Мантык, охотник на львов
Шрифт:
Хозяинъ гаража, полный, бритый французъ въ большихъ очкахъ въ черной роговой оправ недоврчиво посмотрлъ на четырнадцатилтняго Абрама и сказалъ, что мальчикъ слишкомъ малъ и ему не справиться съ машиной. Коля перевелъ слова хозяина Мантыку. Абрамъ усмхнулся, подошелъ къ грузовику, подперъ широкимъ плечомъ подъ кузовъ машины и приподнялъ ее.
— Знай нашихъ! Уральскихъ казаковъ!
– Ca va [6] ), — воскликнулъ изумленный французъ.
— Ладно, — пробурчалъ сквозь зубы Абрамъ. — Я то совсмъ не сова, а ты, брать, на филина очень даже похожъ!
6
Идетъ!
Абрама
Два года уже служили они у одного и того-же хозяина. Абрама полюбили за его живой, веселый нравъ и честность Ему хозяинъ доврялъ самые цнные, самые дорогіе грузы и зналъ, что Абрамъ доставить все въ цлости, все аккуратно получитъ и никогда не потеряетъ, или не просчитаетъ ни одного сантима. [7]
Дружба Мантыковъ съ Ладогиными не прекратилась, но, напротивъ, окрпла. Галинка горячо привязалась къ ддушк и къ веселому, проворному Абраму, который когда-то, въ тяжкіе дни ухода изъ Россіи няньчилъ ее на пароход, а теперь баловалъ чмъ только могъ, Коля нашелъ въ Абрам добраго, сильнаго друга. Въ воскресные досуги вмст бродили они по чужому Парижу, Абрамъ учился у Коли французскому языку, а Коля слушалъ разсказы Мантыка о его дтств въ глухой уральской станиц, о ловл осетровъ, о скачк по степи на крпкой киргизской лошадк.
7
Французская монета. Сто сантимовъ — одинъ франкъ. Одинъ франкъ стоилъ до войны 35 копекъ.
Но больше всего любили Галинка и Коля разсказы ддушки Мантыка о старой Россіи, о жизни въ Туркестан, о Скобелевскихъ походахъ по песчанымъ пустынямъ, объ охотахъ на тигровъ.
Тогда, будто раздвигались стны тснаго номера отеля «Селектъ», стихалъ немолчный шумъ и гулъ парижскихъ улицъ, иное небо разстилалось за окномъ, небо глубокое, синее и знойное, съ неистово пекущимъ солнцемъ и видлась старая, великая Императорская Россія. Какъ продвигалась она за казаками въ песчаныя пустыни центральной Азіи, какъ несла свтъ христіанской любви полудикимъ туркменамъ, киргизамъ и сартамъ, какъ научала любить блыя рубахи туркестанскихъ стрлковъ и казаковъ и ихъ великаго, таинственнаго, Благо Царя.
И любимйшими разсказами были разсказы про дда ддушки Мантыка, знаменитаго охотника на тигровъ, уральскаго казака Мантыка.
— Вотъ и они, — закричала Галинка, прислушиваясь къ шагамъ на лстниц. — Слышишь, Коля, ддушка Селиверстъ Селиверстовичъ покашливаетъ.
Въ дверь постучали.
— Идите! идите! ддушка! — крикнула Галинка.
Въ опрятномъ сромъ пиджак, въ рубашк съ мягкимъ воротничкомъ, старый Мантыкъ былъ очень хорошъ. Сдая красивая бородка закрывала вырзъ пиджака. Усы нависли надъ губами. Блые волосы были еще густы и аккуратно расчесаны на дв стороны. Темные глаза блестли изъ густыхъ рсницъ, и весь ддушка былъ благостный, сіяющій. Онъ напомнилъ Галинк лики иконъ. Такіе же, должно быть, были Русскіе святые, о комъ разсказывала мама: св. Николай Чудотворецъ, св. Сергій Радонежскій, св. Серафимъ Саровскій, св. Митрофаній Воронежский — такіе же тихіе, добрые и ласковые, съ сдыми Русскими бородами, въ сдыхъ усахъ.
Абрамъ былъ въ синей шофферской блуз и непромокаемомъ пальто. Онъ не усплъ переодться посл работы и только тщательно помылся. Онъ снялъ пальто, сложилъ его и положилъ въ углу. Селиверстъ Селиверстовичъ досталъ изъ подъ полы пиджака свертокъ и подалъ Кол.
— Конфектовъ барышн нельзя, а мамаша сказала фруктовъ можно немного, — сказалъ онъ.
— Ддушка! Зачмъ такое баловство! — совсмъ какъ взрослая, сказала Галинка.
— Чайку, Селиверстъ
— Спасибо, Коля.
Ддушка слъ на стулъ у окна, Абрамъ услся по турецки на полъ, рядомъ съ нимъ устроился Коля, на стул подл Галинки положили груши, принесенныя Селиверстомъ Селиверстовичемъ. Ддушка выпилъ чашку чая и протянулъ ее Кол. Коля налилъ вторую. Ддушка, какъ вс степняки, любилъ чай.
— Ддушка, — сказала просительно Галина, — разскажите намъ еще разъ про стараго Мантыка. Какъ онъ погибъ на тринадцатомъ тигр.
Галинка не разъ уже слышала этотъ разсказъ, и ей всегда казалось страннымъ, что Мантыкъ, ддушкинъ ддъ, погибъ на тринадцатомъ тигр. Не на двнадцатомъ и не на четырнадцатому а именно на тринадцатомъ. Будто и правда, тринадцатое число не хорошее, не счастливое число: — «чортова дюжина».
— Да, кубыть, я уже это разсказывалъ, — поглаживая бороду широкою ладонью, склзалъ Селиверстъ Селиверстовичъ.
— Ддушка, ну, миленькій, еще разъ. Я же теперь больная… Мн надо немного разсяться.
Селиверстъ Селиверстовичъ улыбнулся, и обими ладонями, по восточному, провелъ по лицу и по бород. Галинка любила этотъ ддушкинъ жестъ — медленный и важный, и вмст съ тмъ нривтливый. Ддушка ей объяснилъ, что такъ длаютъ мусульмане, чтобы показать, что они довольны хозяиномъ, сыты и благодушны.
— Только, ддушка, пожалуйста, съ самаго начала, съ перваго тигра, какъ все было въ Сыръ-Дарьинской пустын.
— Ну, инъ быть по твоему. Погасите-ка, хлопцы, электричество. Такъ ладне будетъ.
Сначала стало совсмъ темно. Потомъ въ окно тихо вошелъ свтъ: — отсвты городскихъ огней. И стало казаться тихо. Галинка не слышала городского шума. Въ сумраке, скрадывавшемъ углы, чуть намчались фигуры брата и Абрама, и Галинк казалось, что они сидятъ не на полу въ гостинничномъ номер отеля «Селектъ», а на пестрыхъ, цвточныхъ коврахъ въ киргизской круглой юрт, сложенной изъ кошмъ, что тамъ въ углу блестятъ не краны умывальника, а поблескиваетъ мдный мангалъ съ дымными угольями, пахнущими ладаномъ и что за тонкимъ завсомъ верблюжьей кошмы ихъ стережетъ безкрайняя азіатская пустыня. [8]
8
Юрта постройка изъ войлочныхъ кусковъ, круглая, какую ставить себ кочевые киргизы. Кошма — войлокъ, свалянный изъ верблюжьей шерсти, почти въ палецъ толщиной. Мангалъ — мдный тазъ, куда кладутъ раскаленные уголья.
Въ темномъ неб тихо мигаютъ безчисленныя звзды. И гд то таинственно шумитъ и что-то шепчетъ высокій, густой камышъ, обступившій широкой, въ семь верстъ, полосою, медленно текущую и плещущую желтыми волнами рку Сыръ-Дарью.
Тамъ бродилъ знаменитый уральскій казакъ — Мантыкъ, охотникъ на тигровъ.
Знаменитый…
Галинка то знаетъ!.. Ей мамочка разсказывала, и въ школ учили про Геркулеса. Героя древности, что руками разодралъ пасть Немейскаго льва. И мама открытку показывала Петергофскаго фонтана «Геркулесъ». Ужасъ, какой сильный былъ Геркулесъ. Но то, когда было!
Еще Коля читалъ книжку про Жерара, французскаго охотника на львовъ. Онъ съ прекрасными англійскими ружьями, изъ засады, охотился въ Африк на львовъ. Его тоже, какъ Мантыка, растерзалъ, однажды, левъ. Сколько книгъ про него написали!
Про Мантыка писали немного. А онъ ходилъ одинъ на одинъ на тигровъ, которые страшне льва. Ходилъ съ простой Тульской двустволкой, заряжающейся съ дула, съ ножемъ на пояс. Ходилъ, и, какъ Геркулесъ, руками душилъ тигровъ…
И жутко, и страшно, и радостно было слушать Галинк эти разсказы Селиверста Селиверстовича про русскаго казака — уральца Мантыка, что былъ похрабре Жерара, и такой же сильный, какъ Геркулесъ!..