Мари Антильская. Книга первая
Шрифт:
Боннар, вытаращив удивленные глаза, уставился на Жака.
— Но ее здесь нету! Уж не думаете ли вы, что девушке, которая вот-вот станет мадам де Сент-Андре, пристало жить в этакой жалкой конуре, с полоумным стариком отцом, среди всего этого хлама, пыли и стружек?! Нет-нет, ей теперь нужен дворец!
— Дворец?! — переспросил вконец сбитый с толку Жак.
— Погодите-ка минутку, — проговорил Боннар.
Отвернулся, будто что-то разыскивая. Потом наконец решительно вышел из комнаты.
Жак не мог поверить своим ушам. Мари во дворце! Быть не может! Должно быть,
Боннар тем временем вернулся, держа в руках графин с вином и двумя кубками, и без всяких церемоний поставил все это на верстак, прямо между килем будущего судна и дюжиной мачт.
Потом открыл графин, наполнил кубки и с видом знатока, расплывшись от удовольствия, пригубил из своего.
— Вы только попробуйте, сударь, — настойчиво предложил он, указывая на второй кубок. — У себя в Дьепе я сроду такого не пробовал. Нет, что ни говорите, а лучше лозы, чем здесь, подле Парижа, не сыщешь!
Жак взял в руку оловянный кубок, однако прежде, чем поднести ко рту, воскликнул:
— Дворец!.. Вы ведь сказали, дворец, не так ли? И кто же, позвольте полюбопытствовать, преподнес ей этакий подарок?
— Это вы верно сказали, сударь, вот уж подарок так подарок…
Тыльной стороной ладони Боннар сдвинул в угол верстака опилки, стружки и уже выточенные детали и уселся. Потом еще раз приложился к своему кубку, пощелкал языком и наконец снова заговорил:
— Не знаю, знакомы ли вы с Сент-Андре…
— Доводилось встречаться…
— Это знатный вельможа. Генеральный откупщик… Люди говорят, один из немногих благородных господ, которым удалось заниматься торговыми делами, ни разу не попав впросак, потому что знал, как половчее прикрыть свои маневры…
— И что же дальше?
— Что говорить, и так ясно, не может же такой знатный вельможа, как господин де Сент-Андре, быть женихом девушки, которая живет в этом квартале. Тут и думать-то нечего. Он намекнул мне на это, но очень деликатно. Потом, Мари ведь не привыкла к светской жизни, ей еще надобно многому научиться. А Сент-Андре там бывалый человек, вот он и водит Мари ко двору. Словом, он взял все на себя и увез Мари к себе…
Жак до боли сжал кулаки и почувствовал, как кровь отхлынула от лица.
— К себе?.. — переспросил он.
— Само собой, к себе, а куда еще… Сам-то я сроду не видал его особняка, а может, и вообще никогда ногой туда не ступлю. Мне и здесь хорошо. А потом, по правде говоря, я даже не знаю, как там себя и вести-то, в этом дворце. Люди говорят, у него такой шикарный домище и роскошь несусветная…
— Выходит, — дрожащим от ярости голосом переспросил Дюпарке, — она теперь живет у него в доме, не так ли?
— Ну да! А что здесь такого? Они ведь скоро поженятся!
Не в силах более сдерживаться, Жак поставил кубок и с силой ударил кулаком по верстаку.
— И вы не находите в этом ничего предосудительного?! Двадцатилетняя девушка в доме этого старого развратника! Вы, Боннар, опозорили свою дочь, отдали ее на поругание и, похоже,
— Да месяца полтора, может, все два… Только я что-то никак не возьму в толк, о чем это вы, а?!
— Ах, вы не понимаете, о чем я! Право, даже странно слышать! Старик просит руки вашей дочери, и вы не находите ничего лучшего, как тут же отдать ее жениху — сбыть с рук, и все! А представляете ли вы себе, что происходит там эти два месяца, в этом роскошном особняке, о котором вы мне только что с таким восторгом рассказывали? Дворец! Клянусь честью, деньги и амбиции совсем лишили вас рассудка!
Казалось, ничто не в силах было умерить гнев Жака. Поначалу Боннар глядел на него скорее изумленно, чем испуганно. Однако потом мало-помалу до него стал доходить смысл доводов Дюпарке, и ему в голову тоже закрались подозрения, о которых он раньше даже и не помышлял.
— Да нет, ну что вы, — выдавил он, — чтобы Сент-Андре… С чего вы взяли, чтобы такой благородный господин, как Сент-Андре… Да и Мари честная девушка, она невинна… Клянусь честью, она девственница!
— Сент-Андре! Мари! Право, Боннар, ваша доверчивость просто смешна! Если Сент-Андре попросил вашу дочь стать его женою, стало быть, он влюблен в нее. А как, по-вашему, поступает мужчина с любимой женщиной, когда оказывается с нею под одной крышей? А коли она так чиста, так невинна, разве не становится она еще более легкой добычей, не неизбежней ли падение? Она совсем не знает жизни, а вы бросаете ее прямо в лапы к старому гуляке, развратнику, о чьих скандальных связях наслышан весь парижский свет, а может, и вся Франция!
— Ничего, я наведу порядок… — пообещал Боннар.
— Слишком поздно спохватились! — прорычал Жак. — Я ненавижу вас, Боннар… И сейчас вы поймете, почему я вас так ненавижу…
С минуту он колебался, но бессильная ярость, что так жестоко, так безвозвратно растоптали все его мечты и надежды, настолько переполняла его, что вскоре снова выплеснулась наружу.
— Так вот, извольте, — проговорил он. — Я тоже любил Мари! Знаете ли вы, что я намеревался сделать ее своей женою? Теперь все это уже невозможно… Передайте ей мои слова, и, надеюсь, она сама поймет, каким вероломством, каким наглым бесстыдством с ее стороны было согласиться бежать со мною, когда она уже стала любовницей этого старика. Скажите ей, что я ее презираю! Пусть мне суждено жить в изгнании, но, благодарение Богу, моя честь всегда при мне!
Боннар грубо схватил его за плечо.
— Почему вы думаете, что Мари любовница господина де Сент-Андре?
— Помилуйте, да это же ясно как Божий день! Иначе и быть не могло!
— Ничего, я быстро наведу порядок!
— Чтобы вручить мне объедки господина де Сент-Андре?
Боннар тяжело засопел.
— Но ведь, — произнес наконец он, — вы ведь ее любите, так или нет?.. Так! А она?.. Я не совсем уразумел, что вы хотели сказать, но похоже, вы вроде собирались с ней бежать, так, что ли?.. И она тоже согласилась бежать вместе с вами? Тогда, выходит, и она вас тоже любит… Чего же вам еще надо?