Мао Цзэдун. Любовь и страх Великого Кормчего

Смирнова М.

— Ты читал последний номер «Сянцзян жибао»?

— Нет еще, а что там?

— Помнишь этого русского анархиста, Ленина? Там его новая статья! Это что-то потрясающее. Он пишет о войне и империализме, о том, как нас обманывают и заставляют проливать свою кровь за чужие богатства. Странный он, этот русский! Такое ощущение, что он жил среди нас. И даже лицо китайское — присмотрись! Наверняка, в роду кто-то из наших был.

Солдатам армии губернатора постоянно подкидывали свежую газету. Она поражала Цзэдуна свободой мысли и широтой идей. Здесь было все, о чем ему грезилось — национальное единство и

социальная справедливость, равенство и братство, всеобщее понимание и любовь.

Надо сказать, что в последнее время теоретические представления о любви у Мао перешли во вполне практическую плоскость. Солдатское общество привлекало девушек из соседних деревень. Они летели на свет костров, как мотыльки, и не боялись обжечь свои крылышки. Общая атмосфера неразберихи, неясного будущего и мрачных прогнозов нарушила моральные устои. Девушки хотели любить и быть любимыми здесь и сейчас. Ведь завтра могло и не наступить.

* * *

В армии Цзэдун пробыл всего полгода. Ему хватило, чтобы досыта наесться подгорелой кашей, мокрыми портянками и непродуманными, противоречащими друг другу командами из центра. В школу возвращаться не было смысла, и Мао отправился в родную деревню. Какими бы напряженными ни были отношения с отцом, это показалось ему более приемлемым, чем рисковать жизнью за сомнительные права губернатора.

Впрочем, жизнь в деревне после учебы в городе и армейского опыта показалась юноше еще более тупой и скучной, чем раньше. Он не находил себе места от одной мысли о том, что ему придется сменить отца и наследовать его дело, он впадал в тоску.

Цзэдун много читал, много думал и даже пытался вести дневник. Его первая жена еще несколько лет назад была отправлена обратно к родным, мать всячески старалась порадовать сына, то готовя его любимые блюда, то вспоминая старые легенды и сказания. Но юношу уже не привлекали сказки. Будда казался ему эгоистичным и ленивым. Новая жизнь требовала новых идей. Энергия переполняла Цзэдуна и не находила выхода. В конце концов он твердо решил порвать с карьерой землевладельца и резко изменить судьбу.

В 1913 году Мао приезжает в город Чанша — столицу провинции Хунань с твердым намерением продолжать образование. Он с блеском выдержал вступительные экзамены и стал студентом педагогического училища. Учеба в педагогическом училище способствовала знакомству Мао с прогрессивной молодежью, которая придерживалась некого сплава толстовских, коммунистических и анархических идей, неокантианства и младогегельянства.

Среди тех, с кем он постоянно встречался, чтобы обсудить последние новости и поспорить о будущем страны, были и девушки.

Они совсем не походили на подружек детства Мао из его деревни. Худощавые, в большинстве своем некрасивые, они опровергали все его представления о женственности. Они курили, ругались, как грузчики, и с пеной у рта отстаивали собственные убеждения. Их сложно было представить женами и матерями, зато с ними так замечательно спорилось!

Дискуссии были бурными и зажигательными и зачастую затягивались на всю ночь. Цзэдун с парой друзей снимал комнату у одного зажиточного горожанина. Девушки не стеснялись оставаться ночевать. Эти прокуренные, полные споров и непонятного электричества ночи запомнились Мао на всю жизнь.

Здесь было настоящее равенство и дружба — у приятеля (или приятельницы) можно было одолжить чистую рубашку, перехватить монету до ближайшего заработка. По вечерам скидывались и закатывали настоящие пиры — варили кашу в единственном котелке, ломали на всех зачерствевшую лепешку. Последнюю сигарету пускали по кругу, и было в этом что-то непередаваемо волнующее и эротическое.

Для Мао эти годы навсегда остались в памяти эталоном общинной жизни. Не зря уже в зрелом возрасте он попытался осчастливить опытом коммун всю страну.

* * *

Тао Сыюн склонилась над книгой, сильно сгорбив худую спину. Цзэдун украдкой любовался ее ломаным профилем. Не очень красивая, но, безусловно, умная девушка была старше его на пару лет и вызывала в Мао настоящий душевный трепет. Он очень хотел понравиться ей, заставить ее восхищаться.

Пока это удавалось с большим трудом. Сыюн посмеивалась над эмоциональным и несдержанным юношей.

— Что ты читаешь, Сыюн?

— Тебе еще рано это знать, Мао, ты еще маленький. Сколько классов ты закончил? Подучись сначала, потом я дам тебе прочитать пару страниц. Может, найдешь там знакомые иероглифы!

Цзэдун обижался, злился (тем более, что нападки были совершенно несправедливы — сочинения Цзэдуна регулярно признавались образцовыми и вывешивались на стенах школьных коридоров для всеобщего обозрения), но выкинуть прекрасную гордячку из головы не получалось. Тем более, что из памяти не шел случай, произошедший почти месяц назад. Тогда Цзэдун поздно вернулся домой. Он вымок под дождем и устал как собака. Дома он не застал приятелей и соседей. В комнате было темно. Цзэдун не стал зажигать лампу и, стянув через голову мокрую рубашку, практически нагишом завалился в свою кровать. Каково же было его изумление, когда под ворохом одеял он обнаружил спящую (точнее, проснувшуюся) девушку!

Он не успел опомниться, как уже лежал рядом с ней, ощущая всем телом идущее от нее тепло. Голова его кружилась, как от водки, женский запах сводил с ума. Во все, случившееся потом, Цзэдун не мог поверить. Тем более, что утром постель его оказалась пуста.

Он и сейчас сомневался, что это Сыюн стонала в его объятьях. При воспоминаниях об этом кровь ударяла ему в низ живота, он краснел, смущался, и старался оказаться как можно дальше от девушки. Но уже через несколько минут его вновь тянуло к ней. Сыюн только посмеивалась и никак не пыталась подтвердить или опровергнуть его мысли. Цзэдун чувствовал себя униженным и оскорбленным.

— Что ты собираешься дальше делать, Цзэдун?

Вопрос застал юношу врасплох. Он быстро перевел взгляд от лица девушки и уставился в трактат, который держал на коленях. Смысл вопроса никак не доходил до его сознания.

— Я говорю, что ты собираешься делать? Вообще, по жизни? Нельзя же вечно сидеть над книгами, философствовать и даже не пытаться изменить жизнь!

— Я не сижу над книгами! Ты же знаешь, я пишу статьи, и их уже перепечатывают в центральных газетах! Учитель Ян Чанцзы говорит, что лучшая революция — это просвещение. Чем больше люди будут знать и понимать, тем больше они смогут управлять своей жизнью, строить новое общество. Разве не это наша цель?