Мантык, охотник на львов
Шрифт:
Я разсказываю вамъ долго — это были секунды. Тигръ шелохнулся. Приподнялъ голову. Мантыкъ выстрлилъ, какъ всегда, изъ обоихъ стволовъ сразу… но… прицлъ ли былъ неправильно взятъ, или дрогнула рука Мантыка, зарядъ, какъ потомъ разсмотрли, попалъ не въ голову и пасть тигра, а въ грудь, пониже шеи. Ничтожныя для тигра раны!… Онъ сдлалъ могучій прыжокъ и со страшнымъ ревомъ опрокинулъ и подмялъ подъ себя Мантыка.
На выстрлъ и на ревъ прибжали охотники. Мантыкъ не растерялся. Лежа подъ тигромъ, онъ ухватилъ его за заднія ноги и перебросилъ черезъ себя. Силища была у человка подлинно Геркулесовская! Въ тигр потомъ оказалось безъ малаго десять пудовъ! Тигръ снова бросился на Мантыка.
— Гибну, братцы, — крикнуть Мантыкъ изъ
Тигръ съ ревомъ мялъ и грызъ лицо Мантыку. Солдаты и казакъ стояли, струсивъ, опшивъ, совершенно растерявшись. Наконецъ, казакъ Ранневъ подскочилъ и въ упоръ выстрдилъ тигру въ лобъ. Тигръ оставилъ Мантыка и обратился на Раннева. Онъ подмялъ казака подъ себя.
Мантыкъ, съ головы до ногъ залитый кровью, крикнулъ солдатамъ:
— Колите жъ его, братцы… Онъ уже не страшный.
Солдаты всадили въ тигра прилаженные къ ружьямъ ножи. Тигръ издохъ на Раннев, и тотъ выползъ изъ-подъ него совершенно невредимый.
Молча и неподвижно лежалъ на земл окровавленный Мантыкъ. Бедренная кость правой ноги у него была раздроблена, правое плечо такъ измято, что обратилось въ какую-то массу мелкихъ костей и обрывковъ мяса, залитыхъ густою кровью. Кожа на голов была мстами содрана. Но Мантыкъ былъ живъ. Ни однимъ стономъ онъ не показалъ, какъ онъ страдалъ. Онъ слдилъ глазами за охотниками. Когда он увидлъ, что Ранневъ выползъ изъ-подъ звря, а тотъ лежитъ неподвижный, онъ спокойно спросилъ:
— Убили его?
Получивъ утвердительный отвтъ, Мантыкъ вздохнулъ и тихо сказалъ:
— Ну, везите меня теперь на фортъ…. Видно пришелъ конецъ и Мантыку.
Не мало времени прошло, пока доскакали солдаты до форта, разсказали о происшедшемъ, и съ форта прислали за Мантыкомъ комендантскій тарантасъ. Мантыкъ все это время лежалъ молча, спокойно ожидая своей участи. Его уложили бережно въ тарантасъ и отвезли на фортъ. Генералъ Дебу отнесся къ нему по-отечески: лучине врачи были вызваны съ линіи, [17] чтобы лчить Мантыка. Все было напрасно. Черезъ пять дней, въ полномъ сознаніи, ясно и кротко, скончался Мантыкъ — истребитель тигровъ.
17
Наши войска подавались вглубь Средней Азіи, строя рядъ укрпленій-городовъ, которые и составляли линію. Отсюда жизнь въ приграничной полос назывались жизнью «на линіи», а войска — Линейными, т. е. приграничными, идущими впередъ. Потомъ при Государ Имьератор Никола II ихъ назвали Стрлковыми.
Геркулесу равный!.. Соперникъ Жерара!
VI
МЕЧТЫ
Всегда посл такихъ разсказовъ стараго Селиверста Селиверстовича Абрамъ оставался у Коли. Они устраивались за занавской, на постели Коли. Галинка скоро засыпала, а они сидли вдвоемъ подл зажженной свчи и больше молчали. Имъ не надо было говорить. Они одинаково думали. Разбуженный разсказами ддушки неясныя вставали мечты.
Занавска казалась полами палатки, или брезентомъ на пароход, или, можетъ быть, даже парусомъ. За нею была безбрежная пустыня и тихо, что-то нашептывая, шуршали камыши. Тамъ бродили тигры. Въ палатк сидли: — Абрамъ Мантыкъ, знаменитый охотникъ, и его другъ, неутомимый изслдователь — Коля Ладогинъ.
Или — кругомъ было море. Безбрежный океанъ катилъ съ грознымъ плескомъ синіе валы и блилъ ихъ шипящей пной. Они били въ носъ корабля и солеными брызгами освжали лица мореплавателей, страдающихъ отъ зноя.
За свою молодую жизнь они повидали много. Были они и въ мор. Но какъ? Некогда было смотрть и любоваться на море, некогда было наблюдать, какъ неслись подл парохода тупорылые блобрюхіе дельфины, какъ прыгали изъ воды и исчезали въ голубой волн. Переполненный людьми пароходъ жилъ тревожною,
Призоветъ ихъ къ себ ддушка, поставитъ передъ собою и говорить:
— А ты старому-то услужи… Видишь, ему не дотолкаться до кипятку. Возьми у него чайничекъ-то, да нацди, чай завари и угости. Сказано въ Писаніи: «предъ лицомъ сдого возстани и почти лицо старче и да убоишися Господа Бога Твоего»!..
Коля бжалъ помогать старику, а Селиверстъ Селиверстовичъ уже наставлялъ Мантыка.
— Видишь, Абрамъ, барынл возится, блье стираетъ. Поди, помоги ей. Гд ей одной, она непривычная. Развшивай ей пеленки-то.
Такъ моталъ малышей Селиверстъ Селиверстовичъ по пароходу цлый день. Не до моря было. Да и впечатлній было много. Кругомъ молодежь. Съ ними шелъ Алексевскій полкъ. Вечеромъ соберутся на бак въ желтыхъ, прожженныхъ шинеляхъ, бравые, смлые, завьется тамъ псня — какъ не послушать! Абрамъ и Коля уже тамъ. Слушаютъ, запоминаютъ слова, напвъ, подпваютъ сами….
Обрывки воспоминаній, картины только что расписанныя Селиверстомъ Селиверстовичемъ, неясныя мечты, будто колдовскіе сны на яву, овладвали обоими мальчиками, когда такъ сидли они на Колиной постели, ожидая Наталью Георгіевну. Въ эти тихіе ночные часы одинъ скажетъ другому:
— Помнишь?
А другой уже знаетъ о чемъ сказано это «помнишь»? — прямо отвтитъ на мысль.
Коля опустилъ голову и чуть слышно, подъ сурдинку, шепоткомъ, заплъ «Алексевскую» псню: [18]
— «Пусть свищутъ пули, пусть льетсй кровь,Пусть смерть несутъ гранаты!Мы смло двинемся впередъ,Мы — Русскіе солдаты!»— Помнишь, Мантыкъ? Абрамъ продолжалъ, вторя Кол:
— «Въ насъ кровь отцовъ — богатырейИ дло наше право,Сумемъ честьМы отстоятьИль умереть со славой…»18
Эта псня, собственно составлена во время Русско-Японской войны 1904-05 годовъ, когда ее сочинилъ и положилъ на музыку одинъ Кубанскій казакъ, но особенно она стала извстна въ Добровольческой Арміи въ Алексевскомъ полку, почему и получила названіе «Алексевской».
— Мантыкъ, мой папа убить въ бояхъ на Бзур. Мама разсказывала: — онъ всталъ передъ сеоими солдатами… Кругомъ неслись гранаты. Нмецъ одолвалъ своею артиллеріей. Онъ сказалъ:-«впередъ, родные! За Царя и за Россію»… И упалъ, пронзенный пятью пулями изъ пулемета… Когда его хоронили солдаты. — Они плакали… Никто не знаетъ, гд его могила. Тамъ… На Бзур… Въ Польш… но онъ видитъ насъ… Мантыкъ, ты умешь стрлять, Какъ твой праддъ?
— Я, — прошепталъ Абрамъ, — я каждый разъ, какъ ярмарка, упражняюсь въ тир. Везд… И на плясъ д'Итали, и на плясъ де ля Бастій, и на плясъ де ля Репюбликъ, [19] какъ поставятъ балаганы, карусели и тиры для стрльбы — я тамъ. Я никогда не промахнусь… У меня глазъ, какъ у ддушки… И рука… Я мечтаю…
19
Большія площади Парижа, гд устраиваются народныя гулянья.