Marilyn Manson: долгий, трудный путь из ада
Шрифт:
К тому времени, когда мы целые и невредимые вернулись в дом Джона, брат его обкурился уже безнадёжно совершенно. Он бродил по дому как во сне, с красными глазами. Наркотики сгладили его агрессивность, теперь он казался почти что спокойным, что, кстати, пугало ничуть не меньше, чем его маниакал. На руках он держал белую кошку, которую непрестанно гладил.
«Эта кошка – это его злой дух», – прошептал Джон.
«Его злой дух?»
«Ага, ну как типа демон принял форму животного, чтоб брату в его магии помогать».
Эта
«Чувак, эта кошка тебя убьёт», – Джон попытался напугать меня ещё больше, и у него получилось. «Заснёшь – она тебе глаза выцарапает, а если заорёшь язык откусит».
Брат его оглядел нас, потом посмотрел на кошку и спокойно сказал: «Пошли-ка наверх». И это то, что надо: теперь не придётся играть в детективов и тайно проникать в его комнату. Нам позволили войти в запретную комнату: наверное, заклинание Джона на открытие врат ада подействовало.
Хотя для меня всё это было новым и щекочущим нервы, но комната брата оказалась точно такой, какая и должна быть у сельского торчка, двинутого на сатане. Чёрный свет на постере со Смертью с косой верхом на коне, полдюжины фотографий Оззи Осборна и красные свечи повсюду. В углу стоял маленький алтарь, в чёрном бархате с зажжёнными свечами вокруг. Но на вершине алтаря вместо, допустим, пентаграммы или жертвенного кролика, стоял цилиндр из желтоватого стекла – как будто в него нассали. А у кровати угрожающе залёг пистолет.
«Курнуть хочешь?» – спросил Джонов брат, приподнимая цилиндр над алтарём.
«Курнуть чего?», – тупо спросил я. Я никаких косяков и трубок сроду не трогал даже.
«Траву сумасшедшую», – дьявольски ухмыльнулся Джон.
«Да не, чуваки, не, я этой хернёй не балуюсь больше», – соврал я очень уверенным тоном.
К сожалению, выбора у мне никакого не осталось: вскоре стало ясно, что Джон с братом из меня всё говно выбьют, если я с ними не «курцану».
Брат Джона зажёг стеклянный кальян, набитый коричневыми листьями, сделал мощную геркулесову затяжку, а когда выдохнул – вся комната заполнилась тошнотно-сладким дымом. Я взял, покашлял при первых затяжках, но быстро прочувствовал. В сочетании с Mad Dog 20/20, Southern Comfort, бутылкой вина, которую мы передавали по кругу и включённым альбомом Blizzard of Ozz, голова моя вскоре закружилась. Тот факт, что никто в школе меня не любил, стал исчезать из моего сознания как каракули «Волшебным маркером» стираются с грязного кулака.
Я сижу там с мутной башкой, покачиваясь, а брата Джона тут на гониво пробило. Рожа покраснела, исказилась, и он стал выкликать дюжины имён всяких древних духов и демонов, которых он собрался вызвать, чтоб они поубивали учителей, которые ставили ему плохие оценки, девушек, которые бросили его, друзей, которые его предали, родственников, которые с ним плохо обращались, боссов, которые его увольняли, в общем почти всех и каждого, кто попадался ему на жизненном пути с того возраста, как он стал чувствовать ненависть к себе.
Вынув из кармана пружинный нож, Джонов брат сделал длинный надрез по подушечке большого пальца и дал крови капнуть в небольшую чашу, наполненную свалявшейся пудрой в коричневых и белых пятнах. «Злой Ангарру! – начал. – Нингижидда!
Он замолчал, затянулся, натёр свои губы кровавым порошком, не очень, похоже, беспокоясь о нашем присутствии.
«Я призываю тебя, тьмы созданье, способом тьмы! Тебя я призываю, созданье ненавистных, работою ненавистных! Тебя я призываю, создание Отбросов, ритуалами отбросов! Я призываю тебя, созданье боли, словами боли!»
Если трава такое даёт – то я пас. Я всё смотрел на пистолет, надеясь, что Джонов брат за него вдруг не схватится. В то же время я старался никак не показать, на что пялюсь, – не хотел к этому внимание привлекать. Брат реально чокнутый, и, если он ещё никого не убил, то почему бы ему под утро ещё и убийцей не стать?
Минуты и часы исчезали. Мы всё передавали кальянчик по кругу, только воду уже заменили на Southern Comfort – хотели ещё сильнее наебениться. На музыкальном центре – а может просто у меня в голове – крутился «Paranoid» Black Sabbath, кошка на меня шипела дико, комната вращалась, а брат Джона провоцировал меня выпить Southern Comfort из кальяна. «Давай до дна!» Червь бесхребетный, поднёс я сосуд к моим иссохшим от курения губам, и опустошил то, что есть, наверное, самый гнусный напиток из когда-либо кем-либо приготовленных. А потом… Потом я и не знаю, что происходило. Понимаю только, что я отключился, и снова стал площадкой для упражнений братьев Крауэлл в мягкой жестокости.
Меня разбудило шипение – в 5 вечера. В то время это для меня поздновато, во столько просыпаться. На меня пристально глядела кошка. Я ощупал мои глаза – глаза были на месте. И тут я начал блевать, и блевал долго. На коленях перед унитазом я вдруг понял, что мне преподали важный урок: с чёрной магией я могу перевернуть дно жизни, могу получить такую силу, которой люди будут завидовать, и свершать то, что никто больше не может. Заодно я узнал, что мне не нравится курить кальян с травой, ну или вкус воды из него.
ЧЕРВЯК СБРАСЫВАЕТ КОЖУ
Впервые я понял, что с нашей семьёй что-то не так, в шестилетнем возрасте. Тогда отец купил мне книгу про жирафа, который так был персонализирован, что это вроде как я – герой книги, и у меня всякие приключения и игры с другим зверьём. Была там, правда, проблема одна: везде имя моё написали как «Брэйн» (англ. brain – мозг, – прим. пер.), что рисовало в мозгу моём неприятную картину: жираф с мозгом на спине. Думаю, что отец эту ошибку и не заметил, а ведь вроде бы он мне имя дал.
Символично, как он со мною обращался – никак. Ему всё поровну было. Если я хотел его внимания, то его давали в виде ремня со звуком шлепков по спине. В час когда он приходил с работы, я обычно валялся, играя в Colecovision или рисуя картинки, и он всегда находил предлог сорваться на мне – из-за неподстриженного газона или грязной посуды в раковине. Я вскоре научился изображать, когда он входил ко мне, что занимаюсь чем-то серьёзным, даже если делать мне было вообще нечего. Моя мать считала, что его буйное поведение – последствие Вьетнама, посттравматический стресс, из-за которого он вскакивает среди ночи, орёт и разбивает что под руку попадётся. Я когда подростком приводил домой друзей, он неизменно спрашивал: «Сосал ли ты член слаще моего?» Понятно, подколка такая, ловушка – ответь хоть «да», хоть «нет», всё равно получится, что его член у тебя во рту бывал. В шуточном смысле, конечно.