Манускрипт дьявола
Шрифт:
Сергей позвонил, когда Илюшин разговаривал с Алексеем Баренцевым.
– Соседи ничего не слышали – деловито сказал Бабкин, – но ее видели дети из соседнего дома. Куликова выходила из подъезда в сопровождении двух мужчин. Они говорят, что ее силком посадили в машину темно-синего цвета, но марку ребятишки не разглядели.
– Во сколько это было?
– Приблизительно в два, точнее никто из них сказать не может.
– Достаточно и этого. Почему ты уверен, что это была именно Куликова? Может быть, они видели другую
– Уверен. Она помогала раскрашивать детскую площадку в соседнем дворе, дети запомнили ее как тетеньку, которая рисует крылатых бегемотов. Да и описывают они ее верно.
– Как выглядели мужчины?
– Дети стояли далеко и не разглядели. Похоже, оба средних лет, русские. Больше ничего. Даже цвет волос не могут назвать.
– Ясно. Что еще?
– Снимки я сделал, сейчас с оперативником поговорю – и к тебе.
Илюшин убрал телефон, постоял в задумчивости и вернулся в комнату, где ждал Баренцев.
Это был крепкий белобрысый парень, старательно пытавшийся казаться проще, чем есть на самом деле. Вид его словно говорил о том, что вот он весь как на ладони: незамысловатый Иванушка-дурачок. Разве что не сидит на печи, а своими руками кует себе счастье. Макар и прежде наблюдал похожий типаж и знал, что эта маска надета не для общения с ним, а используется повседневно – для удобства. С дурачка какой спрос?
Почти ничего нового из разговора с Баренцевым Макар не вынес, и это его сердило. Друг молодой женщины должен знать о ней куда больше, чем ее отец. Но Баренцев либо не знал, либо что-то скрывал.
В то же время он казался не на шутку обеспокоенным исчезновением Наташи. О том, что парень серьезно отнесся к произошедшему, говорила и поспешность, с которой он появился у Илюшина.
– Честно – сразу все дела бросил, к тебе рванул, – говорил он, поглядывая на Макара прищуренными голубыми глазами. – Может, чем помогу. Я не знаю – ты, может, не думаешь, что нужно тревогу вот так сразу бить… Но Тоха не могла бы уйти и отцу не позвонить. Она знает, как он над ней трясется.
– У нее умерла мать, верно?
– В аварии разбилась, когда Тошке всего четыре года было. Аркадий Ильич один ее воспитывал, даже бабушек-дедушек у них не было. У нас в школе Тошку некоторые считали странной, говорили, что она с прибабахом. Посмотрел бы я на них, если б они без матери остались в четыре-то года!
– Кто мог желать ей зла? – спросил Илюшин. – Знаешь таких людей?
Баренцев отрицательно качнул головой:
– Тошка – она безвредная. Маленькая, умная и смешная. Никому не вредит, гадостей не делает. Мужиков у знакомых теток не отбивает. У таких людей врагов нет.
«У таких людей врагов нет, – повторил про себя Илюшин. – А кто тогда были те двое, посадившие ее в темно-синюю машину?»
Вопрос за вопросом – друзья, знакомые, любовные связи, работа… Баренцев отвечал коротко, иногда надолго задумываясь, но в его ответах не было ничего, за что Макар мог бы зацепиться. У Илюшина сложилось впечатление, что парень не так часто общался с пропавшей, чтобы быть осведомленным обо всех сторонах
Вспомнив о нем, Макар тут же задал вопрос Баренцеву. Тот помрачнел:
– У Макса телефон не отвечает. Я ему первым делом позвонил после разговора с Аркадием Ильичом. Не нравится мне это…
– Почему? Где он сейчас?
– Отправился в дальнее Подмосковье… черт, как его… название забыл! Кажется, Шаболино. У него там очередной клад.
– Что значит «очередной клад»? – насторожился Илюшин.
– А вы не знаете? У Макса хобби такое – клады искать. С детства еще пошло. Вам, наверное, с его отцом поговорить надо – в смысле, с отчимом, дядей Борей. Он лучше меня об этом знает. Или с дядей Сашей – это его родной дядюшка. Правда, у Макса с ним отношения не так, чтобы очень… Но Александр Сергеевич мужик головастый, может, чего подскажет. Да, и не обращайте внимания, если он на вас букой станет смотреть. Дядя Саша – директор местного интерната для трудных подростков. Сами понимаете – профессиональная деформация, штука такая…
Вернувшийся Бабкин сбросил в прихожей куртку, протопал в гостиную и выложил на стол фотоаппарат.
– Отснято в лучшем виде. А во всем остальном – полный швах.
– В каком смысле?
Сергей плюхнулся в любимое синее кресло Илюшина, игнорируя негодующий взгляд Макара.
– Я говорил с оперативником, который работает по этому делу. Нормальный попался парень, вменяемый. Он мне кое-что рассказал. Так вот, промахнулся я с предположением о камерах. Оказывается, их нет ни в подъезде, ни на доме – нигде! Дом старый, район еще старее, прогресс до них пока не дошел. Ближайшая камера висит на перекрестке, но там есть объездная дорога, не попадающая в поле видимости, и по ней, очевидно, машина и уехала.
– То есть данных с этой камеры нет, – протянул Макар.
– Есть, но темно-синей машины не видно. На всякий случай этот опер, Вадим, отрабатывает и другие темные машины, но за три часа их проехало от силы штук двадцать, не больше. А то и меньше. В общем, записей нет, отпечатков нет, свидетелей нормальных – нет… Повезло тем, кто увел Куликову. А что у тебя?
– На редкость малосодержательный у меня вышел разговор, – с досадой сказал Илюшин. – Разве что появилась новая информация о втором друге пропавшей, Арефьеве.
Он повторил напарнику рассказ Алексея, и Сергей присвистнул:
– Ну и компания у них подобралась! Одна бьется над шифрами, другой ищет клады… Боюсь даже предполагать, чем занимается третий их приятель. Баренцев, да? Исследует в одиночку северные моря?
– У него все прозаичнее: небольшой бизнес. Продает спортивное питание.
– А-а, ясно. Слушай, давай у него купим пару банок! Они здоровенные бывают, по десять кило.
– Для какой цели?
– Тебя откормим. Ты на этом порошке будешь расти как на дрожжах!