Марафон длиной в неделю
Шрифт:
Офицеры остановились в нескольких шагах от Функеля, и вперед выступил Мохнюк. Сказал, смерив фельдшера внимательным взглядом:
— Нас привез сюда этот юноша, — кивнул на Мишу. — Он заверил, что вы сможете помочь нам.
Фельдшер щелкнул секатором, и это было единственное, чем выдал свое волнение. Ответил после паузы:
— Не знаю... Что вам нужно?
— Вы давно живете в Штокдорфе? — уклонился от прямого ответа Мохнюк, на всякий случай решив немного прощупать фельдшера.
— Можно сказать — всю жизнь.
— Где потеряли руку?
— Не
— Есть ли сейчас в селе чужие люди?
— Да.
— Кто?
— Думаю, военные.
— Когда появились?
— Трое или четверо суток назад.
— На грузовом «мерседесе»?
— Точно не могу утверждать, но слышал шум моторов.
— Почему считаете, что военные? И где они?
— Люди говорят: у Камхубеля прячутся эсэсовцы. Два или три.
— Кто говорит?
Функель неопределенно пожал плечами:
— В селе трудно что-то утаить. Пошел такой слух...
— Кто такой Камхубель?
— Да никто. У него два сына — один в СС.
— Где усадьба Камхубеля?
— С той стороны села. Вторая с краю.
— С этой стороны?
— С противоположной.
Мохнюк переводил разговор розыскникам. Толкунов, все время сверливший Функеля недоверчивым взглядом, усомнился:
— А если врет?
— Очень легко проверить.
А не может он предупредить этого, как его, эсэсовского родителя, что приедут советские офицеры?
— Зачем бы тогда рассказывал нам о Камхубеле?
— Можете ему верить, — горячо вступился Миша, — Порядочный человек, все говорят.
Толкунов поморщился — ну чего лезет со своими советами?
— Ишь, защитник нашелся, — усмехнулся он. — Может, и у этого фельдшера батраки были... А ну спроси! — обернулся он к Мохнюку.
— Это тебе нужно? — недовольно остановил капитана Бобренок. — Разберутся и без нас. Не нравится мне этот Камхубель с эсэсовцами.
— Сейчас познакомимся.
— Что ж, айда к нему.
Видно, Функель понял, какое решение приняли офицеры, и, быстро заговорив, остановил их решительным жестом.
— О чем он? — без интереса спросил Толкунов.
Но Мохнюк предостерегающе поднял руку. Выслушав фельдшера, перевел:
— Он говорит, что знает сына Камхубеля — настоящий головорез и вряд ли так просто сдастся. Командовал каким-то военным соединением и, вероятно, хорошо вооружен. А если с ним еще эсэсовцы, то брать их очень опасно. Усадьба Камхубеля на холме, и по улице к ней незаметно не подобраться. Там впереди еще мостик, за ним следует повернуть налево, выскочим на луг, а там огородами...
Бобренок взглянул на Функеля доброжелательно.
— А ты говоришь... — толкнул он легонько Толкунова в бок. — Один — эсэсовец, а другой — видишь...
Толкунов шмыгнул носом, и нельзя было понять, признал свою ошибку или нет. А Миша сказал:
— Я знаю дорогу. На лугу возле ручья ивы, там можно оставить машину, а дальше я проведу. Прямо к Камхубелю.
Бобренок мгновенно оценил ситуацию: самое малое — трое эсэсовцев, и их трое — он, Толкунов и Мохнюк. Виктор останется с «виллисом», а этот парень годится только в проводники. Эсэсовцев голыми руками не возьмешь, единственное преимущество розыскников — внезапность. Что ж, другого выхода нет: надо брать.
«Виллис» уже увидели в Штокдорфе, и если вызвать помощь, пройдет какое-то время: эсэсовцы узнают об опасности и могут попытаться вырваться из села. Тогда их не задержать. Приказал:
— Будем брать!
Толкунов, не прощаясь с Функелем, направился к калитке, а Бобренок подал фельдшеру руку. Тот, видно, не ждал этого: уронил секатор и протянул свою нерешительно, однако пожал крепко, и майор почувствовал шероховатость его ладони.
Село, по-видимому, уже знало о появлении советских офицеров: улица словно вымерла — только из-за забора соседней с фельдшеровой усадьбы выглядывали испуганные дети. Бобренок, с трудом подыскивая немецкие слова, спросил у Функеля:
— Боятся нас?
Тот ответил без обиняков:
— А как вы думаете? Знаете, о чем кричали в газетах, да еще и по радио?.. Люди хотели оставить село, но ваши танки прорвались так неожиданно.
Пока Мохнюк переводил, Бобренок думал, что, в общем-то, все закономерно: свыше десяти лет Геббельс долбил им мозги, и слава богу, что остались такие, как Функель. Но уже забыл и о фельдшере, и о тревожных детских глазах за забором. Когда-нибудь все наладится, а теперь не до сомнений, надо взять эсэсовцев из «Цеппелина» и списки, а над остальными проблемами пусть подумают другие.
За ручьем, в ивовых зарослях, Виктор поставил машину так, что и в нескольких шагах нельзя было заметить ее. Толкунов заправил ремешок фуражки под подбородок и внимательно посмотрел на Мишу. Лишь теперь тот, видно, по-настоящему осознал всю серьезность ситуации. Погасив улыбку, он нырнул на тропинку под ивами.
За ручьем потянулся лужок, на нем паслись две привязанные коровы, дальше начинались черные полосы вспаханных огородов. Миша действительно хорошо знал местность. Он взял круто вправо, где тропинка вилась между кустами и можно было незаметно обогнуть село. Юноша пробирался в зарослях впереди офицеров, наконец остановился, раздвинул ветки и поманил Бобренка. Майор выглянул и увидел метрах в ста большой каменный сарай, а за ним крутую черепичную кровлю дома. Недовольно покрутил головой — подходы к усадьбе совсем открыты, немного дальше, правда, смородиновые кусты, и если добраться до них...
Толкунов дышал ему в ухо.
— Проберемся к сараю, а оттуда до дома раз плюнуть...
— А если они в сарае?
— Вроде бы не должны...
— Вроде бы...
Бобренок заметил, что немного правее кустов от сарая тянется глубокая канава. Возможно, по ней спускали из усадьбы сточные воды. Хоть и ненадежное, но все же укрытие. Приказал:
— Я попробую проползти там, видишь, канава за кустами. А вы с Мохнюком прикроете меня. Потом по очереди за мной.
Толкунов одобрительно кивнул.