Марафон длиной в неделю
Шрифт:
Горихив пожал плечами:
— Мы ни с кем не общаемся. Жена с дочерью на работе, да и я бездельничаю лишь несколько дней, а то работал на пивзаводе.
— Прошу извинить, — решительно поднялся Бобренок. — Кстати, бывший хозяин дома теперь живет здесь?
— Хозяйка, — поправил Горихив. — Дом принадлежал пани Валявской, и ей дали сейчас комнату на втором этаже.
— Номер?
— Чего?
— Квартиры Валявской, конечно.
— Слева на втором этаже. Комната темноватая, с окнами во двор, наверно, пани недовольна,
В его вопросе прозвучало неподдельное удивление и возмущение, и Толкунов не преминул объяснить:
— Натура такая — буржуйская!
— Пожалуй, пан прав, — сразу охотно согласился Горихив. Вдруг спохватился и сказал: — Извините, но ничего, кроме гербаты, предложить не могу.
Толкунов не знал, что «гербата» по-польски — «чай», и хотел уточнить, что имеет в виду хозяин, но Бобренок успел уже отказаться, и капитану не оставалось ничего, как последовать его примеру.
На второй этаж вела закругленная деревянная лестница с резными перилами. Дом когда-то был явно не из дешевых, но давно не ремонтировался, ступеньки скрипели и прогибались под ногами, на стенах кое-где обвалилась штукатурка, пахло чем-то кислым — резкий и неприятный запах, Бобренок скривился и даже чихнул.
— А навозца не нюхал? — ехидно хохотнул Толкунов.
Бобренок вспомнил, как резко пахнет вывезенный в поле навоз, но не стал препираться с капитаном, потому что они уже стояли перед слегка покосившейся, с осыпавшейся краской дверью квартиры бывшей владелицы дома. Толкунов поднял руку, чтобы постучать, но майор остановил его.
— Сначала туда, — указал Бобренок на противоположную квартиру.
— Почему?
Майор кивнул на двери в глубине лестничной клетки:
— Там Палкив. Зайдем после Валявской.
— Угу, — согласился Толкунов и позвонил.
Никто не спешил открывать, позвонил второй раз. За дверью послышались легкие шаги. Им открыла девушка, совсем еще юная, лет восемнадцати, курносая и задорная, как сразу определил Бобренок, увидев косички с бантами, торчавшими у нее на голове. Не спросила офицеров, кто они и откуда, улыбнулась светло, чуть ли не радостно, и сказала твердо, даже требовательно:
— Прошу, входите, пожалуйста, что же вы стоите?
Бобренок начал объяснять, откуда они и зачем пришли, девушка пропустила мимо ушей эти объяснения, очевидно, для нее был важен сам факт появления офицеров на пороге квартиры, потому что, топнув ногой, обутой в войлочную туфлю, повторила:
— Прошу!
В комнате кроме стола со стульями стоял диван, в углу — этажерка с книгами. Совсем мало мебели для такого большого помещения, и от этого комната казалась еще большей и какой-то холодной, необжитой.
Майор обошел вокруг стола и спросил:
— Квартира двухкомнатная?
— А у нас там спальня... — Девушка направилась к дверям, чтобы показать, но Бобренок остановил ее.
— Не могли бы
— Есть раскладушка, — поспешила сообщить девушка, — и если офицер не побрезгует спать на раскладушке...
— Не побрезгует, — заверил Толкунов, — наш офицер не какой-то там пан, и ему всякие роскошные диваны и перины не нужны.
— Только... — Девушка запнулась. — Только одеяла у нас нет, потому что все распродали, — добавила она решительно.
— Будет одеяло, будет и белье, — предупредил Бобренок. — Тут живете вы и?..
— Я с мамой, — быстро объяснила девушка. — Мама на работе, а я в университет поступаю...
— Вот так, сейчас? — усомнился Бобренок и обвел взглядом пустую комнату.
— Собираюсь поступать, — уточнила она.
Толкунов тем временем подошел к окну, выглянул. Отсюда просматривалась вся улица, и если девушка заметила что-то... Спросил:
— А соседи у вас кто?
— Пан Палкив с племянником. Фактически сам пан Палкив, ведь племянник только вчера из села приехал. А слева — старая пани Валявская, бывшая владелица дома.
— У этого Палкива, — начал осторожно зондировать, почву Бобренок, — еще никто не расквартирован? Офицеры или гражданские?
— В нашем доме пока никого не поселили.
— А нам говорили, что у Палкива кто-то живет.
— Нет, — возразила девушка, — тетка у него недавно умерла, еще, правда, при немцах, а пан Палкив совсем недавно появился, даже на похороны не успел. И никто к нему не ходит, вот только хлопец из села прибыл. Я так понимаю, пан в трауре по тетке, значит, печалится и никого не хочет видеть.
Информация была довольно исчерпывающей, и Бобренок направился к выходу, а Толкунов спросил у девушки:
— Вы в окно часто смотрите?
Видно, вопрос удивил ее, так как ответила растерянно:
— Вообще, да... Но для чего вам?
— Может, видели: пан Палкив встречается с кем-нибудь на улице? Или ожидал тут его кто?
— Нет, пан такой солидный, важный даже. — Девушка улыбнулась весело, не очень-то одобряя неприступность своего соседа. — Ходит, будто жердь проглотил.
Толкунов вздохнул и последовал за майором, однако девушка остановила их.
— Когда же... — спросила она смущенно, — когда ожидать ваших офицеров?
Бобренок вдруг понял, что вводить в заблуждение эту наивную девушку негоже, решил сегодня же связаться с комендатурой и пообещал уверенно:
— Завтра или послезавтра.
Не успел майор постучать в дверь Валявской, только поднял руку, как она распахнулась и полная, седая и непричесанная женщина появилась на пороге, заслонила своим тучным телом вход в квартиру и спросила коротко и отрывисто:
— Кто?
— Из военной комендатуры, — так же коротко ответил Бобренок.
— В чем дело?