Марина Влади, обаятельная «колдунья»
Шрифт:
Книгу я довожу до того момента, как мама приехала вместе со мной в Советский Союз. Встретилась, кстати, с Высоцким. И я этим завершаю круг. Начало книги чеховское: Любовь Андреевна продает имение и уезжает в Париж к любовнику. А конец такой: я играю ее роль перед мамой…»
За четверть века, признавалась Марина Владимировна, «литературный труд для меня стал интереснее, чем труд актрисы, который всегда вторичный… обязательно присутствует режиссер, текст и заданные рамки. За письменным столом я становлюсь свободным человеком. Этого я никогда не чувствовала как актриса, которой нужны текст и режиссер. Хотя… актерство помогает писать — я привыкла влезать в чью-то шкуру, перевоплощаться
«Я просто умею любить…»
На письменном столе второй день валялся журнал с отчеркнутой синим фломастером фразой: «Этой женщине пришлось пережить столько трагедий, что ее сердце превратилось в кусок железа…»
Марина так и не дочитала до конца статью о себе, натолкнувшись, как на острую иголку, на эти жесткие слова. Сначала усмехнулась: а не послать ли эту вырезку своему «венецианскому коллекционеру»?.. Чуть-чуть всплакнула, совсем чуть-чуть. Задумалась. Да, конечно, если оглянуться на все то, что с ней происходило, кажется, что это невозможно пережить. Но женщине всегда приходится быть лучше и сильнее мужчин. Главное решение всегда остается за женщиной. Всю жизнь она боролась и побеждала. Что поделаешь, такой темперамент. Да и по китайскому календарю она все-таки тигрица.
Что помогало выстоять? Да, дисциплина, внутреннее самообладание, сила воли. Говорите, «кусок железа»? Ладно, тогда извольте принять и такое признание: «Я кузнец своей судьбы. Но моя жизнь вовсе не такая уж удивительно счастливая. У меня было очень много несчастий в жизни, но которые переплетались с большим счастьем… Я ни о чем не жалею. Но главное — я умею любить. Это точно. Я умею любить потому, что отдаю все. Но и беру тоже все, конечно… Максималистка…»
«Да и вообще, — думала Марина, — этому господину сочинителю „куска железа“ следовало бы знать, что с некоторых пор смерти я вообще не боюсь…»
На одном из приемов ее познакомили с театральным режиссером Кристофом Лидоном. Ранее она о нем уже слышала, вернее, не столько о нем самом, сколько о его удачных сценических работах. Конечно, он ее сразу подкупил, сказав Марине, что недавно слушал компакт-диск с записями рассказов Чехова в ее исполнении на языке Мольера и получил громадное наслаждение. Кристоф, хитрец, Чехова, оказалось, помянул неспроста.
— У меня сейчас в работе очень интересная современная пьеса, такая легкая, веселая и грустная одновременно, — увлеченно рассказывал он. — Кто автор? Вряд ли вам что-либо скажет его имя. Впрочем, Лоле Белон. Он предложил мне свою комедию «Дамские четверги». И она мне показалась похожей на чеховскую драматургию. Знаете, ambiance такой, кисло-сладкая история… Три немолодые женщины — Элен, Соня и Мари, но совсем не три сестры, а так, приятельницы, по четвергам собираются вместе и вспоминают свои былые увлечения, какие-то радостые или печальные события…
— А в каком театре вы собираетесь это ставить?
— В Theatre de l'Oeuvre. Знаете такой?
— Еще бы! — засмеялась Влади. — В этом театре я впервые вышла на сцену в Париже, молодой человек. Это был спектакль по пьесе мужа, Робера Оссейна, «Вы, которые нас судите». Конечно, я помню этот маленький театр. На мой взгляд, он один из лучших по своей атмосфере… И кого вы хотите мне предложить играть, мсье Лидон? Я, кстати, видела вашего «Красного черта», мне понравилось. Так кого из дам?
— Хозяйку «четвергов» Соню. Кстати, по пьесе она из семьи русских эмигрантов, вам это близко. Я понимаю…
— Посмотрим.
Пьеса на самом деле оказалась интересной, с легким юмором. А Соня…
— Моя Соня — очаровательная русская баба — смешная, жизнерадостная, увлекающаяся, —
«Солнышко зашло. Пора выпить», — говорила «ее Соня» в спектакле по-русски. Этих слов не было в пьесе — актриса сама добавила. Время от времени по ходу действия некоторые фразы Марина по просьбе режиссера произносила с русским акцентом, душевно пела старую песню «Чарочка моя»… Зрители уходили после спектакля в совершенной уверенности, что «в… лет жизнь только начинается», писали рецензенты.
«Я видел ее на сцене. По-моему, великолепная работа, — одобрил даже Оссейн. — Знаете, женщин, которые были близки вам по жизни, надо ценить и уважать, несмотря ни на что».
Когда Марина прочла его отзыв, то позвонила Роберу, поблагодарила за теплые слова и тут же предложила: «Мы сейчас собираем подписи под обращением к министру культуры Франции…»
— Кто «мы»?
— Я, графиня Колетт Толстая, писатели Эрик Орсенна, Жан-Мари Руар, Марик Хальтер, актер Лоран Терзьефф, кое-кто еще. Нобходимо защитить дом Тургенева в Буживале. Ты давно там бывал? В этом заповедном парке какая-то мощная компания, которая занимается недвижимостью, собирается строить всякие объекты, представляешь?
— Конечно, я тоже подпишу. Ты думаешь, это поможет?
— Еще как поможет! Мы не должны стоять в стороне и спокойно наблюдать за всем, что происходит!
Чуть позже в тургеневском поместье «Ясени» состоялось открытие памятника великому русскому писателю и его возлюбленной Полине Виардо. Марина читала по-русски и по-французски «Песнь торжествующей любви», отрывки из переписки Тургенева и Виардо.
«Кусок железа»… Как бы не так! Ее сердце всегда было наполнено любовью. Она абсолютно нормальный человек, ничего колдовского в ней нет и в помине. А почему ей так везло на необыкновенных спутников жизни — вопрос сложный, отвечая на который она всегда повторяла: «Наверное, я просто умею любить. Прежде всего, они были все талантливы — каждый по-своему. Я искала в своих мужчинах нечто, напоминавшее мне отца… Они всегда относились с симпатией друг к другу, что случается крайне редко. Я думаю, что всю жизнь была прежде всего женщиной, а не актрисой. Больше всего меня интересует собственная жизнь: мои дети, мои мужья. Но я ничем не жертвовала. Я родила детей, я долго их воспитывала, потом снова снималась… У женщин очень много обязанностей. Надо быть и матерью, и женой, и труженицей-профессионалом… Я прожила жизнь женщины, очень наполненную и очень красивую…»
В мужчинах она всегда ценила прежде всего ум: «Если его нет, то мужчина непривлекателен».
Предложение, с которым к Марине обратилась Мишелин Розан, содиректор театра Питера Брука «Буфф дю Нор», — инсценировать книгу «Владимир, или Прерванный полет», — было, конечно, неожиданным.
«Сначала я отказалась, — говорила Влади, — но потом подумала: почему нет? Сама я никогда бы на это не решилась. Они предложили мне новую форму рассказа о Владимире. Под деликатнейшим руководством режиссера Жан-Люка Тардье я с ностальгией вспоминаю о годах, которые я провела между Парижем и Москвой, оставаясь неразрывно связанной с Владимиром Высоцким. Вначале я не знала, как буду все это рассказывать. Я снова погрузилась в воспоминания. Перечитала своего „Владимира“. Да, писать я стала лучше. Тогда писала, можно сказать, девочка, а сейчас пишет старая баба. Но желание выплеснуть энергетический заряд осталось…»