Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
Ив встал и принялся мерить шагами каюту, то и дело проходя мимо своего пленника. Потом остановился, взял в руки стоявший на столе кувшинчик с ромом и наполнил до краев два стакана со словами:
— Держите, Уиллоби, выпейте до дна! Думаю, вам это скоро очень пригодится.
— Уиллоби?! Что значит Уиллоби?.. Мы что с вами, вместе свиней пасли? С каких это пор позволительно разговаривать в таком беспардонно фамильярном тоне с капитаном, пусть даже и пленным?
— Ах ты вонючка поганая! — взревел Лефор. — Говночист с гальюна! Можно подумать, будто вы сроду не ступали на борт корабля, раз не знаете, что капитан здесь после Бога полновластный хозяин и может делать все, что ему взбредет в голову?! Да на вас же глядеть противно, ни дать ни взять, обезьяна, нацепившая на себя красный мундир, и надо совсем из ума выжить, чтобы позволять себе этакую неслыханную наглость в том жалком положении, в каком вы сейчас оказались!.. Да вы для меня такой же моряк, такой же капитан, как я протектор какой-нибудь там республики! Сразу видно, вы сроду не слыхали, что такое «мокрый трюм», а?
И поскольку Уиллоби по-прежнему хранил молчание, Ив пояснил:
— Небось не знаете, что за штука «мокрый трюм»? Тогда слушайте, вас поднимают аж на самый верх грота-реи, потом отпускают веревку, и вы, как свинцовый лот, ныряете прямо в море, вас протаскивают под килем и только тогда снова поднимают… И так три раза кряду… Так что, если у вас и впрямь нет охоты поговорить по доброй воле…
Стук в дверь каюты прервал речь Лефора.
Он встал и сам пошел открывать. Это оказался отец Фовель.
— Привет, монах! — воскликнул Лефор. — Тут у меня как раз один христианин, которому, похоже, до зарезу понадобятся ваши услуги. Я тут было попытался заставить его исповедаться, но он не признался мне и в половине своих грехов!
— Сын мой, — обратился к нему монах, вытаскивая из-за пазухи сутаны какую-то переплетенную в картон книжицу, — поглядите-ка, какую любопытную штуковину я нашел в каюте капитана. Правда, здесь написано по-английски, но если он не пожелает перевести нам самолично, я сделаю это с помощью матросов, велю подвесить их за большие пальцы, у них языки-то мигом развяжутся. Там у них на «Уорвике» немало парней, которые говорят по-французски, не иначе как собирались вести переговоры с нашими колонистами…
— Так оно и есть! — подтвердил Ив, листая книжицу.
Сперва он невнятно бормотал какие-то ругательства, потом подозвал монаха и показал ему, что вызвало у него такое возмущение.
— Гм-м… Да, неплохо намалевано, — согласился тот. — Форт Сен-Пьер как вылитый, ни убавить ни прибавить!
К рисункам прилагался текст, написанный безукоризненно каллиграфическим почерком. Ив показал его Уиллоби, который хоть и чувствовал себя несколько не в своей тарелке, но ничуть не струсил, и поинтересовался:
— Кто это все написал?
— Я! — стукнув себя кулаком в грудь, ответил англичанин. — Да, я, и дальше что?
Лефор улыбнулся.
— Вы отлично пишете, капитан! — похвалил он его. — Да-да, надо отдать вам должное! Что поделаешь?! Справедливость есть справедливость! Вы, конечно, страшны как смертный грех и отпетый негодяй, но почерк у вас просто отменный, а то, что я успел выучить из английского в Сен-Кристофе, когда встречался там с проходимцами из Шеффилда, что живут на юге острова, помогло мне кое-что уразуметь…
Он говорил с презрительной усмешкой. Потом вдруг в лице его проступила какая-то свирепость.
— Эй, монах! — прорычал он. — Ступайте к Шерпре. Пусть пошлет на «Уорвик» призовую команду и отправит его в Бас-Тер. Я напишу командору де Пуэнси рапорт, думаю, ему будет приятно узнать кое-какие вещи, о которых я собираюсь ему доложить! Но главное, эту книжицу надобно передать в собственные руки губернатору, и никому другому! И еще передайте Шерпре: поднять все паруса. Ветер нам благоприятствует. Курс на Мартинику, прямо на Сен-Пьер! На рассвете мы должны быть уже там.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Дикари
Стража еще спала, когда Жюли, поднявшись ни свет ни заря, вышла во двор замка.
Служанка обвела взглядом бухту, потом форт и вдруг громко вскрикнула от удивления. И, более не задерживаясь перед открывшимся ее взору поразительным зрелищем, приподняла длинные юбки и бросилась в дом с криком:
— Ах, мадам! Мада-ам!.. Идите же скорей сюда! Вы только поглядите, что за красота такая!
Мари в буфетной отдавала приказания Сефизе и Демарецу. Услыхав крики субретки, она приоткрыла дверь и с разгневанным лицом выглянула в коридор.
— Вот дурочка! — крикнула она. — Я же просила тебя не поднимать шума! Ведь генерал по-прежнему нездоров. Впервые за два дня он наконец-то заснул. А ты раскричалась, будто нарочно желаешь его разбудить!
— Ах, мадам, я совсем забыла! Вы уж простите меня, мадам!.. — покаянно пролепетала Жюли. — Но поверьте, в Сен-Пьере и вправду происходят какие-то странные вещи…
Мари пожала плечами.
— Странные вещи?.. Да что там такое может произойти? Догадываюсь, что у тебя на уме! Только и ищешь причину, как бы улизнуть в город!
— Ах, мадам, честное слово! Вы только пойдите поглядите, сами увидите…
И снова, на сей раз в сопровождении Мари, она устремилась из дома. Но не успели обе женщины дойти до середины двора, как хозяйка воскликнула:
— Боже мой! Не может быть! Что бы это могло значить?
— Я же говорила! — торжествующе заметила Жюли. — Скажите сами, разве не красиво? В жизни не видала ничего подобного.
Мари не могла отвести взгляда от бухты, где и вправду словно разворачивался какой-то феерический, потрясающий спектакль. Можно было подумать, будто вся бухта превратилась в гигантский калейдоскоп.
По зеленой воде сновали тысячи крошечных пирог, по одному человеку в каждой. Они плавали взад-вперед, то и дело встречаясь и оказываясь так близко друг от друга, что, казалось, вот-вот столкнутся, но всегда каким-то чудом избегая беды. Все они, несмотря на вынужденные маневры, чтобы не столкнуться, направлялись в сторону суши, и на берегу, у причала, вблизи Каренажного квартала уже стояли на мели многие сотни таких лодчонок.
На таком расстоянии они казались темно-коричневыми, те, что поновее, дивного каштанового оттенка, это создавало восхитительный эффект на фоне зеленых морских волн. Еще больше оживляли картину красные пятнышки людей в лодках, крошечные фигурки гребцов ярко-алого цвета, стоявших на коленях прямо на дне своих утлых суденышек с одним, похожим на лопатку, веслом в руках и размахивающих им то вправо, то влево.