Манюня
Шрифт:
Потом она куда-то ушла. На этот раз для разнообразия мы решили украсить томительное ожидание дружным иканием – на плач уже не осталось ни сил, ни слёз.
Потом пришёл сосед дядя Гор. Закалённый многолетним соседством с Ба, он не стал удивляться или задавать глупых вопросов, просто с нечеловеческим кряхтением отволок ржавый мотор от старого дядимишиного драндулета, которым Ба, в адреналиновом угаре, загородила дверь в погреб.
– Так ведь и до геморроя недалеко,- бросил он на прощанье.
А потом Ба открыла дверь а погреб, и наш Рагнарёк возобновился.
Сначала
А далее мы на своём опыте доказали, что пирамиды всё-таки строили люди, а не инопланетяне. Потому что вдвоём, подгоняемые грозными окриками Ба, сначала помыли всю шерсть в пяти водах, потом сушили её на солнцепёке, не забывая ворошить и переворачивать, потом мы её выбивали деревянной палкой, нудно и долго, до волдырей и боли в пояснице, а далее каждый клочок шерсти распушили в руках нежным облачком.
И если кто из вас скажет, что Ба всё-таки переборщила с господибожетымоем, то я с вами не соглашусь.
Ибо кару понесли мы вполне заслуженную, да.
23 Манюня и её большая любовь
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ
горы… вы знаете, горы … как вам объяснить, что для меня горы
горы, они не унижают тебя своим величием и не отворачиваются от тебя, вот ты, а вот горы, и между вами – никого
где-то там, внизу, облака – люди - ржавое авто, эгегей, я частичка космоса, я божья улыбка, я есмь восторг, посмотрите, люди, в волосах моих запутались звёзды, а на ладонях спят рыбы
горы… я их всегда ощущаю на кончиках своих пальцев, особенно остро - когда температурю
помню, нам с Манюней было по десять лет, мы стояли на вершине, держались за руки, и было нам очень страшно
я сделала шаг к краю, и Манюня тоже сделала шаг, и сердце моё подпрыгнуло высоко к горлу и заклокотало – заполоскалось – затрепетало пойманной птицей
иииииииииииии, выдохнула Маня, ииииииииииии
а я и выговорить ничего не могла, я превратилась в один протяжный вдох, и высота манила вниз, можете себе такое представить, высота манит не вверх, а вниз, хочется разбежаться и полететь, но не до солнца, а до камней долететь
и я обернулась
па? неуверенно спросила
вы только не пугайтесь, сказал папа, вы просто запоминайте, вам теперь нести это в себе всю оставшуюся жизнь
***
и помню другой день, и снова горы, мы стояли на берегу чистейшего горного ручья
девочки, посмотрите сюда, сказала моя бабушка Тата
она подняла с земли кусок подёрнутого ледяной коркой летнего высокогорного снега – от таких
и мы ахнули – все рассыпчатые внутренности снега кишели червями
как такое может быть, спросили мы
прах еси и в прах возвратишься, сказала Тата, это касается и нас, и всего, что вы видите кругом – снега, камней, солнца
и бога? осторожно спросили мы
и конечно бога, ответила моя мудрая Тата, бессмертие – это такая непростительная трусость… особенно непростительная ЕМУ
А ТЕПЕРЬ ИСТОРИЯ
Роковая встреча Мани с её первой любовью случилась на нашей даче.
Каждое лето моя семья выезжала в горы, где на макушке поросшего лесом холма, в маленьком дачном посёлке, у нас имелся свой домик. Деревянный такой, добротно сколоченный теремок с верандой, двумя спальнями и большой кухней, совмещённой с гостиной. Выражаясь современным языком – мы являлись счастливыми обладателями загородного коттеджа, правда, с весьма скромной внутренней обстановкой. Двухъярусные детские кровати, например, нам сколотил знакомый плотник, при этом сколотил их так, что подниматься на верхний ярус можно было только по стремянке, ибо лесенка получилась настолько кривобокой, что ребёнок, решившийся карабкаться по ней, рисковал свалиться и свернуть себе шею.
Аскетическое убранство дома с лихвой восполнял вид, открывающийся за окном. Когда ранним летним утром мы выходили на порог, природа, отодвинув занавес плотного утреннего тумана, являла нашему взору свою неповторимую, омытую прохладной росой красоту, дурманила острым ароматом высокогорных трав, шумела кронами вековых деревьев да манила в лес далёким криком одинокой кукушки.
Это было неимоверное счастье – ощущать себя частичкой такой красоты.
Как-то утром мама долго не выпускала нас с Маней из дома, а всё придирчиво разглядывала с ног до головы да поправляла наши платьица. Мы переминались в нетерпении – за порогом нас ожидали неотложные дела. Вчера на склоне холма мы обнаружили большое семейство ядовитых грибов, именуемых в народе «волчий пук». Грибные шляпки имели сферическую форму, и если кто-то их задевал – мигом взрывались, распространяя вокруг немилосердную вонь. Мы с Маней передавили все грибы и долго плевались, принюхиваясь к отвратительному смраду, исходившему от них. Сегодня надо было проверить, что стало с истоптанными грибами, и продолжают ли они распространять вчерашнюю убийственную вонь.
Наконец мы вырвались из маминых рук и нахлобучили на головы наши кособокие панамы. При виде панам мама поморщилась, как от зубной боли.
– Может, всё-таки косыночки вам повязать?- предложила, впрочем, без особой надежды в голосе, она.
– Нет!- закричали мы с Манькой,- какие косыночки, ты нам ещё слюнявчики повяжи!
– Понимаете, девочки,- мама замялась,- к тёте Свете приехала сестра Ася со своей семьёй. Не хотелось бы, чтобы вы выглядели перед ними пугалами. Остальные девочки все при полном параде, с аккуратными хвостиками или косичками, а вы носитесь в этих уродливых панамах, только народ распугиваете.