Мангуп
Шрифт:
– Ты только знай, что я ни на мгновение не поверила Елене. С нами, с девчонками, такое бывает. Елена просто влюбилась в тебя, и на миг вообразила что-то невероятное, во что сама и поверила.
Александр кивнул Софии и пошёл в свою комнату, запер за собой дверь, разделся и лёг в постель. В комнате было тепло. Сон не шёл. Александру захотелось, чтобы всё это минуло, чтобы вскочить на коня и умчаться в дождь, в холод и ветер. Чтобы спать не раздеваясь в промёрзшем шатре из волчьих шкур, лишь бы не быть игрушкой, забавой в чьих-то руках, не чувствовать себя без вины виноватым, и не оправдываться в том, чего не совершал. Вдруг, дворец Штефана показался ему чужим, а София, ещё час назад такая желанная, стала частью чьих-то интриг, частью чего-то неприятного и постыдного.
Внезапно, в дверь осторожно постучали. Княжич встал, накинул на себя одеяло, взял в одну руку подсвечник с тремя свечами, в другую обнажённый меч и подошёл к двери.
– Кто?
– Это я,– раздался за дверьми тихий голос.
Дверь была толстой, дубовой, и голос еле слышен. Александр не узнал человека по голосу, лишь понял, что это женщина. Мария? Елена? Или София? Он поставил меч, прислонив его к стене, и отодвинул засов. На пороге с подсвечником в руке стояла София. Она, так же как и Александр, куталась в шерстяное одеяло.
– Ты позволишь своей невесте войти?– спросила девушка, и её голос пресёкся.
– Входи,– сказал он, почувствовав, как вдруг пересохло у него во рту, и сделал шаг назад. Она вошла, закрыла за собой дверь. Александр посмотрел на её ноги, и увидел, что на ней нет обуви, что на ней нет ничего. Только это одеяло, такое же, как и у него, из крашенной овечьей шерсти.
– Я вот пришла. Потому что завтра ты уезжаешь. Потому что ты можешь погибнуть. А мне это надо, чтобы мы были вместе. Иначе я не могу, иначе я потеряю в жизни всё. Я тебя люблю!
Она говорила, а её губы дрожали, щёки алели румянцем возбуждения, и слёзы капали из широко открытых глаз. Он растерялся, протянул руку, пытаясь вытереть ей слёзы, но одеяло соскользнуло с плеч, и он, вдруг, остался абсолютно голым, и сильное смущение, мгновенный стыд плеснули в лицо вскипевшую кровь. Тогда она тоже отпустила своё одеяло, и оно также упало на ковёр, и они стояли друг перед другом в свете мигающих свечей. София подошла к Александру ближе, взяла из его руки подсвечник, и поставила оба подсвечника на столик возле кровати. Потом встала с ним рядом, коснулась его груди двумя твёрдыми сосками, протянула руку, и погладила его лицо, шею, грудь, покрытую тёмными волосами. И он тоже протянул к ней руки, гладил её плечи, талию, касался её груди, её прохладных сосков. И дыхание его становилось всё чаще, а вся сила, вдруг, сконцентрировалась в одном месте, и он ощущал, как она стремится к чему-то вполне определённому. И он уже знал её заветную цель.
Наконец, их тела соприкоснулись. Два голых тела. Два мира, два желания. Он почувствовал её всем телом, ощутил её податливость, понял её трепет и стремление. А она ослабла, подчинилась ему, потому что он – её заветная цель, детские мечты, тайные желания, будущие дети и вся жизнь. Они были словно две струи, два пламени, два луча в тёмном мраке жестокой жизни. Он не думал ни о чём. Не было мыслей в его голове. Тело думало за него. И её тело думало так же. Два умных тела перед слиянием. Две души, перед единством. На мгновение разум вернулся к нему.
– Если я погибну, ведь ты тогда не сможешь выйти замуж.
– Без тебя я не собираюсь ни за кого выходить замуж. Без тебя моим пристанищем станет монастырь.
И тогда он решился. Она лишь слегка поморщилась от боли, а потом подалась ему навстречу, и он ощутил тот край, за которым уже нет ничего, и жизнь заканчивалась, чтобы начаться снова. Смерть и рождение – они рядом. Они и есть бессмертие. Они и есть та цель, к которой стремится всё живое. И безотчётный страх, и тайное желание, и отчаяние, и любовь. Переплетение жизни и смерти. Переплетение тел и судеб, пляска бесконечных волн. А потом одна, гигантская волна, как взрыв, как извержение вулкана, и стон, и смерть в конвульсиях и содроганиях раздавленных тел.
Александр гладил влажное от внезапно пролитых слёз лицо Софии, а она лежала без сознания, и дыхание её почти прервалось. Тогда он забеспокоился, стал дуть ей в лицо, даже немного похлопал по щеке. Она очнулась, чуть приоткрыла один глаз и прошептала:
– Жива!
А он рассмеялся, и ощутил себя абсолютно счастливым, так, как не чувствовал себя ещё никогда, ощутил безумное желание говорить, говорить, словно прорвался в нём всегда дремлющий говорильный вулкан.
– Теперь мы муж и жена. Никакая Церковь уже ничего сделать не сможет: я впервые чувствую себя независимым от Церкви. Мы совершили шаг. Мы совершили грех. Он сладок и приятен. Мне всегда было отвратительно думать, что самое великое таинство в жизни человека должно происходить по соизволению бога, а без бога это, якобы, грех. Зачем нам свидетель? Ведь мы не извращенцы, чтобы любить друг-друга при свидетелях.
София смотрела в потолок, и во взгляде её был морок. Александр подавил свои словесные извержения, лежал рядом, бок обок с Софией, ощущал её тёпло, а потом повернулся к ней, стал смотреть на её тело, гладить пальцем плавные его изгибы, словно рисовал на песке таинственные письмена. И от этих прикосновений она ожила, её дыхание становилось всё глубже, а потом она повернулась к нему лицом и стала ласкать его кончиками пальцев, любуясь рельефными мышцами, гладкой бархатистой кожей, пока новая волна желания не накрыла их своим волшебным покрывалом.
За окнами серело. Наступал первый час нового дня. Они расстались, измученные и абсолютно счастливые.
За завтраком Александр любовался Софией, поражался, что ничто на её совершенном лице не выдавало следов ночи, полной любви. Только щёки её пламенели чуть больше обычного.
После завтрака Александр оделся, попрощался со всеми, обнял Софию и шепнул ей:
– Жди, я обязательно вернусь! Я люблю тебя, и буду любить вечно!
– Я тебя тоже люблю и надеюсь, сегодня ночью был час зачатия нашего ребёнка. Я очень на это надеюсь. Береги себя, теперь ты не один, теперь нас двое, а, может быть, и трое,– прошептала она ему на ухо.
Он сбежал по парадной лестнице дворца вниз, легко вскочил на вороного жеребца, и, в сопровождении небольшого отряда боярина Яцко Худича, умчался в серый промозглый день.
Глава 11. Битва при Васлуе.
Вечером 9 января Александр вместе с сопровождающими прибыл в военный лагерь южнее местечка Васлуй и присоединился к дружине Великого боярина Влайка, дяди Господаря, которому Штефан поручил командовать Малым войском.
На следующий день рано утром Малое регулярное войско стало выстраиваться на пути приближающихся по долине реки Барлад турецких колонн. Слуги Господаря – витязи и профессиональные пехотинцы лефеги перекрыли дорогу. Отдельными отрядами строились дружины – четы Великих бояр. Александр уже был знаком с многими из них, и теперь поклонами приветствовал Збирю, Тэутула – логофета, Фетэ Готкэ, ворника Гояна, комиса Иона Буоряна. С ним тоже раскланивались знакомые бояринаши и куртени.