Мар. Меч императора
Шрифт:
Я посмотрел на ночное небо.
Иногда мне не хватало перстня, чтобы понять, о чем думает в тот или иной момент император. А еще отчего-то хотелось знать: а он помнит? И хотя бы изредка смотрит, как я, на звезды, пытаясь понять, что же с нами было не так? Глупо, конечно. Бессмысленно. И слишком по-женски, что ли? Однако порой все равно что-то щелкало в душе, и внутри некстати оживала тоска. Тоска по тому, чего никогда не было. По тому, о чем хотелось забыть. Невесть откуда взявшееся желание все вернуть, мгновенно задавленное мыслью, что к этому нельзя возвращаться. Слишком противоречиво. Слишком сложно. Больше полугода
«Да заткнись ты уже ради бога», — молча попросил я, ладонью придавив отчаянно ноющую грудину.
Печать все-таки сжалилась и затихла, а я наконец-то уснул, положив голову на мохнатую волчью лапу и радуясь тому, что хотя бы один друг в этом мире у меня еще остался…
Утро мы начали с того, что обшарили окрестности в поисках случившихся за зиму изменений. Однако сети оказались на том же месте, где мы их видели перед уходом. Разрывов или подозрительных следов поблизости от границы не появилось. Зато на земле виднелись свежие отметины от копыт, да и расставленные вдоль восточного берега артефакты снова горели. Что ж, неплохо. Народ в Ойте, походу, не дремлет. Ну а на западный берег мы наведаемся чуть позже, когда спадет вода в реке, и через нее можно будет перебраться вплавь, не боясь, что унесет течением.
Естественно, к крепости мы тоже сходили и обнаружили, что по весне туда прибыло пополнение. По осени дозорные много народу потеряли, а теперь гарнизон снова был полон. Видимо, с первым весенним караваном сюда и новобранцев пригнали. И теперь, пока не вернулись драхты, какой-то сержант в хвост и гриву гонял по большому двору… тому, что возле западных ворот, рядом с казармами… стайку бедолаг, которым вскоре предстояло своими глазами увидеть, что это за зверь такой «драхт» и почему в этих краях его всуе не поминают.
Наблюдать за ними было забавно, особенно после того, как какой-то умник соорудил некое подобие полосы препятствий в виде длиннющей деревянной балки на подпорках, к которой на веревках были подвешены и с разной скоростью качались начиненные песком «груши». Грузы старательно раскачивали. Пока они ходили туда-сюда, новичкам приходилось пробираться между тяжелыми снарядами. Естественно, их регулярно при этом вышибало из строя. Ну а то, что опоры стояли над заполненной грязью ямой, никого не смущало. Подумаешь, испачкался… когда за спиной надрывает глотку сержант, а следом то и дело прилетает хлесткий удар дубинкой, хочешь не хочешь, а сплюнешь с губ то, что на них налипло, поднимешься и побежишь дальше, пока тебя в этой яме не утопил следующий «везунчик».
Еще одним новшеством в Ойте стало изменение системы караулов. Во-первых, поменялось количество смен — в новом году их стало больше. А во-вторых, на каждой стене теперь постоянно дежурил маг. И с восточной, и с западной стороны. Более того, в один из дней выехавший из ворот дозор двинулся по совершенно другому маршруту — не вдоль реки, а мимо пригорка, откуда мы с Ворчуном частенько наблюдали за замком.
Не желая нарываться на неприятности, я ушел. А на следующее утро обнаружил на том же пригорке пришпиленную к дереву записку:
— «Спускайся. Поговорим», — прочитал я вкривь и вкось накарябанные буквы на клочке пожелтевшей бумаги. — Очень интересно. Ворчун, они тебя все-таки засекли.
Брат фыркнул, недвусмысленно спрашивая: почему это засекли именно его?
— Потому что меня магией засечь невозможно, — усмехнулся я, а потом посерьезнел. — Сворачиваемся. Раз уж маги начали отслеживать все живое в округе, дело пахнет керосином.
Больше мы к крепости не приближались. Еще через неделю вода в Истрице спала достаточно, чтобы мы рискнули сунуться на западный берег. Ну а там, как я и полагал, нас уже ждали. И в той луже, где я когда-то убил свою первую медузу, по весне… видимо, приплыла из болот… поселилась новая, которую я благополучно прибил, пока она не успела нарожать себе армию помощников.
Следом за ней нам пришлось наведаться в другие две лужи, а заодно с неприятным удивлением обнаружить, что и там появились новые постояльцы. Пока еще мелкие, неопытные, с очень небольшим количеством сонных и почти неопасных драхтов. Обе лужи я, естественно, зачистил и только после этого полез дальше, оставив Ворчуна караулить честно отвоеванную территорию. Но когда добрался до недобитой с прошлого раза медузы, то с огорчением увидел, что эта сволочь восстановила поголовье обычных драхтов и обзавелась целой стаей драхтов-солдатов, которой прошлой осенью еще и в помине не было.
С таким количеством солдат мне раньше встречаться не доводилось, и было ясно, что всех сразу нам одолеть не удастся. Пришлось подключать к работе брата, тщательно изучать длину поводков, после чего выманивать тварей из логова и избавляться от них по одной. Вдали от медузы, обычных кошмариков и там, где у нас с Ворчуном было преимущество. Проще говоря, мы ловили их на живца. И, установив предел, до которого медуза могла ими управлять, попросту лишали их связи с мамкой, причем делали это самым примитивным способом — попросту обрубали хвосты, после чего твари ненадолго теряли ориентацию и становились легкой добычей для ашши.
Тогда же мы совершили еще одно неприятное открытие: оказывается, при необходимости медузы могли обрывать поводки, отпуская своих подопечных на вольную охоту. Более того, если хозяин делал это добровольно, то твари не теряли ориентацию, не путались, и у них не случалось проблем с координацией. Они просто утрачивали всякие ограничения, и вот тогда от них и впрямь не было никакого спасения.
Тот факт, что медуза проделывала такой фокус, в основном, с драхтами-солдатами, ситуацию никак не облегчал. Лишь одно нас выручало: медузы отпускали тварей по одной, максимум по две за раз. И в таком количестве с ними еще можно было управиться.
Когда солдаты у медузы закончились, я вздохнул с огромным облегчением, потому что добить остальных драхтов было уже делом техники. Но приходилось спешить, потому что плодовитая тварь время от времени воспроизводила новых… вероятно, из имеющихся запасов. А может, драхты по весне уже успели добыть для нее новые тела, ведь, как оказалось, в качестве строительного материала медузе подходила любая плоть. Хоть человеческая, хоть конская, а хоть кабанья. Поэтому она клепала тварей одну за другой, торопясь до такой степени, что иногда те получались без одной лапы или же без зубов, а то порой и хитина на груди не имели.