненавидишь, да?
— Ты с ума сошла! — сказал Анри. — Знаешь, что я думаю? — добавил он. — Что ты сама всех слегка ненавидишь. До других мне нет дела, но меня-то не надо ненавидеть, потому что я люблю тебя, люблю, вбей себе это в голову.
— Ну нет, ты меня не любишь, — возразила Надин. — И ты прав: я недостойна любви.
— Сядь сюда, — сказал Анри. Он сел рядом с ней и положил свою ладонь ей на руку. Ему очень хотелось остаться одному, но он не мог бросить Надин с ее угрызениями совести, он и сам терзался из-за того, что не сумел завоевать ее доверие. — Посмотри на меня.
Она обратила к нему свое несчастное лицо с опухшими глазами, и он порывисто обнял ее. Да, что предпочитаешь всему остальному, то и любишь; к ней он был привязан больше, чем к кому бы то ни было: он любил ее, и надо было убедить ее в этом.
— Ты, правда, думаешь, что я не люблю тебя? Это серьезно? Надин пожала плечами:
— А за что меня любить? Что я тебе даю? Я даже не красива.
— Ах, оставь эти дурацкие комплексы, — сказал Анри. — Ты мне нравишься такой, какая есть. А даешь ты мне себя: это все, чего я прошу, потому что люблю тебя.
Надин опечаленно взглянула на него:
— Очень хотелось бы тебе верить.
— Попробуй.
— Нет, — ответила она. — Я слишком хорошо себя знаю.
— Видишь ли, я тоже тебя знаю.
— Вот именно.
— Я тебя знаю и думаю о тебе только хорошее: так что?
— А то, что ты плохо меня знаешь. Анри рассмеялся:
— Отличный вывод!
— Я плохая! — сказала Надин. — Я все время делаю отвратительные вещи.
— Да нет. Сегодня вечером ты рассердилась, и это понятно. Ты не предвидела, что произойдет. Так перестань терзать себя.
— Ты добрый, — сказала Надин. — Но я этого не заслуживаю. — Она снова заплакала. — Ну почему я такая? Я сама себе противна.
— Ты не права, — ласково сказал Анри.
— Я сама себе противна! — повторила она.
— Не надо, дорогая, — сказал Анри. — Видишь ли, все было бы гораздо лучше, если бы ты не решила, что тебя никто не любит: ты сердишься на людей за их мнимое безразличие, и потому в наказание время от времени ты им лжешь или делаешь какую-нибудь пакость. Но это никогда не заходит слишком далеко и не является порождением черной души. Надин покачала головой:
— Ты не знаешь, на что я способна.
— Прекрасно знаю, — улыбнулся Анри.
— Нет, — произнесла она таким безнадежным тоном, что Анри обнял ее.
— Послушай, — сказал он, — если тебя что-то мучает, лучше скажи мне. После того, как скажешь, это покажется тебе менее ужасным.
— Я не могу, — ответила Надин. — Это отвратительно.
— Не говори, если не хочешь, — сказал Анри. — Но если это то, что я думаю, то все не так страшно.
Надин с тревогой посмотрела на него:
— Что ты думаешь?
— Речь идет об одной вещи, которая касается тебя и меня?