Мари Галант. Книга 2
Шрифт:
Поскольку Мари видела все в том свете, в каком оно было представлено ей раньше, ей пришлось и сейчас признать правоту Рулза. И она лишь вздохнула в ответ, раздираемая противоречивыми чувствами: с одной стороны, ей хотелось верить в преданность Лефора и Байярделя, с другой – она не могла сбрасывать со счетов то, что считала реальностью.
– Если бы мне удалось добиться от Совета для вас изгнания, просто ссылки, вы, по крайней мере, ускользнули бы от преследований Пленвиля. Оказавшись на другом острове, вы нашли бы способ отыграться.
– Вижу, Рулз, – молвила она, – вы превратились в моего верного друга. Благодарю вас от всей души за то, что вы пытаетесь для меня сделать… Ежели мне и было в чем упрекнуть вас, когда зачастую вы меня раздражали, то ведь и я проявляла к вам излишнюю строгость. Не сердитесь на меня, прошу вас…
Судя по тому, с какой силой он ее обнял, Мари поняла, что ее слова проняли майора. Она неожиданно вспомнила смятение Рулза несколькими днями раньше, когда он решил, что она принимает его любовь, и поцеловал ее, а она не оказала ему сопротивления. Он, возможно, тоже припомнил в эту минуту свой смелый поцелуй, такой приятный, пока Мари внезапно не высмеяла его.
Ему показалось, что сейчас он мог бы сделать новую попытку поцеловать Мари, однако он не посмел. Ведь она могла подумать, что он пытается воспользоваться ее щекотливым положением, и тогда все его труды по восстановлению ее доверия окажутся напрасными.
Но от этого ничуть не уменьшилось то удовольствие, которое он испытал, ощутив под руками ее столь желанное тело, похудевшее, обессилевшее, но неизменно будившее в нем вожделение. Майора ничуть не отталкивало теперешнее униженное положение Мари. У Рулза перед глазами стояла прежняя госпожа Дюпарке – элегантная, ухоженная, статная; в этом гадком сарае, погруженном в полумрак, он не замечал ни ее лохмотьев, ни разметавшихся в беспорядке волос, ни осунувшегося лица: все заслоняли его воспоминания о былой Мари.
Для него она была по-прежнему любима, как может человек любить дорогое лицо, даже когда оно покрывается морщинами.
Мари догадывалась, как, должно быть, мучительно майору ее равнодушие, и смотрела на него с жалостью и сожалением. Она ощущала на себе его ласки, но теперь не уклонялась от них. Ею не руководили ни порок, ни желание. Отныне Рулз был единственным мужчиной, на которого она могла рассчитывать. Единственным, во всяком случае, кто в ее печальном падении проявил к ней сострадание и пожелал хоть что-то ради нее сделать, даже рискуя собственной головой. Это заслуживало вознаграждения. А что она могла предложить ему, кроме себя, тем более что для него именно она и была пределом мечтаний?!
Посвежело. Ветерок с моря проникал сквозь небольшие оконца склада, и, полураздетая, Мари задрожала.
Мерри Рулз ощутил под руками ее дрожь и взволновался. Он гладил талию Мари, ее ноги. Неприкрытые бедра Мари покрылись гусиной кожей, хотя обычно поражали своей атласной нежностью.
– Вам нужно одеться, – заметил он.
Майор оставил Мари и развязал сверток. Одну за другой он стал выкладывать на стол рядом с фонарем принесенные вещи, тщательно разглаживая их руками.
Покончив с этим, он вернулся к Мари и помог ей подняться.
– Надеюсь, одежда вам подойдет, – проговорил он. – Мне пришлось действовать осмотрительно. У меня не было времени съездить в замок Монтань, но жена капитана де Мартеля передала мне для вас лучшие вещи из собственного гардероба.
Мари ощупала ткань, осмотрела покрой, и ее первой чисто женской реакцией было то, что она про себя решила: теперь она не будет выглядеть нищенкой.
– Спасибо, Мерри Рулз, спасибо, – улыбнулась она и в порыве благодарности схватила его руку.
– Я выйду, – предложил он.
– Просто отвернитесь, – возразила она. – Мне понадобится ваша помощь, когда я надену это платье. Видите: на спине крючки, я не смогу застегнуть их сама.
Он повиновался. От одного голоса Мари его сердце переполнялось нежностью, и госпожа Дюпарке могла просить у него что угодно.
Когда она его окликнула, он зашел к ней за спину. Ему пришлось попросить ее подойти ближе к свету. Вдруг в глаза ему бросилась молочная белизна ее кожи. Платье было тесновато Мари. Майор натянул ткань, сплюснув непокорную грудь. Он собрал всю волю в кулак, сопротивляясь неумолимо поднимавшемуся в нем вожделению. Застегнув последний крючок, он все же не удержался и обнял Мари.
Она не сопротивлялась. У нее не шла из головы мысль, что майор заслуживает вознаграждения.
– Мари! – убежденно проговорил майор глухим голосом. – Я обязан спасти вас, вопреки вашей собственной воле. И я вас спасу! Да, спасу…
Она обернулась, подставив ему улыбающееся лицо, и произнесла в ответ одно-единственное слово:
– Благодарю.
Теперь, сменив лохмотья на платье, Мари чувствовала себя увереннее. Она подумала о расческе и румянах, принесенных Рулзом раньше.
– Когда я снова увижу вас? – спросила она.
– Я отправляюсь в Сен-Пьер. Завтра утром мне необходимо переговорить с Пленвилем. Вернусь как можно раньше… Вы мне верите?
– Да.
– Надеюсь, что к тому времени узнаю о ваших детях что-нибудь новое.
– До свидания, мой друг.
Он снова подошел к ней, обнял и торопливо поцеловал, после чего поспешил прочь, как злоумышленник, который боится, что его застанут на месте преступления.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Застолье в Бастере
Оставив свои корабли: Лефор – «Пресвятую Троицу», а Лашапель – «Принца Генриха IV», и встретившись на суше, оба капитана направились в форт Бастер. Однако в этот вечер они лишь ненадолго заглянули в таверну «Конь-работяга», как обычно выпив при этом по две кружки пуншу для бодрости, а потом снова исчезли в ночной мгле.
Когда они, ни слова не говоря, миновали потайной ход, так как оба знали, что на их судах все давно готово, Лефор остановился и сказал своему спутнику:
– Приятель! Ступайте в парадную залу без меня. Передайте, пожалуйста, командору, что я скоро буду. Однако положение командующего эскадрой обязывает меня одеться подобающим образом.
– Да что вам, собственно, не нравится в этой одежде? – удивился Лашапель. – На вас новехонькие штаны и камзол, вычищенные сапоги, и, черт возьми, я готов дать две тысячи экю золотом, чтобы иметь на боку такую же шпагу, что бьет вас по икрам!