Марина и цыган
Шрифт:
После чего послышался смех, так как, вероятно, Вадим попытался скопировать позу боттичеллевской богини.
– Нет, - отсмеявшись, ответил Женька. – Ты больше похож на Давида!
– Да? – в голосе Вадима послышались самодовольные нотки.
Тогда я постучала по крыше и смех сразу прекратился: изнутри не доносилось больше ни звука. Не останавливаясь на этом, я закрутила на бачке кран, перекрыв, таким образом, воду. Тотчас стукнула дверь душевой и до меня донёсся дядькин вопль: он обнаружил пропажу одежды. Высунувшись из раздевалки, Женька повертел головой по сторонам и, не увидев меня, закричал:
– Марина!!
– Что
Поспешно спрятавшись назад, Женька оставил снаружи только голову и потребовал:
– Сейчас же верни одежду!
– И не подумаю! – спрыгнув вниз, я встала, подбоченившись, напротив него и насмешливо улыбнулась.
– Ну, попадёшься ты нам в руки! – пригрозил дядька.
– Что же вы не выходите, не ловите меня? – насмехалась я, чувствуя себя в полной безопасности. – Или, может, мне самой к вам зайти?
После этих слов я шагнула вперёд, словно и в самом деле собиралась проникнуть внутрь душевой. Женька тотчас в панике скрылся, зато вместо него показался Синеглазый.
– Если ты сюда зайдёшь, то просто так не выйдешь! – процедил он сквозь зубы, бросив на меня многозначительный взгляд.
Пожав плечами, я сделала вид, будто направляюсь к дому.
– Куда ты, Марина?! А как же наша одежда? – раздался мне вслед плачущий дядькин голос.
– Вот она, ваша одежда! Пойдите и возьмите! – махнула я рукой в сторону сада.
Однако ни Женька, ни его дружок явно не горели желанием пробежаться голышом по двору.
– Хоть воду открой, Марина! Мы же в мыле, дай хоть домыться! – жалобно заканючил дядька.
– Ладно, так и быть, пользуйтесь моей добротой!
Вновь поднявшись по лестнице на крышу душевой, я открыла кран и изнутри послышался шум льющейся воды. Парни тут же побежали домываться. Тем временем я отнесла рыбу на кухню и, подбросив в печку поленьев, принялась её жарить. Через открытую дверь кухни душевая была видна как на ладони. Но приятели по-прежнему не предпринимали никаких попыток добраться до своей одежды. Тогда, положив на тарелку немного жареной рыбы, я вынесла во двор табурет и стала демонстративно есть у них на виду. Вкусный запах жареной рыбы разносился по всему двору и первым не выдержал дядька.
– Долго ты будешь нас здесь держать? Есть хочу! – снова заныл он.
– Ладно, сейчас накормлю, - смилостивилась я и, сбегав на кухню, принесла ещё одну тарелку с рыбой для парней.
– А хлеб?! – воскликнул Женька.
– Хорошего понемножку! – огрызнулась я, но потом всё-таки доставила им хлеб.
После того, как они насытились, дядька снова стал просить меня вернуть им одежду. Он аргументировал тем, что дело идёт к ночи и, в конце концов, не до утра же им сидеть в душевой. Подумав, что Женька, пожалуй, в чём-то прав, я согласилась простить приятелей на следующих условиях: во-первых, они попросят у меня прощение, а, во-вторых, торжественно пообещают не мстить мне. Так как выбора у них всё равно не было, парни недолго раздумывали. Не могу сказать, что я действительно им поверила, но своё обещание выполнила и принесла из сада рубашки. Обмотав их вокруг своих чресл, Женька и Вадим, наконец, покинули душевую. При этом я едва удерживалась от смеха, потому что в таком одеянии они напоминали индийских йогов.
Однако оказалось, что это ещё не всё: ни один из них не желал лезть на дерево за брюками. В конце концов, лезть пришлось мне. Сбросив им сверху брюки, я, на
последовала за ними. Услышав их голоса, я взобралась на дерево и стала наблюдать сверху за парнями, которые что-то вполголоса обсуждали, лёжа на траве. Немного выждав, я бросила в них яблоко. Подняв голосу, Женька крикнул:
– Атас!
После чего они вскочили и побежали по направлению к выходу. Когда же я вернулась во двор, там уже не было ни брюк, ни их хозяев.
Покормив кур и загнав их в сарай, я отправилась в дом, включила телевизор и стала смотреть какой-то художественный фильм. К тому времени, когда он закончился, уже совсем стемнело, но дядька всё не возвращался. Оставив задние двери незапертыми, я переоделась в белую вязаную маечку и брюки, поверх которых натянула ночную рубашку. Затем выключила свет, легла в спальне и стала ждать. Никелированные шары на спинке кровати блестели в темноте от лунного света. Негромко тикали ходики, отмеряя время. Так прошло около часа и я стала думать, что парни уже не придут. Однако ближе к полуночи, когда мои глаза уже стали слипаться, кто-то тихо открыл дверь и в зале скрипнула половица. Затем дверные шторы качнулись и между ними просунулась чья-то голова.
– Тише! – услышала я знакомый голос.
– Ничего, не бойся! – прошептал другой. – Когда моя племянница спит, её из пушек не разбудишь!
Две тени на цыпочках приблизились к моей кровати.
– Спит! – удовлетворённо констатировал Женька, в то время как его приятель прислушивался к моему дыханию. – Принеси с дивана одеяло, мы её завернём!
Вадим отступил, а дядька, проявляя завидную сноровку, снял с меня ночную рубашку, но не разглядел в темноте, что было под ней. Как только Синеглазый принёс одеяло, Женька закатал меня в него до подбородка и отнёс на руках в зал. Там положил на диван и приказал Вадиму:
– Включи свет!
Но я не открывала глаза, делая вид, будто продолжаю спать.
– Ну, что я тебе говорил! – самодовольно воскликнул дядька и слегка похлопал меня по щекам. – Проснись, Марина!
Наконец, разлепив веки и щурясь от яркого света, я спросила:
– А, это вы? Что случилось?
В ответ Женька, который, как и его приятель, был в одних плавках, улыбнулся ещё шире. Тогда я попыталась сбросить с себя одеяло.
– Выключи свет! – тотчас же завопил дядька, обращаясь к Синеглазому.
Тот послушно щёлкнул выключателем. Подняв с пола одеяло, Женька снова закутал меня в него и только после этого снова разрешил дружку включить электричество.
– Ну, ладно! – сказала я. – Что-то есть хочется. Может, принесёшь что-нибудь пожевать? Ведь я вас кормила!
Попросив Вадима подержать меня, дядька сбегал на кухню и принёс оттуда оставшуюся рыбу. Парни уселись рядом со мной на диван и Женька принялся кормить меня из своих рук, не забывая себя и приятеля. После рыбы мне захотелось пить и я снова предприняла попытку освободиться от одеяла.