Мания страсти
Шрифт:
Пруст наугад открывает свой старый том Шекспира. Попадает на «Троила и Крессиду»: «Умны, искусны и отважны греки, И хитростью, и храбростью сильны» [14] . Звонит колокол. Много колоколов. Пруста знобит. Кричат десятки чаек.
Как только корабль причаливает возле большого блестящего дуба морского вокзала, Пруст выходит на набережную, садится на террасе кафе, заказывает стаканчик порто, быстро просматривает газеты, ненадолго останавливаясь взглядом на финансовых приложениях, совершенно игнорируя страницы, посвященные литературе. Достает сотовый телефон, звонит своему банкиру, затем вновь поднимается на борт и засыпает в своей каюте. Венеция, ладно, допустим, мы сюда еще вернемся.
14
Перевод Т. Гнедич.
В это самое время Центральное объединение Леймарше-Финансье во Всемирном Финансовом Центре весьма озабочено функционированием своей системы, неожиданно вышедшей из-под контроля. Вне всякого сомнения, новости из России впечатляют, настоящая невидимая стена, за которой все пропадает.
Итак, кампания начинается. Концепцию отыскать нетрудно: «Франция — страна самодостаточная, помешанная на своей особости». Говоря иными словами: нечто вроде белого волка или черной овцы в глазах остального мира (мир это, естественно, ВФЦ), как это показывает замкнутость населения на самом себе, убожество ее элиты (кроме, разумеется, элиты ВФЦ), ничтожность ее творцов или ее писателей, а в целом — стремительный и необратимый упадок. Французы слишком французские — вот что надо повторять и повторять. Месье француз, сделайте еще одно усилие, чтобы перестать быть таким французским. Иначе окончательный крах, экономический спад, изоляция, безработица, а вскоре и нищета, бунт, всплеск расизма и фашизма, возрождение сталинизма, Народный фронт, Террор, Зимний Велодром, Дранси [15] , автобусы в ночи, продовольственные карточки, очереди у булочных, смятение, хаос, испытания. Прислушайтесь же к нашим просвещенным инженерам, пророчествам экономистов. Французы, вы аутичны. Вот элегантная классификация, импортированная напрямую, при посредничестве ВФЦ, из эпохи советской пропаганды. Немного психиатрии, чтобы дать определение социальным маргиналам (некоторые, представьте себе, до сих пор курят в своих кабинетах), лишней не окажется. Вот пример: мой сосед шизофреник, он пишет целыми днями напролет. Или вот еще: мой муж параноик, он считает, будто я слишком много трачу на свои туалеты. Или вот: мой любовник страдает фобией, он трахает меня без энтузиазма. Эта собака аутична: она поднимает лапу медленно, и при этом у нее блуждающий взгляд. Какой-нибудь даоист Древнего мира казался аутичным очередному Советнику Принца (который приказывал иногда, чтобы ему нашли какого-нибудь аутиста в горах, чтобы попытаться излечить того от его меланхолии). Аутисты с глупым упорством, свойственным душевнобольным, сами творят свои несчастья, даже не подозревая об этом. Ибо может ли быть большее несчастье, чем опоздать на социальное зрелище? Не пойти в кино? Рассеянно смотреть телевизор? Замолчать? Ничего не делать? Быть безразличным к жизни других? Что касается господина и госпожи Лежан, они, вне всякого сомнения, счастливы и вполне соответствуют духу времени. Младшие Лежаны просто очаровательны. Мадемуазель Лежан успешно делает карьеру, она помолвлена с Полем Лежаном, многообещающий молодой человек, студент факультета политических наук, темноволосый, спортивный, трудолюбивый. Это должно наладиться, а если вдруг что-нибудь и разладится, найдется еще какой-нибудь Лежан, чтобы приладить кусочки. Вы говорите, господин Лежан оставил с носом свою жену и детишек и отбыл с некоей девицей Лежан? Я-то вообще думал, что он гомосексуалист, страдает от отсутствия выхода, тайный член реабилитационного клуба гей-Лежан. К счастью, Лежан-сын образует весьма симпатичную и устойчивую чету со своим приятелем Лежаном. Они просто очаровательны, напоминают мне моих родителей в молодости.
15
Дранси — небольшой городок к северу от Парижа. В 1941–1944 гг. там находился лагерь для заключенных евреев, откуда формировались эшелоны в Освенцим.
Кампания ВФЦ в ее части «Франция» протекает, впрочем, сразу во многих направлениях. С одной стороны, настаивают на архаичности, пороках, всеобщем дряхлении, на них показывают пальцем, и следует признать, что картина вырисовывается довольно непривлекательная. С другой — поощряют и побуждают к тому, чтобы все продолжалось в том же духе и проявлялось еще отчетливее, дабы феномен стал еще более очевиден и тем более достоин осуждения. ВФЦ тайком субсидирует всякого рода протестные организации и (еще больше, разумеется) их, зачастую довольно жестокие, средства агитационной пропаганды. Следует разоблачать, следует раздражать. Следует негодовать, следует заботиться. Слева от меня все, что волнуется, жаждет, пылает и поглощено саморазрушением; справа — все, что сопротивляется, критикует, сдерживает, взывает к гуманизму. С того самого момента, как проект приобретает коллективный статус, — милости просим, некий Лежан может обожать свое семейство или же быть законченным тираном, не важно. Одна и та же финансовая группа (этап на пути к вершине под названием «Леймарше-Финансье») может одновременно публиковать и романы, пропитанные розовой водичкой и отличающиеся безукоризненной моралью, и истерические манифесты, призывающие к бурным выступлениям. Например:
«Мы больше не можем продолжать нести свои книги, как безукоризненной формы яйца, в тиши кабинетов-бункеров, спасающих нас от бомб, эпидемий, природных катаклизмов и средств массовой информации. Мы боевые радары, сейсмографы, чутко прислушивающиеся к ближайшим толчкам, и более того, вне всякого сомнения, отныне сами наши книги надлежит рассматривать, как бомбы, катаклизмы, вирусы, и точно так же, вне всякого сомнения, отныне нам надлежит раз и навсегда взять на себя роль Зорро, ту самую роль, в которой милосердные души, пропитанные идеями гуманизма, хотят видеть нас так давно, а еще, без сомнения, надлежит смириться, независимо от душевного состояния, с первоначальным предназначением искусства, выступить против человека и, в свою очередь, без сомнения, надлежит стать террористами».
Конечно, поначалу пробирает дрожь. Но довольно быстро успокаиваешься, замечая, что автор бросил быстрый взгляд на Центральную: надлежит повторяется здесь четыре раза. В самом деле, надлежит — это меньшее, что может быть сказано.
Или еще:
«Наши мозги — синхротроны в ожидании какой-нибудь зрелищной коллизии, откуда бьет пучок частиц и проецируется на экран нашего сознания, бомбардируемого информацией».
Или еще похлеще:
«Мы решили не дожидаться присуждения нам Нобелевской премии, чтобы начать объясняться при помощи динамита. И если говорить уж совсем искренне, то мы, скорее, нацелены на премию Оппенгеймера. Науки, технологии, геополитика, криминальная социологии, психопатология, религиозные феномены, реклама, сексуальные проблемы, нам не чужда никакая область человеческой деятельности… Наше искусство, если от него еще хоть что-то осталось, должно породниться с молекулярной биохимией, которая расшифровывает и соединяет гены, необходимые для создания окончательного Франкенштейна, иными словами, мы должны поместить литературу, и вообще Мир, на стол для анатомического препарирования, в трубку нашего ускорителя частиц, и безотлагательно приступать к эксперименту, начав с внимательного изучения нанесенного таким образом ущерба».
Бум!
Резолюция одного из отделов ВФЦ: «Активное начало необходимо поощрить. Искренность, чувство единства, амбиции, характер. Идея „окончательного Франкенштейна“ заслуживает подробного изучения. С другой стороны, автор восхваляет франкоязычную литературу в противовес французской. Абсолютно в нашем духе».
Разумеется, взрывоопасный проект «Франкенштейн», равно как и другие проекты, озаглавленные «Глубокая депрессия», «Генетическая мутация» или «Метафизическая завершенность», имеют смысл, лишь если они произрастают на почве проповедования, поскольку терроризм, как всем это известно, является лучшим пропагандистом семейной инертности. Все уравновешено, все взаимосвязано, ужасы влекут за собой страх, который расчищает дорогу конформизму. Мерзость и безнадежная вульгарность возрождают добрые чувства, термодинамика трепетно охраняет свои законы, сообщающиеся сосуды тоже. Плохая литература рождалась нередко на основе добрых чувств, но в сотню раз чаще — на основе злых. Изнанка и лицевая сторона пришли, наконец, к соглашению, Добро и Зло признались в том, что они союзники. Матерый извращенец разрыдается при виде несчастья и поруганной добродетели, плодовитый автор порнографических книжонок станет читать наизусть стихи, убийца будет читать мораль одному из своих подчиненных. Цель останется прежней: заодно вызвать чувство вины у как можно большего числа человекоподобных, показать им, что они достойны, чтобы к ним относились как к собаке, как к падали, не преминув при этом золотить пилюли, поминая Бога, Детство, Невинность, Жертвенность, Смерть. Также имеет смысл настаивать на том обстоятельстве, что лучше смириться, довольствоваться тем, что есть, другой путь ведет к опустошению. Могло быть и хуже: вот любимая присказка Мафии. Может произойти несчастный случай, никогда не знаешь, а так вы под защитой. Взгляните на эту образцовую прачечную, ее владельцы отказались от помощи, вот она и взорвалась. Ваши детишки — само очарование, лучше, если они будут в безопасности. Ну же, на вас лежит какая-то вина, я читаю ваши мысли, вашего последнего сновидения достаточно, чтобы вас уличить, ваши сексуальные проблемы настолько постыдны, что даже словами выразить невозможно. Я чувствую, что вы жаждете покоя, умиротворенности, но мы сейчас живем в таком жестоком, безжалостном мире. Вот, извольте убедиться, несколько недавних публикаций:
«Я трахаю ее в задницу, это получается само собой, скользит легко и свободно. Она просовывает два пальца в свою вагину, я ощущаю их своим членом через тонкую мембрану».
Или вот:
«Она берет мой член в руку и, постанывая, быстро кладет его прямо себе на живот, в то время как под моей тяжестью раскрываются края слишком узенького отверстия».
Или вот:
«Может быть, именно здесь я перестал реагировать, когда меня насилуют, бьют, когда, избив меня до полусмерти, приходят трахнуть меня в рот, потому что желание овладеть мной неистово, нестерпимо, и мужчина не может противиться искушению кончить в мой мальчишеский рот».
Или вот:
«Ощущенье удушья, тошнота, рвота, колиты, бессонница, кризисы, стремление к самоубийству».
Или вот:
«Меня вырвало, до сих пор во рту этот привкус, снаружи на моих трусах налипли волоски, причем не мои. Я была слишком переполнена спермой, чтобы вспомнить, сколько раз они принимались за дело…»
Или вот:
«В другой день, будучи у приятеля, я блевал в сортире, я чувствовал, как темная жидкость бьется струей о мое небо, изливается на мой язык, прежде чем извергнуться на оранжевую эмаль».