Марина Влади, обаятельная «колдунья»
Шрифт:
— Я устала от всего этого, — горестно сказала Марина…»
На той пресс-конференции Никита Высоцкий (уже не Абрамов) заявил: «Мы подаем в суд… За клевету…»
Суд? Какая еще Фемида была способна отобрать у нее право на память? Или своим приговором объявить вне закона ее собственное мнение? Или вообще лишить слова?.. Марина была унижена, оскорблена. Она понимала, что эти мальчишки, сыновья Володи, не стоят ее слез и сердечной боли. Совсем других людей она обвиняла в том, что Высоцкий умер, не успев ни дожить, ни долюбить.
«Меня упрекали, что я не все рассказала, что-то придумала, — говорила она тем, кто хотел ее услышать и понять. — Нет. Это моя жизнь, я писала о том, что я знала, о нем, о той среде, в которой мы жили. Я там искренне рассказывала про нас, про нашу любовь… Было очень сложно, но я
Я хотела объяснить, почему этот человек умер так рано. Когда он не пил, он был гениальным актером, трагическим, глубоким. То, что я написала… я имела на это право. Это моя жизнь, мои воспоминания… Высоцкий был… как все мужики, он тоже гулял, особенно когда пил, — а он часто пил. Он цеплялся за жизнь своими изменами, но он был все-таки интересный человек и гениальный поэт. Про него можно столько всего рассказать!.. Он был удивительный, очаровательный, смешной, не тщеславный, сильный, скромный. И вместе с тем хитрый, лукавый…
Он жил под большим напряжением. Он был бесконечно талантлив, его бесили барьеры, на которые он постоянно натыкался, он все вопринимал слишком болезненно. Это было страшно, когда как будто бы все можно, но на самом деле ничего нельзя. Приходилось постоянно бороться с этой ватной стеной. Отсюда и его надрыв, когда боль надо заливать водкой. Он всю жизнь шел „по проволоке“.
Ведь, с одной стороны, его все обожали, а с другой — он никогда не видел своих стихов напечатанными. Как будто его нет… Когда я говорю об этом французам, они не понимают: ведь главное, чтобы люди его любили. Они не понимают, как чувствуют себя люди, которым все было запрещено: ставить спектакли, выпускать книги, записывать пластинки. Перед ним все время горел „красный свет“, это его выводило из себя. Тем более что он жил со свободной женщиной. Может быть, до встречи со мной он не чувствовал так остро эту несвободу… Страдания, унижения, излишества — все это убило его».
Книга Влади острым топором расколола надвое армию друзей, товарищей, знакомых, коллег и поклонников Высоцкого. Одни восхищались пронзительной исповедью, другие напрочь отвергали.
Возмущался Юрий Любимов: «Мне достаточно неприятны… мемуары Марины Влади. Так выворачивать наизнанку свою личную жизнь!» С ним был солидарен певец и депутат Госдумы Иосиф Кобзон: «Я не хочу знать, что происходило в интимной жизни Высоцкого… Какое мое собачье дело?! Он для меня — бог и кумир!» Писательница Виктория Токарева назвала «Прерванный полет» книгой-местью: «Марина воздала всем своим обидчикам, главному герою в том числе. Я убеждена: все, что написано в книге, — правда. Высоцкий был алкоголик и наркоман. Но зачем нам это знать? Для нас, русских людей, Владимир Высоцкий — это Спартак, который вел рабов к свободе… Нам не нужна бытовая правда». Валерий Золотухин хитрил: «Во-первых, я ее не читал… Просто мне проза женская, лирически возвышенная, неинтересна… Во-вторых, она женщина другой культуры…»
По отработанному десятилетиями сценарию к общему хору приплели и «голос простого народа». Газета «Литературная Россия» чуть не полполосы отвела открытому письму «В угоду сенсации», подписанному ветераном труда, инженером Алхимовой, преподавателем литературы Нестеровой и членом Союза журналистов СССР Цветковой. Милые, возможно, женщины негодовали: «В любовь М.Влади можно было бы и поверить, если бы не унижающие достоинство ее покойного мужа натуралистические сцены, для которых автор не жалеет красок… Не пощадила М.Влади своего мужа и в чисто интимных подробностях… М.Влади отводит себе роль и этакого открывателя цивилизованного заграничного рая… Она подчеркивает свою ведущую роль гида, знатока, спасительницы. Мысль, которая, можно сказать, подспудно навязывается читателю: это она, М.Влади, фактически создала Высоцкого… Непочтительнее всего, мягко говоря, Марина Владимировна отзывается о родителях Высоцкого и особенно о его отце — фронтовике, офицере… Допустим, отец мог разговаривать с сыном как угодно резко. А разве в других семьях этого не бывает?.. М.Влади была желанным гостем в нашей стране. Русское гостеприимство ей довелось испытать не раз. А вот чем она ответила на это доброжелательство и открытость?..
Совсем уже недостойным стало инспирированное специалистами письмо Нины Максимовны Высоцкой на имя главного редактора газеты «Правда»:
«Пишет вам мать артиста Владимира Высоцкого, ушедшего из жизни в июле 1980 года. Переживая трагедию потери единственного сына, я страдаю еще и из-за обстановки, сложившейся вокруг его памяти… В январе этого года в издательстве „Прогресс“ вышла книга вдовы сына, М. Влади, „Владимир, или Прерванный полет“. О выходе этой книги шумела вся советская пресса, а когда она появилась кое-где в продаже и, конечно же, на черном рынке, начался настоящий „западный бум“… Автору была предоставлена в нашей стране широкая трибуна — эстрада, театр, радио, телевидение, пресса (публикации прошли более чем в пятнадцати газетах).
Как в книге, так и во всех публикациях М.Влади дает ложные сведения о некоторых событиях, а также дискредитирует нас — отца и мать… не говоря уже о том, какими эпитетами она награждает покойного мужа.
Убедительно прошу поручить журналистам „Правды“ встретиться со мной…»
Уберег Бог от благоглупостей главного редактора. Не стал он публиковать это письмо и от встречи уклонился. Может быть, он больше доверился мнению авторитетного критика Наталии Крымовой, сказавшей о Марине: «Она человек честный. Через многое ей пришлось пройти и многое было под секретом. Она очень буквально и точно описала то, что ей довелось пережить. Это надежный источник…»
Конечно, Влади была прекрасно осведомлена о реакции, которую вызвала ее книга в Советском Союзе. Информировали и друзья, и недоброжелатели. Как она воспринимала обвинения, упреки и оскорбления? Странный вопрос.
«Я очень эмоциональный человек, — не скрывала Марина Владимировна. — Я могу заплакать, слушая Марию Каллас или даже когда гляжу на картины некоторых художников. Вся прелесть жизни заключается для меня в том, чтобы внешне быть крепкой и твердой, а внутри — очень ранимой… Без эмоций я не смогла бы стать актрисой…»
Что касается хулителей, то ответ ей подсказал сам Высоцкий той душной июльской ночью 1980 года. Когда она перебирала рукописи мужа, наткнулась на клочок бумаги, на котором он неизвестно когда и где записал пришедшие в ту минуту две странные строчки:
Равны же во Антихристе Мы, братья во Христе…Когда «технология конфликта» обнаружила слабые места «обвинения», тактику борьбы с Влади пришлось несколько скорректировать.
«Судиться с ней собирался не за творческое наследие отца, — теперь стал говорить Никита, — а за клевету на моего деда… Марина в своей книге… не очень хорошо отозвалась о Семене Владимировиче — написала, что он якобы „стучал“ на своего сына… Это чудовищная клевета. После этого деда до конца дней травили звонками с угрозами, незнакомые люди писали ему оскорбительные письма. А ведь Марина ничего толком не знала о нашем деде… Да, дед был очень тяжелым, взрывным, темпераментным человеком. Безусловно, между ним и отцом могли быть и ссоры, и оскорбления, но я при этом не присутствовал…»
«Я не судья Марине, — признавал молодой человек. — У нее был шанс пройти посередине. Если бы она прошла по этой грани, огромного количества грязи, сплетен, откровенной неправды об отце удалось бы избежать… Дело не в том, что мне не хотелось бы, чтобы люди знали, что отец пил. В нашей стране пьет каждый второй. А Высоцкий — один. Надо писать не о том, чем он похож на остальных, а о том, чем он отличался… В этой книге есть жуткие вещи о моем деде. Он так и умер с этим, оклеветанный. Отдавая должное Марине как женщине, которую любил мой отец, я считаю эту книгу скверной… При жизни отца я Марину видел пару-тройку раз. У нее была другая жизнь, которую я не понимал. Я с ней реально познакомился, когда отец умер. Тогда все были объединены этим горем, но с годами эмоции ушли в сторону, и люди разошлись. Я не думаю, что отец сильно переживал из-за того, что его дети не были близки с Мариной и ее детьми…»