Манускрипт всевластия
Шрифт:
— Не спеши. Время у нас есть.
— Вампиры, — только и успела я вымолвить до того, как он закрыл мне рот поцелуем.
Полог постели оставался задернутым, когда вошла Марта. Она с красноречивым стуком поставила на стол свой поднос и бросила в огонь два полена, как шотландский метатель шеста. Мэтью выглянул, отметил, что утро прекрасное, и сказал, что я умираю с голоду.
Марта разразилась длинной речью на окситанском и вышла, напевая какую-то песенку. Мэтью отказался перевести
Когда я принялась за еду, он пожаловался, что ему скучно. В глазах у него при этом мерцал подозрительно озорной огонек.
— Поедем верхом после завтрака, — предложила я, запив яичницу обжигающим чаем. — Работа подождет.
— Не поможет, — проурчал Мэтью.
Помог ему в итоге поцелуйный сеанс. У меня распухли губы, и я много чего узнала об устройстве собственной нервной системы, но тут Мэтью согласился ехать.
Он отправился одеваться, я — в душ. Марта пришла за подносом, и я, заплетая косу, посвятила ее в свои планы. Она выпучила глаза, однако согласилась отправить на конюшню сандвичи и бутылку воды — пусть Жорж уложит их в седельную сумку Ракасы.
Оставалось только уведомить Мэтью.
Он работал на компьютере, напевая какой-то мотивчик и одновременно набирая сообщения на мобильнике.
— Ну наконец, — ухмыльнулся он. — Я уж собирался доставать тебя из воды.
От нахлынувшего желания у меня ослабли коленки. Сознание, что мои последующие слова неминуемо сотрут улыбку с его лица, делало чувства еще острее.
«Пожалуйста, пусть все будет хорошо», — мысленно помолилась я, кладя руки ему на плечи. Мэтью прислонился к моей груди запрокинутой головой и приказал с улыбкой:
— Целуй.
Я повиновалась без задней мысли, изумляясь пониманию между нами. Совсем не так, как в книгах и фильмах, где любовь изображается как сплошная напряженка. Любовь к Мэтью гораздо больше напоминала прибытие в порт, чем отплытие в шторм.
— Как это у тебя получается? Мне кажется, что я знаю тебя целую вечность.
Он стал закрывать свои многочисленные программы, а я впивала его пряный запах и приглаживала ему волосы.
— Знаешь, это очень приятно, — сказал он, подставляя мне голову.
Самое время все испортить. Я уперлась подбородком в его плечо.
— Возьми меня на охоту.
— Это не смешно, — отрезал он, весь напружинившись.
— А я и не смеюсь. — Он попытался стряхнуть меня, но я устояла — смотреть ему в глаза у меня не хватало смелости. — Так надо, Мэтью. Ты должен убедиться, что можешь мне доверять.
Он вскочил, и мне поневоле пришлось отцепиться. Его рука легла туда, где раньше висел ковчежец — недобрый знак.
— Вампиры не берут теплокровных на охоту, Диана.
Опять
— Неправда. Ты охотился вместе с Хэмишем.
— Это другое дело. Я давно его знаю и не сплю с ним в одной постели. — Мэтью, отвернувшись от меня, смотрел на книжные полки.
Я медленно шагнула к нему.
— Со мной можно охотиться точно так же, как с Хэмишем.
— Нет. — Его мышцы рельефно обрисовались под свитером.
— Я уже ездила. С Изабо.
В комнате стояла полная тишина. Мэтью, сделав одиночный вдох, дернул плечом. Я приблизилась к нему еще на один шаг.
— Нет, — остановил он. — Не подходи ко мне, когда я сердит.
Напомнив себе, что сегодня не он командует, я подошла еще ближе. Теперь ему некуда было деться от моего запаха и от стука моего сердца, которое билось ничуть не чаще обычного.
— Злить тебя не входило в мои намерения.
— Я злюсь не на тебя, а вот матери придется ответить. Она веками испытывала мое терпение, но брать тебя на охоту — просто из рук вон.
— Она спрашивала, не хочу ли я вернуться домой.
— Она не должна была тебе этого предлагать! — рявкнул он, повернувшись ко мне лицом. — Вампиры на охоте не владеют собой — плохо владеют. На мать, когда она чует кровь, уж точно нельзя полагаться. Если бы ветер донес до нее твой запах, она бы, не раздумывая, кинулась на тебя.
Он реагировал более негативно, чем я ожидала. Ну что ж — коготок увяз, всей птичке пропасть.
— Твоя мать действовала в твоих интересах. Я не понимала, на что иду, и ее это беспокоило. Ты сделал бы то же самое для Люка.
Снова молчание — глубокое, продолжительное.
— Она не имела права рассказывать тебе о Люке. Он был мой, не ее. — Он говорил тихо, но такой злобы я еще не слышала в его голосе. Глазами он нашел на полке деревянную башенку.
— Твой — и Бланки, — так же тихо сказала я.
— Историю вампира не вправе рассказывать никто, кроме него самого. Мы, может, с тобой и преступники, но мать за последние дни тоже нарушила пару законов. — Он снова потрогал отсутствующий ковчежец.
Я преодолела короткое расстояние между нами спокойно и уверенно — как со зверем, способным броситься на меня и тут же пожалеть о содеянном. Подошла и взяла его за руки.
— Изабо и о твоем отце рассказала. Назвала мне все твои имена, любимые и нелюбимые. Свои тоже. Я не совсем понимаю, почему это так важно, но первой встречной она бы не стала этого говорить. Сказала, как тебя создала. Песня, остановившая мою колдовскую воду, была та самая, которую она пела тебе в твоем вампирском младенчестве. — «Когда ты пожирал все на своем пути», — мысленно добавила я.