Манюня
Шрифт:
11 Манюня знакомит меня с Ба
Если у вас сложилось впечатление о Ба как о вздорной, упёртой и деспотичной особе, то это совсем не так. Или не совсем так. Ба была очень любящим, добрым, отзывчивым и преданным человеком. Если Ба не выводить из себя – она вообще казалась ангелом во плоти. Другое дело, что вызвериться Ба могла по любому, даже самому незначительному поводу. И в этот нелегкий для мироздания час операция «Буря в пустыне» могла показаться детским лепетом по сравнению с тем, что умела устроить Ба! Легче было намести веником
Я счастливый человек, друзья мои. Я несколько раз сталкивалась лицом к лицу с этим стихийным бедствием и таки выстояла. Дети живучи, как тараканы.
С Маней мы познакомились в 79-году и как-то сразу подружились. Нам было по восемь лет, и мы обе учились в музыкальной школе, Маня - по классу скрипки, я – фортепиано. Какое-то время после знакомства мы встречались на общих занятиях, перекидывались дежурными фразами, потом дружба наша стала неминуемо крепнуть. Мы пересели за одну парту, вместе уходили из музыкальной школы, благо домой нам было по пути. Если у Мани в этот день случалось занятие по скрипке, то мы по очереди несли футляр – он был совсем не тяжёлый, но для нас, маленьких девочек, достаточно громоздкий.
Недели через две я пригласила Маню к нам домой – знакомиться с моей семьёй.
Маня замялась.
– Понимаешь,- сказала она виновато,- у меня Ба.
– Кто?- спросила я.
– Ну Ба, баба Роза.
– И что?- мне было непонятно, к чему клонит Маня,- у меня тоже бабушки – Тата и Настя.
– Так у тебя бабушки, а у меня Ба,- Маня посмотрела на меня, как на набитую дуру,- у Ба не забалуешь! Она не разрешает мне по незнакомым людям ходить.
– Да какая же я тебе незнакомая,- развела я руками,- мы уже целую вечность знакомы, аж,- я посчитала в уме,- восемнадцать дней!
Манька поправила бретель съехавшего с плеча школьного фартука, разгладила торчащий волан ладошкой. Попинала коленом футляр скрипки.
– Давай так,- предложила она,- я спрошу разрешения у Ба, а на следующем занятии расскажу тебе что она сказала.
– Ты можешь мне на домашний телефон позвонить, дать номер?
– Понимаешь,- Маня посмотрела на меня виновато,- Ба не разрешает мне названивать незнакомым людям, вот когда мы с тобой ОФИЦИАЛЬНО познакомимся, тогда я буду тебе названивать!
Я не стала по новой напоминать Мане, что мы уже вроде как знакомы. Значит, подумала я, так надо. Слово взрослого было для нас законом, и если Ба не разрешала Мане названивать другим людям, значит в этом был какой-то тайный, недоступный моему пониманию, но беспрекословный смысл.
На следующем занятии по сольфеджио Манюня протянула мне сложенный вчетверо альбомный лист. Я осторожно развернула его.
«Прелестное письмо» моей подруги начиналось с таинственной надписи:
«Наринэ, я тебя приглышаю в суботу сего 1979 г.г. в три часа дня. Эсли можеш, возьми собой альбом с семейными фотографями».
Моё имя было густо обведено красным фломастером. Внизу цветными карандашами Манька нарисовала маленький домик: из трубы на крыше, само собой, валил густой дым, в одиноком окошке топорщилась лучиками жёлтая лампочка Ильича, длинная дорожка, петляя замысловатой змейкой, упиралась прямо в порог. Почему-то в зелёном небе из-за кучерявого облака выглядывало пучеглазое солнце. Справа, в самом углу, сиял месяц со звездой на хвосте. Надпись внизу гласила - «синний корандаш потеряла, поэтаму небо зелёное, но это ничево. Конец.»
Я прослезилась.
***
Собирала меня мама в гости как на Судный день. С утра она собственноручно выкупала меня так, что вместе с кожей сошла часть моей скудной мышечной массы. Потом она туго заплела мне косички, да так туго, что не только моргнуть, но и вздохнуть я не могла. Моя бабуля в таких случаях говорила – ни согнуться, ни разогнуться, ни дыхнуть, ни пёрнуть. Вот приблизительно так я себя и чувствовала, но моя неземная красота требовала жертв, поэтому я стоически выдержала все процедуры. Затем мне дали надеть новое летнее платье – нежно-кремовое, с рукавами – буф и кружевным подолом.
– Поставишь пятно – убью,- ласково сказала мама,- твоим сёстрам ещё донашивать платье за тобой.
Она всучила мне в руки пакет с альбомом и коробкой конфет для Ба. Пакет был невероятно красивый – ярко-голубой, с одиноким красавцем - ковбоем и надписью MARLBORO. Таких пакетов у мамы было несколько, и она берегла их как зеницу ока для самых торжественных случаев. Кто застал очаровательный дефицит советской поры, тот помнит, сколько сил и неимоверной смекалки нужно было затратить, чтобы достать такие целлофановые пакеты.
– Не ставь локти на стол, не забудь поздороваться и говорить спасибо, веди себя прилично и не скачи по дому как ненормальная,- мама продолжала выкрикивать инструкцию по поведению, когда я сбегала по ступенькам нашего подъезда.
– Платье береги!!!- голос её настиг меня уже у выхода и больно кольнул в спину.
– Хорошооооо!
***
Маня встретила меня у ворот своего дома.
– Какая ты сегодня красивая,- выдохнула она.
– Для твоей бабушки старалась,- пробубнила я. Весь мой боевой запал мигом куда-то улетучился, у меня не разгибались колени и предательски потели руки.
Маня заметила моё состояние.
– Да ты не волнуйся, у меня мировая Ба,- она погладила меня по плечу,- ты только во всём соглашайся с ней и не ковыряйся в носу.
– Хорошо,- каркнула я в ответ - в довершение ко всему у меня пропал голос.
Маня жила в большом двухэтажном каменном доме с несколькими лоджиями. «Зачем им столько лоджий?»- лихорадочно соображала я, пока шла по двору, но спросить об этом постеснялась. Моё внимание привлекло большое тутовое дерево, раскинувшееся в непосредственной близости от дома. Под деревом стояла длинная деревянная скамья.