Манюня

Абгарян Наринэ Юрьевна

– Приедет делегация из соседнего Красносельского района,- Серго Михайлович заикался от волнения – Красносельский район Армении, издавна населённый ссыльными молоканами, славился на всю республику рекордными урожаями свёклы и кормовой репы. А также предполагается присутствие ответственных товарищей из Еревана и Тбилиси, и,- Серго Михайлович перешёл на благоговейный шёпот и показал рукой куда – то в сторону иранской границы,- Ставропольского края РСФСР!

Если бы Серго Михайловичу сообщили, что послушать выступление учеников нашей школы прилетают жители

далёкой галактики Альфа Центавра, то волнения, поверьте, было бы меньше. Одно дело представители инопланетных, чуждых нашей партии и правительству идеологий, другое дело пятидесятилетие передового на весь район колхоза «Заветы Ильича»!

– Завтра с утра никто не пойдёт в школу, мы обзвоним ваших директоров и представим им список учеников, которые по положительной причине будут отсутствовать на занятиях! – наш дружный радостный рев заглушил на минуту голос Серго Михайловича, но хормейстер был стреляным воробьём – одним взмахом невидимой дирижёрской палочки он заставил крик захлебнуться в наших глотках,- с девяти утра и до часу дня мы репетируем в школе, потом все расходятся пообедать и переодеться! В три часа собираемся возле входа, там нас будет ждать автобус. Начало праздничного концерта - ровно в шесть! Опаздывать нельзя!

Ещё бы опаздывать нельзя. На восемь часов вечера, в честь прибытия высоких гостей из соседних районов и республик, намечался торжественный банкет, который по доисторической, неукоснительно и по пунктам выполняемой кавказской традиции предполагал убийственное чревоугодие, сдобренное огромными количествами доморощенного алкоголя. Банкет потом плавно перетекал в завтрак, и очумевшие гости внезапно обнаруживали себя за поеданием порции горячего, пахнущего ядрёным чесноком хаша со стопочкой холодной, звенящей на воздухе домашней араки. Далее бездыханные тела гостей загружали в автобусы или служебные автомобили и раскидывали по пунктам назначения.

На следующий день, ровно в пятнадцать ноль-ноль, мы с Маней, простирнутые и отутюженные до крахмального скрипа, вошли во двор нашей музыкальной школы.

Первое, что бросилось нам на глаза – был заляпанный по самые брови грузовик Газ-63 в деревометаллическом и чуть ли не нэповском исполнении. Он раскорячился напротив входа в школу и всем своим видом гордо свидетельствовал о самом непосредственном своём участии в защите Киевской Руси от печенежских набегов.

Рядом с грузовиком волновалась стайка наших ребят в одинаковых белых сорочках и тёмных брюках. Чуть поодаль трепетали девочки с белыми пышными бантами в волосах.

На капоте грузовика, при полном параде, в бархатном пиджаке и кружевном жабо, безутешно рыдал наш хормейстер Серго Михайлович. Рядом клокотала в праведном гневе аккомпаниатор Инесса Павловна. Нам с Маней сразу стало ясно - происходит что-то из ряда вон выходящее.

Рядом с грузовиком виновато переминался с ноги на ногу кургузый худющий мужичок и периодически встревал в безутешный вселенский плач Серго Михайловича:

– А я-то при чём, мне сказали – загрузить и довезти до пункта назначения, я и приехал… Ты пойми, автобус сломался, чинить его будут, скорее всего, целую вечность, другого свободного автобуса нет… Я шофёр опытный,

кого только не перевозил – и племенных бычков, и беременных коров, и свиней, а однажды мне доверили чистокровного коня ахалтекинской породы, ты хоть знаешь, сколько они стоят?

Серго Михайлович оторвался от капота и смерил водителя уничтожающим взглядом.

– Объясните мне, при чём здесь племенные бычки или беременные коровы,- крякнул он,- это дети, вы понимаете? Де-ти!!! Как я могу позволить перевозить их на таком… - хормейстер запнулся,- драндулете?

– Зачем обзываешься? – заволновался однажды перевозчик чистокровного коня ахалтекинской породы,- это же ласточка, а не машина. Её как списали за физический износ с военного полигона – так она и служит нам верой и правдой двадцать лет. Ни разу не подвела!

– Вас как зовут,- в голосе Серго Михайловича зазвучала такая надежда, словно назови сейчас водитель грузовика своё имя, и чудо-агрегат из тыквы превратится в изящную карету.

– Анушаван меня зовут,- галантно представился мужичок,- можно Анушаван Наполеонович!

– Как-как?- у Серго Михайловича задёргалось веко,- как, вы говорите, вас зовут?

Водитель грузовичка нервно покосился на глаз Серго Михайловича, потом спешно отвёл взгляд в сторону кружевного жабо хормейстера.

– Наполеонович я,- пробубнил он,- можешь меня просто Анушаваном звать. Главное – ты не сомневайся, я шофёр опытный, довезу вас с песней!

– С какой песней!- Серго Михайлович, в поисках поддержки, повернулся дёргающимся веком к Инессе Павловне,- это будет не песня, это будет реквием! Там всё заляпано по самую крышу! И как я могу позволить, чтобы на таком грузовике перевозили наших музыкальных детей – перст Серго Михайловича вперился в нас - мы в знак солидарности мигом затрепетали и сложились в единый, празднично одетый многоглазый организм.

– Две скрипки,- выкрикивал Серго Михайлович свои аргументы,- альт, два канона, гитара! Два доола, один дудук! Две флейты! Пюпитры! Нотные книги! Тридцать восемь детей из интеллигентных семей!

Инесса Павловна заламывала свои прекрасные тонкие руки в многочисленных серебряных браслетах – нет, не затем она выросла в кружевном тбилисском Авлабаре, чтобы разъезжать на грузовике для перевозки скота.

– Серго Михайлович,- высунулась из окна секретарша музыкальной школы,- я дозвонилась, мне сказали, что ни одной свободной машины нет, придётся ехать на грузовике. Если вы прямо сейчас не двинетесь, то к шести часам точно не успеете.

Выхода не было. Мы сложили в кузов музыкальные инструменты в футлярах, нотные книги, пюпитры. Пол там и сям был завален засохшей травой и листьями кукурузных початков, лохмотьями мешковины, плохо прочищенными следами от коровьих лепёшек и другим полезным в сельском хозяйстве добром. Борта кузова ходили ходуном и всячески топорщились шляпками больших гвоздей – видно было, что не одно поколение неунывных водителей пыталось собственноручно привести в порядок полусгнившее деревянное нутро машины.