Манило
Шрифт:
Я уже порядком устал, но морозить задницу на голой земле не хотел, поэтому сгрёб в кучу сухие листья вперемежку с сосновыми иголками и заметил белёсую стопу, кем-то ими присыпанную. Аккуратно расчистил бугорок, раскинув по сторонам полусгнившую растительность, и увидел ноги, до колен прикрытые серой женской юбкой.
Потянуло душком, словно от тушки собаки, провалявшейся в кустах с пару-тройку недель. Из дырки в ткани вылез опарыш, прополз по материи и исчез под листьями. Пролетела, жужжа, муха, уселась на гладко выбритую голень, деловито потёрла лапки и прошмыгнула под юбку.
Несколько минут я понежился
9.
На следующее утро я сварил два яйца, сделал четыре бутерброда и наполнил термос чаем. Сложив провиант в портфель, оделся, закинул его на плечи и вышел из дома. На этот раз на автобусе доехал до ближайшей к лесу остановки и на своих двоих добрался до места. Схоронился в противопожарном рве, вспоровшем поляну поперёк с правого края. Набросал побольше листвы, боком улёгся на неё, подперев рукой подбородок, и стал наблюдать.
Прошёл час, другой, ничего не происходило. Если упырь, как я разумно предположил, пойдёт со стороны города, я останусь незамеченным. Если же я ошибусь и леший понесёт его с противоположного конца леса, то он непременно меня увидит, а я его – нет, потому что буду повёрнут к нему спиной.
Наступил полдень. Я почистил яичко, стрескал его вприкуску с двумя бутиками и запил чаем. Было тихо. Ветер лениво теребил сухую почерневшую за зиму траву, а солнце приятно пригревало сквозь куцые лапы сосен. Полуприкрыв зенки, я посматривал на опушку леса. Часа через пол на поляну выскочил серый заяц. Он порылся в пожелтевших иголках, пошевелил ушами и поскакал дальше, не найдя ничего вкусного.
Впереди каркнула ворона, слетела с дерева и унеслась в чащу, бойко махая крыльями. Через несколько секунд я заприметил высокого блондина плотного телосложения, который шагал с окраины города. На нем были надеты серые брюки и цивильное тёмно-зелёное пальто.
Дойдя до поляны, он приблизился к куче листьев, под которой было закурковано тело. Блондин опустился на колени, смахнул с трупа камуфляж, снял пальто, бросил его под ноги и вынул из кармана упаковку гандонов. Я скатился на дно рва и на четвереньках пополз вдоль него. Метров через 100 вылез из траншеи, доплёлся до чащобы, через которую пробирался блондин по пути на поляну, и примостился на ствол поваленного дерева.
Спустя примерно 20 минут появился упырь. Он ломился в город, переступая через упавшие ветки деревьев. Не повышая голоса, я произнёс:
– Ну ты и больной ублюдок.
Блондин услышал, остановился как вкопанный и, хмурясь, уставился на меня.
– Да не напрягайся, все мы не без греха, – добавил я.
Он подрулил к бревну, на котором я расположился, опустился на него и представился:
– Мишаня.
Я пожал ему лапу и ответил:
– Юра.
Так завязалась наша дружба.
10.
Я сразу догадался, что у Мишани не вставал на живых баб. Иначе какой смысл гатить трупешниц? Он брезговал рыскать по рандомным могилам, поэтому у него не оставалось иного выхода, кроме как наладить собственное производство мертвецов. Проблема заключалась в том, что жмуры быстро приходили в негодность. Они начинали вонять, покрывались прозрачной жгучей слизью, вздувались, чернели, в них заводились опарыши и свора другой малоприятной нечисти.
По натуре Мишаня был гуманным человеком и оттого охотился не чаще одного раза за сезон, то есть реже, чем любой другой мало-мальски крупный хищник. Он бахвалился, что за пятнадцатилетнюю карьеру упыря снял больше 80 скальпов. Но по моим незатейливым подсчётам выходило, что на его счету было максимум 60 женщин. Мишаня объяснял эту несостыковку проблесками удачи. Иногда в его клешни попадало две, а то и три девчонки за раз. В эти редкие случаи он устраивал групповуху или порол их по очереди, воображая себя счастливым шведом или султаном с небольшим гаремом наложниц.
Мишаня водил «Форд» «Транзит» и жил на Отрожке в частном одноэтажном доме с большим садом, в котором росли яблони, сливы, вишни и абрикосы. Во дворе стоял гараж, оплетённый сбоку виноградной лозой, за ним находились беседка и баня, срубленная из толстых сосновых брёвен. Мишаня любил от души попариться холодными зимними вечерами, но в тёплую погоду печку не топил, предпочитая мыться в душевой кабинке, установленной в хате.
Имея склонность к экспериментам, Мишаня старался продлить срок годности трупов, но потерпел фиаско. Морозильная камера не помогла. Жмуры теряли кондицию уже после пятой разморозки. Тела становились бесформенными и трансформировались в зловонную желеобразную массу. Бальзамический раствор обладал как преимуществами, так и недостатками. С одной стороны, формалин предотвращал разложение плоти и отпугивал насекомых, а с другой – через некоторое время начинал испускать вместо сладковатого запаха режущие глаза миазмы и помаленьку вытекать из всех щелей.
Чтобы облегчить себе жизнь, Мишаня отказался от инноваций в пользу разумной, по моему мнению, тактики. Весной и осенью, когда было прохладно, он ныкал тела в лесу и периодически наведывался к ним для любовных утех. Как только жмуры окончательно протухали, он прикапывал их, не отходя от кассы. Летом и зимой Мишаня складировал покойниц в кладовке и потом хоронил их в саду под деревьями. Он хвастался, что благодаря такой подкормке практически каждый год собирает рекордные урожаи фруктов и продаёт излишки соседям.
Мишаня держал интернет-магазин электроники и неофициально взял меня к себе на работу переводчиком и копирайтером на достойную по местным меркам зарплату. Я уволился со стройки и стал колотить бабло, не отрывая задницы от кресла. На досуге мы готовили на природе шашлыки, рыбачили, прибухивали в барах, смотрели UFC и катали шары в боулинге. Одним словом, вели добропорядочную жизнь. Но близилось лето, а это значило, что скоро Мишаня снова пойдёт вразнос.
11.
Как-то раз в пятницу вечером после майских праздников ко мне заскочил Мишаня и позвал покататься. Мы доехали до набережной, завернули в переулок и припарковались напротив стоявшего на перекрёстке трёхэтажного дома из красного кирпича с огромными разноцветными витражами, черепичной крышей бардового цвета и остроконечными башенками, одна из которых была увенчана флюгером в форме парусника, застывшего на фоне неторопливо проплывавших по небу облаков. Здание было огорожено высоким, под три метра, забором. Перед ним зеленели тщательно подстриженные светло-зелёные кустики. Конкретный замок.