Марина Мнишек. Невероятная история авантюристки и чернокнижницы
Шрифт:
Закрыв за собой дверь шкафа, Марианна прошла в небольшую нишу, в которой стоял стул, небольшой столик со свечой и лучиной. Она зажгла свечу и открыла задвижку слухового окна. Ей стало слышно все, что происходило в библиотеке.
В библиотеке в это время шел настоящий торг.
– Вы поймите, ваше высочество, мое воеводство из-за постоянных войн с татарами находится в крайне плачевном положении. Порой, мне попросту нечем платить своим шляхтичам. А бернардинцы! Это же стервятники! – восклицал Мнишек.
– Бернардинцы – богатейший орден после иезуитов. Неужели, даже вам, их покровителю, они не в состоянии помочь в трудную минуту? – ответил Лжедмитрий.
Это был серьезный аргумент.
– Разве я имею право признаваться в своей несостоятельности тем, кому покровительствую, ваше высочество? – с грустью в голосе сказал он. – Но, эти монахи, похоже, действительно ничего не смыслят в делах воеводства и считают, что золото, которым я осыпаю их орден, каждое лето, вместе с урожаем яблок, осыпается с деревьев прямо в корзины моих крестьян.
– Ваша верность Католической Церкви должна быть вознаграждена по-королевски, – сказал на это Лжедмитрий.
– О! Разве возможно такое, Ваше высочество?! Король итак слишком благоволит моему дому! Гораздо приятнее мне было бы получить царское расположение. Тем более, что вы только что соизволили изъявить свое желание породниться с нашим родом.
Марина от неожиданности вскочила со стула, и чуть было не уронила свечу.
– Неужели уже? – прошептала она. – Ох, папенька!
– Я восхищен вашей дочерью, – послышался из дыры в стене голос Лжедмитрия. – Но, позвольте заметить, что от вас я пока не получил ничего для оспаривания своего законного права на московский престол. Семь обедневших шляхтичей и только. Да еще на таких слабых лошадях, что мне пришлось поручить конюху откормить этих несчастных животных, иначе они не дотянут до московских границ. И, в то же время, пан Мнишек, из других воеводств, под мое покровительство перешли сотни прекрасных воинов. Из знатных и обеспеченных родов. И ищут они в Московии не наживу, а славу воинов и верных слуг короля Сигизмунда.
– Ваше высочество! Я искренне сожалею, что дал вам повод думать будто бы с моей стороны могло проявиться желание поправить свои финансовые дела за счет Московского царства, – голос Мнишека звучал подавленно. – Позвольте вам напомнить, что во время нашей с вами первой встречи у князя Вишневецкого, я первый признал в вас монарха! Это было когда еще многие, порой даже открыто, выказывали сомнения относительно вашего царского происхождения.
– Не печальтесь, пан Мнишек, – покровительственным тоном ответил Лжедмитрий. – Единственное, что от вас требуется, – это быть откровенным со мной. Я помню все. И еще ни один человек на земле не упрекал меня в неблагодарности. И вы знаете это, ведь именно вам, а не кому-то другому я поручил распоряжаться казной моего войска.
– О, ваше высочество! – почти прошептал Мнишек.
– Так, что вы еще желаете?
– Смею просить вас о сохранении католической веры для моей дочери, после восхождения вместе с вами на престол. Я не могу не знать, что сохранение веры не принято ни в одном государстве…
– Хорошо. Так и будет, – перебил его Лжедмитрий. – Что еще?
– Новгород и Гродно. Передать Марианне эти города с землями, а также позволить заселить их поляками, и построить католические храмы, – твердо сказал Мнишек, и, сделав паузу, видимо наблюдая за реакцией самозванца, добавил еще более решительным голосом. – Мне же, вашему покорному слуге, просил бы передать те самые смоленские и черниговско-северские земли, о которых говорил его величество.
– Это разумная просьба, пан Мнишек. Мне бы действительно хотелось, чтобы богатейшие, а также приграничные города Московии, стали бы владениями моего родственника и преданнейшего из слуг.
В библиотеке послышались шаги. Видимо Мнишек решил пройтись по помещению.
– Ваше
– Что еще?
– Я вижу насколько сильно вы тяготеете к Московии и, как сильно болит ваше сердце при мыслях о родной земле…
– Это заметно? – донесся полный иронии голос Лжедмитрия.
– Для, меня, как вернейшего из слуг, увы, это не ускользнуло. А ведь родная земля меняет человека. Также как и чужбина…
– К чему ты клонишь, князь?
– Что там скрывать, Дмитрий Иоаннович, – вдруг перейдя на фамильярный тон, продолжил Мнишек, которому, видимо, тоже надоело ломать комедию. – Я беспокоюсь насчет того, что если Марианне не по душе будет находиться в Москве…
– Что тогда?
– Она должна будет получить право развестись с вами по собственному желанию.
– Это право обоюдное?
– Увы, нет, мой господин, – спокойно ответил Мнишек.
Снова послышались шаги, но уже более тихие – Лжедмитрий ходил по ковру, видимо, обдумывая выход из этого положения.
– Вы сомневаетесь в искренности чувств моей дочери? – вдруг спросил Мнишек.
– Как вы могли подумать такое? – возмутился Лжедмитрий. – Разве в моем положении можно сомневаться в расположении своих покровителей?
В то утро Марианна долго не могла уснуть. Перед ее глазами проплывали картины помолвки, о которой должны были объявить через несколько дней, венчания, восхождения на трон и долгих лет царствования в далекой Москве.
Глава 3. План захвата
Марианна сидела за зеркальным столиком уже целых полтора часа. Уже одетая в ночную рубашку, распустившая волосы, она продолжала крутить в ладони черепаховый гребень. Но, тут она почувствовала, что от неподвижного сидения у нее заболела спина.
– Боже. Сколько же я так просидела? – прошептала она, поднялась со стула, и легла в кровать.
Ей было странно от открытия сделанного накануне. Вечером, готовясь ко сну, девушка, наверное, впервые с тех пор, как из-за ее любопытства погибла няня, осознала, что в мире есть еще что-то помимо интриг, тайных сект, магических обрядов и костров инквизиции. Визит Лжедмитрия приоткрыл для нее новый мир. Конечно, она не была влюблена в него, хотя он ей, бесспорно, нравился. И уж само собой, что Марианна не воспринимала его, как единственного мужчину, который стал бы смыслом ее жизни. Но этот странный юноша, такой уверенный в себе, говорящий с сильным южнославянским акцентом, принес в ее жизнь, что-то новое. Это была свобода, о которой она мечтала с тех пор, как бежала по приказанию отца из Варшавы. С тех пор ее жизнь больше напоминала долгую череду угрызений совести, раскаяний, молчаливых упреков со стороны отца и Корвуса. И хотя произошедшее никогда не упоминалось, события той ночи сильно изменили Марианну.
Девушка стала замкнутой и очень серьезной. Ее мать – Ядвига – долгое время пыталась выведать, что произошло, видя причину во внезапном самоубийстве няни. Она даже хотела вызвать в Самбор лучших лекарей королевства, но после того, как личный лекарь мужа успокоил ее, заявив, что подобные возрастные изменения иногда наблюдаются у любознательных и впечатлительных девушек, немного успокоилась.
К четырнадцати годам Марианна уже полностью, как ей казалось, поборола в себе страх перед отцом и таинственным орденом к которому он принадлежал. Она без содрогания входила в библиотеку, где ее с учебниками ежедневно дожидался Корвус. Посещала все мессы и, даже несколько раз прямо посмотрела в глаза настоятелю монастыря, почувствовав его испытывающий взгляд. То, что настоятель знал о произошедшем, не вызывало сомнений. Иногда ей казалось, что он нарочно подолгу останавливал на ней свой взгляд, как бы проверяя ее на прочность.