Манифест новой экономики. Вторая невидимая рука рынка
Шрифт:
По большому счету экономика обладает иммунитетом от упреков в связи с провалами со счастьем, поскольку она ответственна не за него, а за развитие. Если индексы о чем-то и говорят, то, конечно, не о счастье, а об условиях самораскрытия человека, о свободе выбирать и превозмогать обстоятельства, о сложности (насыщенности, разнообразии) жизни. Потому их и называют индексами развития. Судить о работоспособности индексов через субъективное ощущение удовлетворенности, как поступает экономика счастья, можно было бы куда с большими основаниями, если бы люди связывали счастье главным образом с личной свободой. Но подобное видение присуще единицам. Эта пара — свобода и сложность — неразлучна, из-за чего далеко не всякий свободен и счастлив одновременно (равно как не все несвободные несчастливы).
Еще один компромисс неизбежно присутствует в опросах про счастье из-за того, что человеку трудно подытожить свое ощущение от жизни за длительный промежуток времени. Поэтому оценка календарного года будет сильно зависеть от того, на какую из полос — черную или белую — пришелся вопрос. Произвольность в ответы вносит еще и то, что настоящее не цельно, а трехчастно по структуре переживаний. В нем параллельно присутствует и прошлое в виде воспоминаний, и настоящее, как оно
Следующее узкое место связано с тем, что проще что-либо оценить, когда есть, с чем сравнивать, т. е. когда человек соизмеряет несколько сопоставимых актов или периодов кряду. На рекомендательном сайте пользователи ставят оценки фильмам, персонам, отелям, сотовым телефонам и многому другому, и эта вроде бы нехитрая процедура требует сноровки. Оценив несколько десятков или сотен объектов, видишь, что поначалу чему-то завысил оценку, и это нечестно по отношению к другим объектам, которые опробовал позже. К примеру, поставил под впечатлением десятку по 10-балльной шкале, а потом в поле зрения оказалось нечто более достойное, но шкала уже израсходована. Это ровно то, из-за чего судьи в художественных видах спорта придерживают высшие баллы для многообещающих выступлений. (Поскольку люди испытывают потребность заново ранжировать впечатления, им следует предоставить возможность в любой момент пересматривать оценки.) Расстановка по старшинству с помощью многократных попарных сравнений — это рациональная алгоритмическая процедура, которая дает свои результаты, но во время относительно редких опросов о счастье она не срабатывает, поскольку людям по большому счету не с чем сравнивать.
И, наконец, последнее. Опросы о счастье не столь безобидны: вербализовав единожды свою оценку, человек уверует в сказанное, и это становится фактом его существования. Вполне возможно, что привычка россиян хаять все отечественное, — это реакция на вопиюще низкое положение в рейтингах. При всех отягчающих обстоятельствах, опросы о счастье, безусловно, полезны, но как бы их результаты ни расходились с индексами и не дискредитировали их, экономическая политика все равно ориентируется на последние. Правительства склонны гнуть линию (а заодно и свои народы) в угоду стандартам, лишь бы смотреться не хуже других. Хотя, стоит перенастроить измерительную систему, и, возможно, окажется, что жизнь в ряде стран вовсе не так беспросветна, — просто эти государства состязаются по неудобным для них правилам. Это все равно, что вывести стайера на спринтерскую дистанцию и по результатам забега судить о его худшей физической подготовке. Попав в подобное положение, народы могут излишне корить себя, взращивать комплексы неполноценности и даже следовать чуждой им тропой, хотя все дело в правилах подведения итогов. Им бы радоваться своему преимуществу догоняющих, ведь они располагают потенциалом улучшений, который лидеры, возможно, уже подысчерпали, к тому же у них появляется возможность учесть чужие ошибки и срезать углы. В свою очередь и лидерам приходится не сладко: загипнотизированные показателями, они могут крутить и крутить педали, пока не рухнут в изнеможении.
Собственно, неуемное рвение и вылилось в мировой кризис 2008–09 годов. В погоне за приращением качества жизни (отчасти фиктивным) трудовые ресурсы перенапряглись. Часть людей оказалась не способной или не готовой интенсивней работать, чтобы больше потреблять. И тут обнажилась ахиллесова пята новой экономики, сфокусированной на желаниях: в производственный конвейер запущено чересчур много благ — от потребления многих из них человек в одночасье может отказаться. При первом же серьезном сбое происходит отрезвление, и все те миражи, которые покупатели с помощью маркетологов рисовали в своем воображении, вмиг рассеиваются. Становится ясно, что отказ от целого ряда продуктовых наименований не критичен для личного счастья, в особенности если вокруг много примеров бескровного затягивания поясов. И многие срезали потребление, нанеся жестокий удар производителям, работающим в условиях большой инерционности. В первый момент экономические агенты не знают, какую именно часть ассортимента целесообразно сократить и на сколько, из-за этого их охватывает паника. Неясность с планом производства выливается в неясность с рабочими местами и инвестициями. Поскольку непонятно, какие из бизнес-проектов завтра будут ликвидны, эти проекты не начинают, а начатые — замораживают. С этого момента вложенные в них капиталы омертвляются, а кредитные обязательства душат заемщиков. Огромные средства вкладывались в игру на опережение желаний. (Все эти третьи, четвертые дома и домики на побережьях, куда выберешься разве что на неделю-другую в году.) Стоило экономике, рассчитанной на сохранение всех трендов потребления, в одном месте дать сбой (и как только об этом стало широко известно), производители впали в ступор, ведь в новых реалиях бизнес-планы ушли в минус. В итоге общечеловеческий рюкзак желаний, еще вчера вполне транспортабельный, вдруг оказался неподъемным. Баланс между ожидаемой полезностью от воображаемых благ и бешеным трудовым ритмом, которым нужно за них расплатиться, не состыковался. Никакие обычные индексы таких разрывов, конечно, не покажут. Данные опросов о счастье могли бы сигнализировать, что дело неладно. Однако и они не помогли бы определить, откуда исходит угроза.
Кардинального улучшения в прогнозировании можно ждать в том случае, если удастся организовать систематическое измерение уровня удовлетворенности и соответствующим образом настроить индикаторы общественного самочувствия. Это вполне реально, учитывая, что коллаборативные социальные сети буквально в шаге от того, чтобы поставлять необходимые первичные сведения. С их помощью можно перейти от спорадических опросных кампаний, грешащих неточностями, к полноценной рефлексии качества субъективного времени. Большой плюс соцсетей в том, что человек пользуется ими для своих нужд, ему нет дела до наблюдений и предсказаний. Он фиксирует собственный потребительский опыт (напомним, что без этого невозможно получить рекомендации), а в итоге возникают детальные отчеты о его жизнеощущениях. Данные собираются попутно, без каких-либо дополнительных усилий. Субъективная картина благополучия выводится из оценок, накапливающихся в базе, полней и точней, чем с помощью офлайн-опросов. При этом человек не ставится в искусственную ситуацию, когда его суждения деформированы самим фактором опроса. Он вообще не отвечает на вопрос о счастье, а занят совсем другим. Ставит себе оценки так же буднично, как делает покупки. (Покупатели ведь нимало не заботятся о том, что, предъявляя спрос, приводят в движение
Неуловимость субстанции счастья подталкивает к поиску нового языка, способного передавать социокультурную динамику — потребность в этом давно назрела. И пусть читателя не смущает академичность этого вопроса, он имеет прямой выход в повседневную практику, поскольку информированность, знание и понимание — синонимы действия в новой экономике. Необходима измерительная система, способная улавливать тонкие движения в социуме — улавливать в динамике, не огульно (в среднем), а в привязке к конкретному времени, стратам и группам. И нужен адекватный язык описания взамен тому бьющему в бубен популизму, при котором сложная система факторов упрощается до примитивных дилемм, а дальше все действуют методом — кто кого перекричит. Интернет третьего поколения — это та среда, где нет нужды огрублять и упрощать, поскольку здесь возможны замеры качества субъективного времени. Мириады оценок потребительских актов, которые накапливаются в базе и за которыми стоит не что иное, как качество времени, — вот оно искомое сырье для многофакторного динамического анализа! Каждое суждение имеет привязку ко времени, к персоналии и к четко определенному событию. Теперь всякий акт потребления занимает свое место в ряду других актов, совершаемых данным человеком, и всякая оценка может быть проанализирована не сама по себе, а в системе его жизненного опыта. Эта проявленная связанность прежде была практически не доступна для исследователей, и теперь, получив в распоряжение подходящий инструментарий, гуманитарные науки смогут сделать следующий шаг.
2.3. Измерение счастья
Традиционная экономика занимается главным образом борьбой с диспропорцией, нехваткой и неравенством, поскольку они являются причиной многих несчастий. Однако, если с тяготами материального бытия когда-нибудь будет покончено, то, как предрекал Шопенгауэр (и не один он), высвободившееся от борьбы с ними место займет скука. Преодоление этой очередной напасти — в ведении новой экономики. Ее основная забота — занять людей чем-то осмысленным в то время, как острейшие проблемы сняты, а интересные виды активности наперечет (к тому же многие из них далеко не всем подходят, например не все обладают задатками к сочинительству). Как может выглядеть позитивная программа по счастью?
Базовый посыл, из которого я исхожу: глубинное предназначение новой экономики в выстраивании межличностных коммуникаций. (А вовсе не в кознях против homo sapiens, превратившегося в Новое Время в homo oeconomicus, а в наши дни все чаще низводимого до примитивного homo consumericous — по утверждению противников общества потребления, эта метаморфоза происходит в угоду капиталу, нуждающемуся в емкостях для сбыта продукции.) Подлинная миссия новой экономики — создание условий для самораскрытия всех и каждого. Достигается она с помощью строительства клубов, ориентированных на самый разный спрос, и обеспечения их деятельности. Коллаборативная фильтрация способствует и первому, и второму. В то время как новая экономика в основном сконцентрирована на производстве реквизита для клубов, коллаборативная система содействует не только объединению людей в круги, но и налаживанию взаимодействия внутри них. Необходимое условие этого — сбор оценок (суждений) пользователей, на основе которых выявляются единомышленники и рассчитываются рекомендации. Оценки представляют интерес еще в одном: они настолько же характеризуют потребленные продукты, насколько и потребителей. По сути, это две грани суждения о качестве времени, потраченного данным индивидом на потребление данного товара или услуги. Отсюда можно вывести индикаторы счастья: достаточно суммировать оценки проведенного времени разными людьми за некий выбранный период. Благодаря этому коллаборативная система — готовый инструмент для измерений счастья.
Какой смысл ни вкладывай в понятие счастья, отчетливо прослеживается корреляция с положительным переживанием времени. Можно без особых натяжек связывать одно с другим — и в том случае, когда счастье набирается по кусочкам, словно мозаика, и когда оно приходит спонтанно и всеобъемлюще, будто ниспослано свыше. Когда в жизни человека много положительно окрашенных промежутков времени — позади, сейчас и впереди — это признак счастливой судьбы. Очевидно, чем выше доля высоко оцененного времени, и чем меньше — низко, тем счастливее человек. Говоря математически строго, количество счастья — это интеграл качественного времени человека. (Хотя сам человек, в силу ряда причин, может определять этот интеграл с большой погрешностью.) Если бы оценивались все без исключения отрезки жизни, то сумма оценок характеризовала бы счастье во всей полноте. Конечно, пока о стопроцентной полноте данных говорить не приходится (и она в принципе недостижима), но этого и не требуется. Достаточно того, что по мере расширения рекомендательной практики и охвата ею все новых областей, количественные показатели будут накапливаться, и со временем карта субъективной удовлетворенности станет достаточно подробной, чтобы служить практическим целям. В ряде аспектов она уже сейчас вполне кондиционная благодаря миллионам пользователей рекомендательных сайтов, которые систематически ставят оценки просмотренным фильмам, спектаклям, прочитанным книгам и т. п. Тем самым весомая доля их культурной активности документирована, и, чтобы понять, как она влияет на ощущение счастья, остается лишь помножить оценки на продолжительность временных отрезков, которые за ними стоят. Такие расчеты нетрудно произвести, учитывая, что длительность того или иного типа потребления более-менее регламентирована. (Для простоты откинем эффекты последующего переживания/послевкусия.) Так можно «взвесить» долю кинематографа, сценических искусств, музыки, чтения… Положим, человек в течение года посмотрел две сотни фильмов, и пик распределения его оценок пришелся на «8». Из этого можно заключить, что киноиндустрия одарила его примерно тремя сотнями часов весьма качественного, по его собственным меркам, времени. А если из пяти визитов в театр он ни разу не вынес впечатлений выше «пятерки» (что означает «посредственно»), то, значит, понапрасну сжег пятнадцать часов и их следует вычесть из символического дохода. На этом нехитром примере видно, какого рода практическую пользу можно извлечь из наблюдения за оценками. Либо перестать ходить в театр, признав, что в его нынешнем состоянии он тебе не по нраву. Либо более осмотрительно выбирать постановки (в том числе с помощью рекомендательного сервиса).