Марина
Шрифт:
ЖАННА ГЛИНКИНА
Сегодня — собрание на курсе. На повестке дня был наш любимый Новиков. Алина всеми силами пыталась мне вдолбить, что его надо защищать. Гранд пардон, моя дорогая. Против большинства я не попру. Это во–первых. А во–вторых, помогать надо тем, кто сам себе поможет. А этот болван держался так вызывающе, что лучшего и не заслужил. Нет, это только вообразить себе, что он ляпнул! Он, бедняга, честно ляпнул: «Я от своих слов не отказываюсь. Мы под руководством Покровского не сделаем в искусстве ни шага вперед.
Я только боялась, что сейчас он меня пригласит в сви-; детели и скажет, что я тоже так думаю. Дело в том, что у нас с ним и Алиной был междусобойчик на эту тему, а Новиков взял да и вынес это при всем курсе. Но слава богу, вклинился Кирилл и сбил этого дебила с намеченных им, наверное, заранее фраз. Ладно, проехали…
Кирилл… Вот бы ему эти вральные способности — да на сцену. Какой гнев он нам разыграл! Зевс–громовержец прямо. Метал громы и молнии, а главное (везет же Алине), всколыхнул один мутный вопросик. О Мариночке.
— Ты оскорбил лучшего человека на свете — Мастера. Ты нечистоплотен в быту, ты подло предал самую талантливую…
По–моему, Алина должна поставить Кириллу памятник. Когда Маринка загремела в больницу, Стасик в отношении Алины несколько слинял. Его еще что–то тревожило, что–то тянуло назад, к Маринке, ну хотя бы для того, чтоб через пять минут бросить ее, но бросить самому, первому, так сказать. Теперь же о том не могло быть и речи. Все из–за нее, оказывается. Она дрянь, она виновата. И теперь он перед ней не виноват, голубок! Ах, этот Кирилл… Уж не накачала ли его Алина? Алину я все–таки уважаю. Правда, со своим парнем я бы ее не познакомила, даже фамилию его ей не назвала бы.
Но, с другой стороны, и Морозова получила по заслугам. По крайней мере, я ее в свое время предупреждала.
Дело в том, что Алина давно интересовалась Маринкой, но как–то так получалось, что она только слышала о ней. Но поскольку Алина то ли притворяется, то ли и в самом деле «режиссер милостью божьей», как тут принято говорить, только она безумно жаждала с Маринкой познакомиться. А Маринка ленива, как Обломов. Она думает, что достаточно учиться и работать, а светские связи — так, чепуха, семечки. Ленится нравиться людям, пренебрегает их мнением. А пренебрегать Алиной… Надо быть сумасшедшей, чтоб пренебрегать такими, как Алина. Алина хотела познакомиться с ней, научила бы уму–разуму. А она отказалась пойти в один дом, куда вхожа Алина и где я должна была их познакомить. Правда, эти Перовы паршивые снобы, но от их мнения о людях многое зависит, там пекутся судьбы и маринуются репутации. И я, кстати, сказала ей об этом. Что же ответила эта дура? Она сказала:
— Тогда тем более не пойду.
А Стасик, хоть его я и не звала, хоть он и дурак, но сообразил, что надо пойти. Шиш бы он произвел на Алину впечатление, если б она не узнала, что наша звезда в него влюблена. Но поскольку та оскорбила Алину в лучших чувствах, то и получила по заслугам. Алина вообще умница баба. Не то что наша разлюбезная Ксения. Выскочила вслед за Кириллом и без точек и запятых горячо к нему присоединилась, смешав в кучу и Мастера, и Морозову, и новиковские срывы репетиций. Заложила подружку из самых искренних чувств. Нет, верно сказано, что лучше с умным потерять, чем с дураком найти.
Зуб даю, сегодня же Новиков со всеми потрохами будет в лапках Алины, а раз уж так, то совсем не страшно для него вылететь с курса. Уж она–то его пристроит. Естественно, что он и вылетел. Я, конечно, не стала голосовать против его исключения, уж тут, я думаю, даже Алина на меня не обидится — с какой стати я должна высовываться? Воздержалась только Воробьева — потому что под башмаком у Алины. Остальные честно и организованно пронегодовали. Что–то мямлил Иванов, он очень умело не дал наболтать особенно много своей женушке, потом что–то произнес этот, как его, то ли Весел–кин, то ли Великанов, а потом явилась Марья, едва разгримированная после спектакля, и принесла весть, что с Покровским все в порядке и он через два дня должен выйти на репетицию в театр.
Много шуму из ничего. Вовремя заболел, вовремя выздоровел. Все прыгали на одной ножке и чуть не целовались от радости. Чтоб Марья потом передала Мастеру, как все его обожают. Все вранье, все напоказ. Ладно, проехали.
Потом, уже на улице, я столкнулась с Марьей опять, и она начала расспрашивать меня про Маринку. Жаловалась, что самой в последнюю неделю некогда забежать. Я ответила, что у Маринки все в порядке.
— Как в порядке?!! — завопила Марья. — Какой может быть порядок? Ты думаешь, что говоришь?
Я скорбно покачала головой, искренне признала, что Новиков подонок, но Марья мне, кажется, не поверила. И черт с ней. Хотя ее я тоже уважаю: ни кожи, ни рожи, а достичь такой славы… Есть над чем подумать. Хотя шубейка–то на ней весьма драненькая…
Вначале хотела зайти в больницу к Морозовой, принести ей новости, горяченькие, со сковородки. Но нет, не стоит… На сегодня найдется кто–нибудь другой, а при. третьих лицах беседовать с ней не хочется.
Она, конечно, прямолинейная дура, ее претензии к миру, ну хоть к тому же Стасику, не выдерживают никакой критики, но когда я говорю с ней, то начинаю сомневаться, права ли я. Начинаются всякие мысли, сомнения. Но если поверить ей — удачи не видать. Все–таки у меня нет ее способностей. А нет способностей— выбирай силу, не ошибешься. Я даже как–то поделилась этим с Алиной.
— У нее же нет никакой гибкости в отношении к людям, — сказала я, — она прикладывает ко всем одну и ту же линейку.
— Что ж, — ответила Алина, — раньше эта линейка называлась идеалом… Девочка стремится к идеалу.
Я пытаюсь доказать Маринке, что жить надо проще. Ладно, выбрала ты себе этого идиота Новикова — так и не требуй от него ничего, не такие женщины, как ты, терпят и похуже. Кормить надо? Кормят! Одевать? Одевают. Льстить? Льстят. Прощать? Прощают. А ее, видите ли, все оскорбляет. Ну не женился сразу. Подождала бы. Никуда бы он не делся, окрутила бы все равно за милую душу. У меня одна знакомая (она прилично постарше»меня) двенадцать лет мужика обкладывала. И таки обложила. А эта хочет все или ничего. Что она о себе воображает? В каком веке живет? В девятнадцатом, в семнадцатом? Но если ты из девятнадцатого, так ты, значит, гробовая старуха. И не лезь тогда к молодым мальчикам. Отдай их Алине.
Я же ей, дуре, добра хочу. Все–таки есть, наверное, у нее способности, хоть их, конечно, и преувеличивают Дарья и Покровский.
А с другой стороны… Может, она и правда талантливая, и талантливая именно потому, что мыслит так вот наоборот?
Ничего я с ней не понимаю, потому что я совсем другая. Если бы она, как я, выросла в одном городе с родной мамулькой, чуть не на одной улице, но при этом видела мамульку каких–то десять раз в жизни, да и то без всякого желания, если б ее, как меня, родственники передавали после смерти отца с рук на руки, так, что я вконец запуталась и потеряла почву под ногами, то хотела бы я поглядеть на нее в моей ситуации.