Мания страсти
Шрифт:
«Дао — не — значит — быть, быть — не — значит — небытие».
Что делает вещи, не правда ли, куда более ясными.
Я могу сказать: «Святой распределяет утверждение и отрицание, плывя по течению неба. Это называется амбивалентной действительностью». Но я совершенно исчерпал смысл китайского:
«Вот — почему — святой — человек — составлять — это — при — помощи — утверждения — и — отрицания — и — плыть.
Тогда — небесное — течение: это — называться — двойственностью».
Не убеждает. Здесь, на Западе, лучше оставить для себя эту логическую утонченность. Она производит дурное впечатление, механизм под названием Леймарше-Финансье здесь вовсе не для того, чтобы колебаться перед «дважды два четыре», и не для того, чтобы оспаривать принцип подлинности. Каждому свой номер, своя карта, свой файл, свои пальцевые и генетические отпечатки,
Подвожу итог:
«Вейс, Дора: сорок лет, адвокат, француженка голландского происхождения, вдова известного французского кардиолога, некогда связанного с кружками сюрреалистов. Мать восемнадцатилетней дочери, студентки биологического факультета. Госпожа Вейс с некоторых пор тесно связана с господином X., двадцати восьми лет, французом, корректором одного научного издательства, но имеющим, похоже, изрядные литературные амбиции. Последний довольно часто видится с неким Франсуа В., тридцати трех лет, французом, без определенных занятий и места жительства, известного своей революционной деятельностью. Они оба, будучи личностями асоциальными, не принадлежащими ни к одной из официально зарегистрированных организаций, недавно, один за другим, совершили путешествие в Китай. Необходим надзор».
«Люди, знающие госпожу Дору Вейс, описывают ее как молодую красивую женщину, весьма энергичную, очень талантливого адвоката. С некоторых пор она, похоже, представляет китайские интересы как во Франции, так и в Соединенных Штатах. Ее часто видят в сопровождении некоего молодого француза без определенных занятий, который представляется писателем, но не обладает никакой известностью в соответствующих кругах. Покойный супруг госпожи Вейс был известным кардиологом, а также страстным коллекционером редких изданий. По некоторым источникам, ее нынешний молодой спутник якобы являлся членом некоей группы артистического авангарда, имеющей подрывные цели во Франции и Италии, однако данный факт еще подлежит выяснению. Недавно побывал в Китае, мотивы неизвестны, во всяком случае, не туристическая поездка. Политические замыслы? Вероятно. Наркотики? Возможно. Требуется дополнительная информация».
«Согласно вашему требованию о конфиденциальной информации, касающейся господина X., писателя французской национальности, и сопровождающей его особы, госпожи Доры Вейс, адвоката, также по национальности француженки, имеем уточнить, что эти двое путешествовали по нашей территории исключительно частным образом и не входили ни в прямые, ни в косвенные контакты с нашим Иностранным Отделом.
За Генерального Секретаря, господина Ли, мадемуазель Люо, Пекин».
Великая китайская классика «Книга Пути и Истины» начинается так:
«Подлинный Путь — не есть Путь неизменный, Подлинные Пределы — не суть Пределы неизменные».Итак, следует ли предположить, что Путь (Дао) изменчив, переменчив, непостоянен? Если это так, то не стоило и называть его так. Предметы и явления изменяются, превращаются в собственную противоположность, становятся совсем другими, но ведь тот факт, что предмет есть предмет, он-то, этот факт, предметом не является и, следовательно, остается неизменен. Я говорю мания страсти, потому что напрасно я менялся, прогрессировал, эволюционировал, соскальзывал, отступал, худел, набирал вес, старел, молодел, останавливался, вновь пускался в путь, в сущности, я всегда следовал этой страстной маниакальности. Я испытываю сильное желание сказать, что это она живет мной, умирает мной, использует меня, формирует, покидает меня, забирает вновь, катит меня по дороге. Я ее забываю, вспоминаю о ней, я доверяю ей, она прокладывает дорогу сквозь меня. Я являюсь собой, лишь когда она — это я. Она обволакивает меня, покидает, советует мне, отказывается от меня, уходит, возвращается. Я рыбка, плавающая в ее воде, одно имя среди сонма ее имен. Она позволила мне родиться, она знает, как заставить меня умереть.
Я плыву, она плавает вокруг меня. Я сплю, она возле меня бодрствует. Бодрствую я, и ее сон наставляет меня. Я говорю, она замолкает, слушает. Замолкаю я и знаю, что она говорит на своем языке, дарованном ею и впитанном ею. Я пишу, она читает. Я читаю, а она тут же обдумывает, что может быть написано еще. Я устаю, она ни минуты не сидит на месте. Я размышляю, подсчитываю, а она отвлекается, растворяется в воздухе. Я испытываю страх, она невозмутима. Я спокоен, а она взрывается, как петарда. Я радуюсь, она страдает. Я страдаю, она счастлива. Я шагаю на солнце, она погружается в непроглядную тьму. Я открываю глаза в черноту, она растянулась под слепящим солнцем. Я спокойно смотрю на море, она погружена в кошмарные видения. Для меня сейчас зима, для нее весна. Я сажусь в самолет, она купается. Я на послеполуденном пляже во Франции, она утром в лифте какого-то нью-йоркского небоскреба.
Я сознательно смешиваю Дао и Дору. Как если бы она пришла подержать меня на этом китайском Пути, ну и обратное утверждение верно уже по определению. Музыка понимает это лучше, чем мы. «If music be the food of love, play on…» Помнишь этот «Вечер королей», который мы смотрели с Кларой в Лондоне? «Двенадцатая ночь» Шекспира, или «Что угодно…», «What you Will»… Еще один раз он поставил свое имя, Will, перед своим произведением… «Любовь питают музыкой; играйте» [12] … Это первые слова пьесы… Их напевает Клара в парке Святого Джеймса… А затем возникают весьма странные видения Виолы, Оливии… Но пусть сначала говорит Орсино, герцог Иллирийский, Шекспир или сам Моцарт:
12
Здесь и далее цитаты из пьесы У. Шекспира «Двенадцатая ночь» даны в переводах М. Лозинского.
Ох уж этот цветистый язык Ренессанса… Есть более точные вещи, которые необходимо произнести, в них нет ничего слабеющего, томного (даже заросли фиалок-виолетт здесь не помеха)… Что интересовало меня во время спектакля, так это твоя руки, и ничего больше. Твоя левая рука, потому что ты сидела справа от меня, а справа от тебя — Клара, а рядом с ней ее китайская подруга госпожа Чан. Ты взяла руку Клары во время знаменитого диалога Оливии и Виолы, переодетой в Сезарио (Шекспир развлекается вовсю), явившегося (явившейся) свидетельствовать о любви герцога к Оливии, которая тут же влюбляется в этого прекрасного юношу-посланника (которого изображает юная девица с почти таким же именем, как и у нее). Действительно, эта пьеса создана, словно специально, для нас четверых. Это пьеса озаренная, сдержанная, идеально выстроенная. Она заканчивается смешной и пронзительной песенкой шута по имени Фесте, «А ведь дождь, он хлещет каждый день». Это очень веселая и очень грустная комедия. Помню, как мы молчали, выйдя на жаркую улицу, как спешно разошлись спать каждый в свою комнату… «Вечер королей» называется также «Двенадцатой ночью»… Двенадцатый час, двенадцатая ночь Богоявления, напоминание о Сатурналиях… What you Will… Кто вы, Will? Кто ты? Что вы хотите… Или хотели бы… В полночь… Как тебе понравится… Такт за тактом…
Мне нравятся Виола, Оливия, Розалинда. Последняя в «Как вам это понравится», произнеся с алчной и очаровательной дерзостью, что «время — это старый судья» (да нет же, напротив, это прекрасная адвокатесса), восклицает: «Сестра, сестренка, милая сестричка, если бы ты знала, как я погружаюсь в любовь, но у любви моей неисследованное дно, как в Португальском заливе…»
Останемся в этом Португальском заливе… Помолимся, чтобы мирная ночь стала могилой, где спит боль (теперь говорит Перикл). «Я не что иное, как вершина дерева, защищающего и охраняющего корни, которые его питают…»