Маринисты
Шрифт:
Я нахмурился. Какой-то подобный образ я уже где-то встречал. Но где. Ни один из моих приятелей так не выряжался. И все же… Я вскрикнул. И стукнул себя по лбу.
Голова с жадностью вцепился в меня взглядом. И тут же отвел меня в сторону.
– Голова, – я задыхался, не находя нужных слов. – Мне кажется, я что-то вспомнил.
– Ну же! Не тяни резину!
– Ты помнишь, ну, письмо?
– Помню. Но, увы, там не было намека ни на одного человека.
– Правильно, не было. Но он был! Был в тот день, который подробно описала Марина. Когда я писал ее
– Ну же! Ну же! – торопил меня друг.
– Так вот! Этот человек подходит точь в точь к описанию рыжего. И я тоже его нарисовал! Подробно!
– Та-ак, – протянул Голова. – Уже теплее. И мы это выясним сейчас же! Поехали! К тебе!
Мы потащили парня в машину.
– Погодите же! У меня работа! Дайте я хотя бы предупрежу дядю!
– Какого еще дядю! – буркнул Голова.
– Ну, нашего директора!
Голова на миг отпустил парня.
– Так вот почему он скрыл твои выдающиеся способности.
– Он в них всегда сомневался, – вздохнул артист.
Через несколько минут мы уже были у меня дома. Я бросился к стене, к которой примкнули мои картины. Сердце почему-то бешено колотилось, когда я искал нужную работу. Но увидев ее, я облегченно вздохнул. И вытащил огромный холст.
– Теперь ты его опознаешь, – Голова кивнул на картину.
Тот присел на корточки.
– Но кого опознать? – он недоуменно посмотрел на меня. – Тут только девушка… Как она прекрасна.. Словно ненастоящая…
Мы бросились к холсту. И по моей спине пробежал неприятный холодок.
– О Боже! – выдохнул я. – О Боже! Я ничего не понимаю! На картине все оставалось по-прежнему. И Марина у моря, и ракушка, и стрекоза на ее плече, и чьи-то огромные следы. И даже парусник. Но парусник был абсолютно пуст.
– О Боже! Вот здесь! – я ткнул пальцем в пустой парусник.
– Вот здесь должен быть он!
– Мистика какая-то, – мрачно промычал Голова.
Я с жадностью стал принюхиваться к холсту. Он пах еще свежей краской.
– Совсем недавно.
– Что совсем недавно? – еще мрачнее промычал Голова.
– Совсем недавно закрасили, – я схватился за голову. И слегка покачнулся. – Это не мистика, Голова. К сожалению. Просто нас в очередной раз одурачили.
Мы вновь сидели на кухне. Только уже на моей. И она, маленькая, пыльная, захламленная кухня одинокого человека мало чем отличалась от кухни Головы. Мы вновь пили крепкий кофе. И вновь курили одну за другой сигарету. Нам вновь предстояло решить, что делать дальше. И с чего начинать.
– У нас много вопросов, Тим. И теперь мы должны попытаться на них ответить. Чтобы знать – с чего начинать. И вновь попробуем начать с письма.
– Начнем, – покорно вздохнул я.
– Итак. Письмо было украдено.
– Было.
– Но зачем?
– Зачем?
– А ты думай, думай, Тем. Хотя ты на это и не способен. Зачем было украдено письмо?
– Зачем? – вновь покорно повторил я. У меня напрочь отсутствовало логическое мышление.
– Затем, что почему-то боялись, чтобы оно долго оставалось у нас в руках. А почему боялись?
– Почему?
– А потому, что это письмо писала не она, Тим.
Я с уважением посмотрел на Голову. Мне он определенно нравился.
– А ты умный, Голова. У меня, действительно, нет ее почерка. Но я видел его. Этот почерк уж очень похож.
– Вот именно! Почерк похож, но только для того, чтобы ты в это сразу поверил. Но ведь потом ты мог запросто отдать письмо на экспертизу! Потому, когда бы ты выискал ее подлинные записи! Ведь они могли быть?
– Вполне могли быть. У доктора, например.
– Вот видишь, Тим! Ты помнишь содержание письма?
– Помню.
– А теперь мы вспомним его вместе. Заметь, как подробно был описан тот день!
– Так подробно, что трудно поверить, что это писала не она. Она любила запоминать мелочи.
– На это и ставилась карта! И ты сразу же поддался на эту уловку. Ведь у моря были только вы? Не считая того привидения на паруснике.
Я кивнул.
– Следовательно, сомнений у тебя не могло возникнуть, что это писала она. Но преступник все же ошибся. Он не мог предположить, что мы сразу же двинемся на почту. И он уж никак не мог подумать, что удача свалится нам на голову в виде поющего артиста! Как знать, если бы мы пришли позднее, раскололи бы его. Ведь мы фактически действовали вслепую. А потом ты сразу вспомнил этого придурка в широкополой панаме и темных очках. Мы приблизились к главному – к портрету!
– А если бы мы не вычислили на картине человека в темных очках?
– Молодец, Тим! Ты уже потихоньку учишься соображать. За нами, действительно, следят. Очень умно, очень профессионально следят. Если бы мы не пошли на почту, твои шедевр остался бы, возможно, не тронутым. Но, видимо, только мы приближались к почте преступник тут же изменил направление и заглянул к тебе в гости. А теперь, Тим, ты должен сообразить, зачем он шел на такой риск, зачем зарисовал свою красивую физиономию? Ведь этим он навлек на себя еще большие подозрения. После этого мы наверняка уже знаем, что это он. Лихой бородач на паруснике. У нас уже есть его приметы. И мы даже знаем где его искать – в поселке. У моря, там где ты его запечатлел навеки.
– Увы, навеки.
– Ну, это детали, – Голова махнул рукой. – Пошевели извилинами, Тим. Зачем он шел на такой риск? Я наморщил лоб и пробубнил:
– Я думаю, долго шевелить извилинами не придется. Даже если их у меня вовсе нет.
Голова через стол потянулся ко мне. И его глаза лихорадочно заблестели.
– Описания артиста слишком уж обобщены. Темные очки, борода, шляпа…
– Ну, уже горячо.
– Пойми, Голова, я его тогда даже не рисовал. Я копировал.
Артист не мог словесно передать точность линий лица, мимики, ну, к примеру, форму ушей, форму пальцев рук, расстояние от переносицы до губ, да мало ли еще какие детали не мог передать артист!