Манюня
Шрифт:
– А я попросила, чтобы меня больше не заставляли играть на скрипке,- вздохнула Манька,- и ещё попросила много игрушек и длинное платье. Ну и по мелочи.
– А чего по мелочи?- навострили мы ушки.
– Не скажу, а то будете смеяться.
– Ну пожалуйста!
– Нет,- упёрлась Манька,- лучше пусть Нарка расскажет, чего она попросила.
– Я попросила мир во всём мире,- надулась от гордости я.
– А себе?
– А себе ничего.
– Ну и дура,- фыркнула сестра.
– Сама ты дура,- обиделась я и полезла в драку. Но с Каринкой драться было бесполезно. Каринка оглушила меня одной левой, и оставила умирать на кровати.
– Ну зачем ты к ней полезла?- зашептала мне на ухо Манька,- жить тебе надоело?
– Наверно,- вздохнула я.
С утра мы первым делом побежали проверять, забрал Дед Мороз письма или нет. Конвертов на подоконнике не было.
– Ура, будет у меня собачья упряжка,- захлопала в ладоши Каринка.
– Какая собачья упряжка?- поперхнулся чаем папа.
– Такая. Большие сани и двенадцать собак. Или восемнадцать. Я буду на ней по городу разъезжать.
– Чтобы получить в подарок упряжку, нужно себя хорошо вести. А как ты себя в этом году вела?
– Отвратительно,- запрыгала Каринка вокруг стола,- но если Дед Мороз подарит мне упряжку, я навсегда стану хорошей девочкой. Клянусь!
– Ты хотя бы один день попробуй вести себя хорошо,- вздохнула мама.
– А вот увидите! Я сегодня буду вести себя очень хорошо, как Мальвина,- обещала сестра.
– Охохо,- покачал головой папа.
Каринка тем временем намазала хлеб маслом, положила сверху кусочек сыра, потом щедро полила бутерброд мёдом и откусила большой кусок.
– Никогда больше не делайте себе такие бутерброды,- выплюнула она хлеб на тарелку,- мёд с солёным сыром совсем не сочетаются!
Сразу после завтрака мы собрались погулять во дворе. Мама дала нам денег и попросила купить в магазине пачку поваренной соли. Когда мы, укутанные по самые брови, вышли из подъезда, то первым делом заметили Рубика из сорок восьмой квартиры. Рубик был заклятым врагом моей сестры. Она третировала его пуще остальных мальчиков и сживала со свету что есть мочи. Дело в том, что прошлым летом Рубик внезапно забыл, ЧЬЯ я сестра, и кинул в меня камнем. Угодил прямо в переносицу, и превратил мой и без того немаленький нос в ещё более выдающийся.
– Он об этом горько пожалеет,- поклялась сестра на моём залепленном пластырем профиле. И с тех пор, где бы ни появлялся Рубик, следом из воздуха материализовалась сестра и устраивала ему взбучку. Вот и сейчас, увидев своего заклятого врага, Каринка мигом сделала боевую стойку.
– Девчонки, вы идите в магазин, а мне с ним разобраться надо,- дёрнула она подбородком в сторону побледневшего Рубика и двинулась вразвалочку к нему.
– Ты же обещала сегодня быть хорошей девочкой,- напомнили мы ей.
– Вот щас разберусь с ним, а дальше буду вести себя как Мальвина,- бросила через плечо Каринка.
– Всё, ему не жить,- вздохнула Манька.
Нам очень хотелось понаблюдать за короткой и мучительной Рубиковой смертью, но надо было идти за солью, и мы поплелись в магазин.
Когда минут через двадцать мы вернулись домой, то застали на пороге нашей квартиры небольшую делегацию. Во главе делегации гневно клокотала колченогая тётя Сирун из тринадцатой квартиры. «Сирун» в переводе с армянского означает «красивая». Я не знаю, о чём думали родители тёти Сирун, когда называли дочку таким именем. Потому что на примере тёти Сирун можно было наглядно объяснять школьникам, что такое антоним.
Тётя Сирун была безнадёжно, бескомпромиссно некрасива. И даже уродлива. Это была невысокая, очень худая женщина с отчаянно косящим правым глазом, огромным носом, плоским лицом и практически безгубым ртом. Ко всему прочему у неё были огненно-рыжие, вьющиеся мелким бесом волосы и бакенбарды.
За неимением личной жизни, тётя Сирун вела активную общественную. Вот и сейчас она собрала небольшую, готовую к несанкционированному митингу толпу в двадцать человек и привела её к нашим дверям.
– Надя,- тянула маму за руку тётя Сирун,- ты посмотри, что наделала твоя дочка, пойдём, полюбуйся.
– Которая из них?- пыталась выиграть время мама.
На самом деле мама, конечно же, знала, КОТОРАЯ из её дочерей способна за столь короткий срок навлечь на себя гнев толпы.
– Кто же ещё, как ни негодница Каринэ?- сверкнула разнокалиберными очами тётя Сирун,- это же не девочка, а мировой катаклизм!
Делать было нечего, мама накинула пальто на плечи, и мы пошли смотреть, чего такого ужасного натворила Каринка. Оказалось, за те пятнадцать минут, что нас не было, сестра успела покалечить Рубика, а потом где-то раздобыла сломанный веник и, обмакивая его в лужу с подтаявшим снегом, забрызгала грязью свежепобеленные стены соседнего подъезда аж до третьего этажа. Она бы и до пятого дошла, но на её топот вышла тётя Сирун и спугнула сестру. Каринка убежала, а тётя Сирун пошла вниз, звоня в каждую квартиру и призывая всех соседей пойти и разобраться с дочерью стоматолога из двадцать восьмой квартиры.
– Мы обязательно побелим стены в подъезде,- успокоила мама взволнованных соседей.
– А если она завтра дом взорвёт?- не успокаивалась тётя Сирун,- вы его обязательно отстроите?
Но люди на неё зашикали, что, мол, бог и так наказал Надю такой дочкой, и нечего Сирун нагнетать.
– Пусть только вернётся, пусть только вернётся,- повторяла мама как заклинание, пока мы шли домой.
Дома оказалось, что мама забыла на плите молоко, и пока мы любовались художествами сестры, оно убежало и испачкало всю плиту.
– Пусть только вернётся,- приговаривала мама, оттирая плиту от пригоревшего молока.
Мы с Манькой испуганно переглядывались. Ясно было, что Каринке сегодня несдобровать.
И ей таки несдобровало.
– Мам, лучше ты меня сразу накажи, чего до вечера ждать?- заявила сестра с порога, как только, проголодавшись, вернулась домой. Мама её втащила в квартиру и от души оттаскала за уши.
– Зачем? Ну зачем ты это сделала, варвар малолетний?- приговаривала она.
– Я не знаююююю,- орала Каринка,- знала бы, сама бы тебе рассказалаааааа!