Манолито-очкарик (др.перевод)
Шрифт:
заниматься этим такому пожилому человеку, как Вы.
Думаю, это был удобный для меня случай сказать, что это сделал я, но дедуля меня
опередил:
– Дамы и господа, – произнес дедуля голосом умирающего. Так говорят актеры в фильмах,
когда умирают. – Думаю, я вот-вот потеряю сознание, у меня кружится голова.
Мама подхватила деда под руки, и они вдвоем вошли в квартиру. Соседи молчали, не
зная, что сказать друг другу. Луиса, которой всегда нужно было растопить
– Это от недостатка кровоснабжения мозга. Мой дед тоже начал делать глупости от
недостатка кровоснабжения, а через три с половиной месяца помер.
Теперь зарыдал я. Луиса обняла меня и прижала к себе, вытирая мне слезы руками. Ее
руки пахли чесноком. В доме Луисы всё едят с чесноком, вплоть до десерта. Я видел это своими собственными очками.
Тот, с четвертого этажа не знал, куда ему деться, потому что теперь все считали, что
плохо кричать на деда с недостаточным кровоснабжением.
Из квартиры вышла мама, высвободила меня из рук Луисы и обняла. Руки моей мамы
пахли средством “Прил-лимон”, которое используется у нас дома для посудомоечной машины.
– Я не хотела, чтобы кто-нибудь это знал, – сказала мама, – но… у моего отца старческое
слабоумие, поэтому он и разрисовал лестницу, потеряв голову. Мы заплатим, сколько нужно.
– Никоим образом, – сказала Луиса, – в конце концов, эти полосы никому не мешают.
Нужно быть милосердными по отношению к несчастным старичкам, которые скоро покинут нашу планету Земля.
У меня появились чертики в глазах – узнать, что твой дед – сумасшедший старик,
которому жить-то осталось всего три с половиной месяца – это слишком жестоко для такого внука, как я.
Все попрощались с нами довольно уныло, выразив нам соболезнования. Тот, с четвертого
этажа, сразу превратился в убийцу стариков и ушел к себе в квартиру, а мы вернулись к себе.
Я стоял в уголке и смотрел, что делал дедуля. Он спокойно размачивал черствый пончик в стакане с молоком.
Ему всегда нравилось все черствое, ну, хлеб там или булки, чтобы размачивать их в
молоке с сахаром. Он называет это “забавной похлебкой”. Мой бедненький дедуля вдруг показался мне таким странным: он был не совсем нормальным, потому что всегда предпочитал черствые булки, позавчерашний хлеб и всегда искал в холодильнике остатки вчерашней еды. Мама всегда говорит: “В моем доме никогда не выбрасывают еду в мусорное ведро, дед берет это на себя. Его можно использовать в качестве помойки”.
Мне очень-очень жаль, что дедуля сумасшедший, правда. Мне жалко и страшно – а вдруг
он нападет на меня вечером, в сумерках? Наступил вечер, а потом и ночь. Все так нелегко, когда ты должен ложиться спать с сумасшедшим дедом, но для всех это не имело никакого значения. Отец, как всегда, ворчал из-за ужина:
– Опять свекольная ботва, опять подножный корм. Каталина, ты хочешь меня убить? Ну,
надоело же!
Дуралей, как всегда, смеялся над глупостями деда, не понимая, что это были не простые
дурачества, а помешательство из-за недостаточного кровоснабжения мозга. Когда мама мыла мне ноги перед тем, как уложить спать, я спросил ее, могу ли я спать с Дуралеем.
– Сынок, какая муха тебя укусила? Ты никогда не хотел ложиться с ним. Нам пришлось
остеклить балкон, чтобы вы с дедом могли находиться там, а теперь ты говоришь мне, что хочешь спать с братом. Ты рехнулся.
– А безумие передается по наследству?
– А ты считаешь меня сумасшедшей?
– Не тебя, я сказал про деда.
– Ах, вот оно что, – сказала мама, загадочно смеясь. Ее смех звучал, как колокольчик.
Вот и наступил момент истины. Мы с дедулей закрылись в комнате, как закрывались
всегда по вечерам с включенным радио.
– Манолито, паренек, иди-ка сюда, погрей мне ноги, – позвал меня дедуля и дал двадцать
пять песет для моей свиньи, как и всегда. Я лег в его кровать. Вот ты был бы таким храбрым, чтобы отказать сумасшедшему с недостатком кровоснабжения? Когда ноги деда согрелись, он вздохнул и сказал то же, что и всегда перед сном:
– Какое облегчение, совсем другое дело.
Но, сегодня дедуля продолжил разговор:
– Сначала меня чуть не хватил удар, когда мужик с четвертого этажа открыл дверь и
застукал, как я разрисовываю полосы на стенах его лестничной площадки, а потом меня осенило, и я сказал, что у меня кружится голова, а уже потом сказал твоей матери о старческом слабоумии. Но ты же не скажешь, что мы все поступили плохо, Манолито?
Значит, мама соврала, дедуля прикинулся сумасшедшим, соседи проглотили эту сказку, а
я… я тоже поверил. Бывали случаи, когда я был глупее, чем казалось на первый взгляд.
– Так значит, ты не сумасшедший, и не умрешь через три с половиной месяца?
– Конечно, нет. Я измызгался, но мозг у меня чист, как у младенца.
Вот это денек выдался. Запас моих слез иссяк, и я надеялся, что завтра не произойдет
ничего плохого, и мне не доведется совершить никакого преступления. Но, одно мне было ясно – иногда я не понимал, почему я делал какие-то вещи.
– Дедуля, – спросил я, – я не понимаю, зачем я это сделал? Ну, разрисовал стены лестницы
фломастерами.
Тогда дедуля мне ответил, что человек не всегда понимает, зачем он делает то, или