Мари Антильская. Книга вторая
Шрифт:
Жак обернулся к Дюбюку и проговорил:
— Этот остров, если верить оценкам Христофора Колумба и вашим собственным утверждениям, не больше трех лье в ширину и четырех в длину. Стало быть, площадь его так мала, что мы могли бы без труда занять его целиком. А потому, на мой взгляд, в идее мадам Дюпарке, определенно, есть резон. Мы пока еще не знаем, сколько времени нам предстоит вести войну, так что и вправду было бы куда благоразумней немного приберечь съестные припасы. По-моему, мы вполне могли бы поделить надвое своих солдат. Одна часть высадилась бы на берег, другая осталась бы в море. Так мы смогли бы держать дикарей между двух огней, что, вне всякого сомнения, изрядно припугнуло бы противника.
— Отличная мысль! — одобрил капитан Байардель. — Вы видите эти холмы, генерал? Каждый из них — готовая крепость. Уверен, укрывшись там, солдаты смогут отразить любое нападение не хуже, чем если бы они засели в нашей сен-пьерской крепости!
— Ну, конечно, вы правы! — окидывая радостным взглядом жену, воскликнул Дюпарке. — Ваша идея, дорогая, выглядит весьма соблазнительно, здесь есть над чем поразмыслить. А вы, Дюбюк, что вы об этом думаете?
— То же, что и вы, — поддержал его Дюбюк. — Более того, полагаю, такой маневр позволил бы одному из фрегатов обойти вокруг весь остров, а в случае необходимости и вступить в переговоры с дикарями…
— Ах, вот это уж лучше не надо! — живо возразила Мари. — Не кажется ли вам, что идти к индейцам и вступать с ними в переговоры означало бы бессмысленный и ничем не оправданный риск?..
Некоторое время спустя фрегаты легли в дрейф.
А отряд в три сотни человек высадился на берег. Они должны были беспрекословно подчиняться Мари, сотня же других колонистов осталась на двух судах — «Тельце» и «Святом Лаврентии», — которые бросили якоря в небольшой, надежно защищенной бухточке. Капитан Байардель получил приказание охранять эти фрегаты, а также высадившийся на берег отряд. Что же до фрегата «Бон-Портская Дева», то генерал вместе с лоцманом Дюбюком и тремястами колонистами на борту намеревались продолжить плавание вдоль берегов острова в надежде вступить в переговоры с индейцами.
С «Тельца» было снято несколько пушек, их установили у склона одного из холмов — на ровном, как стол, небольшом плато, со всех сторон надежно прикрытом скалами. Судя по всему, стрельба из этих орудий должна была оказаться весьма действенной против любой атаки с суши, с какой бы стороны она ни исходила. Кроме того, вздумай дикари предпринять против высадившихся колонистов хоть какой-нибудь недружелюбный демарш, их по-прежнему держали бы под прицелом, а в случае необходимости незамедлительно открыли бы по ним огонь корабельные каронады.
Теперь Дюпарке мог отплыть с легким сердцем — ни Мари, ни его солдатам было совершенно нечего опасаться.
Пролавировав добрую часть послеполуденного времени, фрегат «Бон-Портская Дева» наконец вошел в бухту, которую Дюбюк называл Каренажской. Все дело в том, что это подобие гавани, отлично защищенной со всех сторон, с первого же взгляда как две капли воды напоминало стоянку кораблей в окрестностях Сен-Пьера, которая носила то же самое название. Правда, здешняя бухта была куда шире и глубже, что позволяло ей давать приют даже весьма крупным судам.
«Бон-Портская Дева» так близко подошла к берегу, что теперь Дюпарке, не прибегая к помощи подзорной трубы, мог явственно разглядеть вигвамы индейцев, их грубо выдолбленные из мягких стволов бавольника деревянные каноэ и даже подхватываемый ветром, курящийся над селениями легкий дымок. Вот-вот уже должна была опуститься ночь.
Здесь им не грозила никакая хоть сколь-нибудь серьезная опасность со стороны дикарей, не имевших в своем распоряжении ничего, кроме этих утлых лодчонок — их можно было без труда рассеять картечью. А потому генерал без особых сомнений отдал приказ бросить якорь.
Он широким полукругом, медленно обвел подзорной трубой с одного конца до другого всю бухту.
Дюбюк по-прежнему стоял подле него, не произнося ни слова, терпеливо дожидаясь, пока тот заговорит с ним первым. Осмотр длился довольно долго. Много раз генерал замирал, подолгу всматриваясь в какие-то примеченные им ранее места, и ничто не ускользало от его придирчивого взора.
Наконец он сунул меж пуговиц камзола свою подзорную трубу и, повернувшись к Дюбюку, заметил:
— Есть что-то странное в повадках этих дикарей. Не удивлюсь, если они на свой манер готовят нам весьма своеобразную встречу… Вы заметили, что в селении царит полное спокойствие, и это невзирая на наше появление, которое должно было показаться этим людям событием весьма устрашающего свойства? Интересно, почему они не прячутся?.. Почему продолжают невозмутимо заниматься своими обычными делами, так, будто ничего не случилось? Нате-ка, Дюбюк, держите, удостоверьтесь сами!
И он протянул лоцману свою подзорную трубу, которую тот немедленно поднес к глазам. Дюбюк поступил тем же манером, что и несколько минут назад генерал. Тем не менее он, более привычный к повадкам караибов, смог заметить множество мельчайших деталей, незначительных на первый взгляд, однако наводивших его на самые глубокие размышления. К примеру, он тоже заметил, что мужчины то и дело суетливо сновали взад-вперед по селению, женщин же вообще не было видно, а перед хижинами повсюду зажигали костры, будто им не грозила никакая опасность.
— Ну так что? Что вы на это скажете? — сразу поинтересовался Жак, едва Дюбюк вернул ему подзорную трубу. — Не прав ли я, опасаясь, что эти дикари готовят нам какой-то хитрый подвох?
— Гм-м… — хмыкнул Дюбюк. — То, что вы принимаете за притворное безразличие, возможно, вопреки всем вашим подозрениям вовсе никакая и не хитрость. Не исключено, что эти люди просто готовят нам встречу, какой мы, по их разумению, заслуживаем. Уж мне ли их не знать!..
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу сказать, что излюбленное занятие этих караибов — поджигать дома и корабли своих врагов. Чтобы спалить хижину, они пользуются длинными стрелами, лишь слегка заостренными с одного конца, зато снабженными с другого этаким хвостом из пакли, пропитанной пальмовым маслом, который они поджигают, прежде чем выпустить ее из лука. Стрела вонзается в пальмовую крышу — и вся хижина в огне. Примерно таким же манером поступают они и с кораблями, вся разница только в том, что вместо стрел здесь используют нечто вроде горящих головешек, которые изготовляют из своих пирог. Правда, у них нет пороха, но они умудряются до отказа начинить эти хрупкие челноки всякими легко воспламеняющимися материалами, а потом нацеливают их прямо на вражеский корабль, и тот взлетает на воздух — если, конечно, на борту нет бдительного караула…
Он снова глянул в сторону острова, потом продолжил:
— А чтобы спалить хижину и перебить всех ее обитателей, у них есть свой коварный прием: они выпускают эти самые зажигательные стрелы, а потом выжидают с луками в руках, пока люди не начнут выбегать из объятого пламенем жилища, и тут без всякого труда расстреливают одного за другим…
— Не кажется ли вам, что мне было бы не без пользы попробовать договориться с этими караибами?
— Кто знает, — задумчиво проговорил Дюбюк, — только для этого — я хочу сказать, для того, что вести с ними какие бы то ни было переговоры, не рискуя при этом своей жизнью и жизнями тех, кто будет с вами, — надо сперва произвести на них впечатление, то есть показать свою силу…