Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
Похоже, он нарочно старался поднимать как можно меньше шума, однако шпоры все-таки слегка стучали о камни мостовой, а конь, приплясывая, позвякивал стременами.
— Кто там? — крикнула Мари. — Кто там приехал?
Она не испытывала настоящего страха, разве что только какую-то смутную тревогу, хотя в этих вкрадчивых повадках незнакомца не было ничего успокаивающего…
— Эй, стража! — громко окликнула она. — Интересно, где они все?.. Куда подевались часовые! Так-то вы охраняете замок!..
— Тс-с!.. — услышала она голос, который показался ей незнакомым.
В тот же момент, скрипнув крюками, с шумом захлопнулись ворота и она, не в состоянии увидеть того, кто вдруг неожиданно кинулся прямо на нее, сразу оказалась в чьих-то крепких руках и почувствовала, что ноги ее оторвались от земли. Тьма с той стороны, где стоял незваный гость, была такой густой, что она даже не заметила его приближения. Ее же силуэт четко вырисовывался в ореоле света, вырывавшегося из полуоткрытой двери в дом.
Она почувствовала, как шелковистые усы нежно коснулись ее щек, а чувственные губы жадно приникли к ее губам. И прежде чем ответить на поцелуй, она прошептала:
— Жак! Наконец-то…
У нее перехватило дух. Конечно, он слишком уж крепко, изо всех сил сжимал ее в объятьях, но куда больше стесняло грудь охватившее ее нестерпимое волнение, от которого она вот-вот готова была лишиться чувств.
Она слышала, как Жак шептал ей в ухо ее имя, покрывая все лицо быстрыми, нежными поцелуями.
Она же, будто завороженная музыкой этого волшебного имени, без конца повторяла:
— Жак… Жак… Жак…
Все окружающее для них словно сразу же растворилось, исчезло как дым. Они еще не могли разглядеть лиц, но уже вновь обрели, узнали друг друга. Она приникла к его груди, со страстью стараясь прижаться к нему все тесней и тесней. Наконец проговорила:
— Я видела корабль. Я слышала выстрелы. Я знала, что ты там! Но Боже, Жак, как же долго я тебя ждала!
— Я тебе все объясню, — ответил он.
В тот момент в дверях показалась Жюли с фонарем в руке, который ей никак не удавалось зажечь.
— Мадам, вы где? — крикнула она.
— Здесь! — ответил ей радостный голос, но это был голос мужчины. — Мы здесь!..
— Генерал! — всхлипнула служанка от внезапно подступивших слез.
— Разве могло быть иначе, Жюли! — заметил Дюпарке. — И я непременно хочу, чтобы вы помогли нам как следует отпраздновать мое возвращение…
Он обнял Мари за плечи и, слегка отстранившись от нее, спросил:
— Надеюсь, вы еще не ужинали?
— Нет. Мы как раз собирались садиться за стол…
— Жюли! — позвал Жак. — Приведите-ка моего коня. Я нарочно привязал его у ворот, чтобы не производить шума, ведь я хотел сделать вам сюрприз… Там, в седельной сумке, вы найдете все, чтобы устроить настоящий пир. Приготовьте-ка нам ужин, да побыстрее…
Он повел Мари в дом. В его руках она весила не больше оцепеневшей от холода птички. Она словно парила над землей, и ей одновременно хотелось и плакать, и смеяться.
Тесно обнявшись, они переступили порог замка. Потом остановились у освещенного свечами стола. Жак окинул взглядом скудную трапезу, которую приготовила Жюли. И снова повернулся к Мари, впившись взглядом в эти карие, цвета лесного ореха, глаза, которые так сияли любовью. Обнял ее за шею и еще раз пылко поцеловал.
Им так много надо было сказать друг другу, но они были так влюблены, что не испытывали потребности говорить. Оба ощущали ту радость бытия, какая бывает у выздоравливающих после тяжкой болезни, когда они будто вновь возвращаются к жизни. Ни у одного не было сил произнести ни звука, кроме единственного слова — имени любимого…
Ужин уже подходил к концу. Жак потягивал французское вино, такое светлое, что всякий раз, поднося к губам бокал, он ясно видел сквозь прозрачную жидкость силуэт сидящей напротив Мари.
Они уже поговорили, сбивчиво, бессвязно, то и дело перескакивая с одного на другое. Мари думала, что сможет так на многое открыть глаза генералу. Однако с удивлением обнаружила, что он уже в курсе всех событий. У нее в голове не укладывалось, как можно было узнать обо всем за столь короткое время, и она призналась ему в этом; но он объяснил, что Лефор возвратился с Сен-Кристофа вместе с ним и ничего не упустил из того, что произошло здесь за год его отсутствия.
Потом они поговорили о Лефоре, об отце Фовеле, о Бофоре с его кликой, о капитане Байарделе и о Мерри Руле, но о последнем было упомянуто лишь вскользь. С уст Мари рвался один вопрос — Лапьерьер? Она ведь еще не знала, успел ли он оклеветать ее перед Дюпарке, и никак не решалась спросить генерала.
Но он заговорил об этом сам.
— Похоже, — заметил он, — мой адъютант, я имею в виду господина де Лапьерьера, вел себя в отношении вас отнюдь не с той учтивостью, какой мы были бы вправе от него ожидать.
Она боялась, как бы не выдать своего волнения, но посмотрела ему прямо в глаза.
— Кто вам об этом сказал? — спросила она.
— Ну, сначала Лефор, а потом и господин де Гурсела, — ответил он. — Если верить лейтенанту Мерри Рулу, я возвратился как раз вовремя, чтобы уберечь вас от многих огорчений. Лапьерьер задумал ни больше ни меньше как реквизировать этот замок, чтобы превратить его во второй форт; иными словами, он собирался выгнать вас отсюда, чтобы отправить один Бог знает, под какую крышу! Однако я также узнал, что лейтенант снова поставил здесь стражу. Кстати, что вы думаете об этом Руле?