Марионетка для вампира
Шрифт:
От монотонности его речи я вдруг почувствовала себя китайским болванчиком, готовым клюнуть носом прямо в прикрытую шарфом шею говорящего. Меня разморило — срочно в кровать и спать…
— Марионетка сделана с него.
Я дернулась и хохотнула. Скорее не от услышанного, а чтобы сбросить оцепенение сна.
— Она сделана с посмертной маски, — произнесла я серьезно.
— Снятой с его брата-близнеца, — закончил пан Ондржей. — Много лет назад. У Милана предостаточно причин для тоски, а вот для того, чтобы жить полноценной жизнью, ни одной. Он погрузил свой мир в темноту, чтобы не пугать ни себя, ни других. Его лицо изуродовано страшной болезнью.
Я сцепила руки перед собой. Они оставались ледяными. От нервов.
— Не мне, конечно, решать, но, по-моему, это не очень хороший подарок, — пробубнила я, не в силах избавиться от неприятного комка в горле.
Я знала, что влюбляюсь в мертвое лицо и чувствовала себя в безопасности, а сейчас мне предстояло столкнуться с живым прототипом моей куклы. Пусть старым и изуродованным, но я-то помню на ощупь каждую линию его лица, пусть даже к нему добавились морщины и мешки под глазами. Их ведь я тоже знаю. Это неотшкуренное папье-маше. Я люблю этого человека, не любя его самого.
Ком просился наружу. Я даже прикрыла рот ладонью. Пусть пан Ондржей думает, что я испугалась собственных слов. Только вот за них-то я отвечала в полной мере. Меня пугала маниакальная привязанность мастера к своему творению. Я испытала такое впервые — возможно, из-за большого перерыва. Я несколько лет не создавала театральных кукол, тем более мужских характеров. Интерьерные были сплошь миленькие девочки и веселенькие домовые.
— Это очень хороший подарок, — голос пана Ондржея сделался сухим и злым. — С гримом в образе вампира Милан наконец-то сможет выйти к людям, не стесняясь своего уродства. Это очень хороший подарок.
Ком провалился обратно в желудок. Я выдохнула.
— Пани Дарина уже ждет нас с горячим чаем. Не будем расстраивать хозяйку долгим отсутствием.
Мы вышли из машины, и пан Ондржей протянул мне ключи, которые я тут же сунула в карман.
В доме теперь было совсем не продохнуть от жара, и мой спутник, вместе с шапкой, скинул и дубленку. Плотная спортивная футболка с длинным рукавом и перекинутый через шею шарф делали его полностью неотразимым. Но его красота была вычурной, броской, нарочитой. Нате, глядите и рукоплещите! Слюнями исходите, проще говоря… Милан же когда-то выглядел, судя по моей кукле, просто красивым. А вот с пана Ондржея кукла вышла бы отвратительной.
Склоняясь к дымящейся чашке, он не сводил с меня своих страшных карих глаз. Считается, что обладатели таких глаз располагают к себе. Пан Ондржей, видимо, исключение. Какой-то он весь мерзкий. Ему бы самому играть вампира.
Я против своей воли скосила глаза к темному окну — в нем было, конечно же, два отражения, мое и его. Я улыбнулась посетившим меня дурацким мыслям, а мой пан решил, что улыбаюсь я ему.
— Я исчезну на пару дней, чтобы не мешать вашему знакомству.
Я чуть не поперхнулась пирогом, который поднесла ко рту.
— Вы оставляете меня одну? С неизвестным мне человеком?
Зачем я это спрашивала — это именно то, что он делал.
— Меня ты тоже не знаешь, — уголки губ в этот раз не дернулись ни вверх, ни вниз.
— Он в усадьбе не один. С ним пан Драксний. Не советую играть с ним в шахматы. Он играет только на деньги и выигрывает каждую партию. И Карличек. Он заправляет там всем и позаботится о тебе лучше родной матери. Карличек уже знает, что ты невеста Яна, но не в курсе нашей затеи. Однако можешь рассчитывать на его помощь во всем. Он очень привязался к пану Кржижановскому и будет рад услужить его невесте.
Вот так! Меня передавали как эстафетную палочку. Ну что ж, так тому и быть.
Пан Ондржей оделся. Хозяйка вышла к дверям проститься с дорогим гостем:
— На эледано, пан Ондржей.
И даже подала ему шапку.
Да, заискивать перед богатыми удел бедных. Но сейчас, выходит, только от меня зависит вселенское счастье. И от осознания этого ни чай не пьется, ни пирог не жуется. Пусть хоть сон придет!
— Доброу ноц, пани Дорина, — сказала я.
И взялась за перила лестницы правой рукой. Левую я продолжала держать в перчатке, сберегая самую ценную вещь пана Ондржея.
Эпизод 1.7
Комната нагрелась так, что пришлось отключить не только батарею, но даже открыть окно. Стало заметно прохладнее, но я все равно не закрывала его, потому что, как дура, всматривалась в небо. Будто снежный дракон мог вернуться специально для гостьи из страны, где водятся либо двуглавые орлы, либо трехголовые змеи-горынычи. Я бы предпочла им всем вместе взятым одного снежного дракона, особенно под Новый год. Чтобы во дворе только белый снег и никакой грязи. Пусть этот снежный дракон отправляется в Питер, а здесь мне снег не нужен. Застрять — это последнее, чего бы мне сейчас хотелось.
Плотно повернув на окне ручку, я закуталась в кофту, хотя уже надлежало лечь спать. После прогулки и горячего чая я должна была мгновенно уснуть и на утро встать бодрой и готовой к встрече с Миланом. Однако на моей кровати продолжал лежать чемодан с марионеткой. После рассказа пана Ондржея она ожила без всяких там нитей.
И все же я расчехлила вагу и поставила своего вампира на пол. Начищенные ботинки на каблуке с набойками умели танцевать чечетку, но я испугалась лишнего шума. Мой вампир поднес указательный палец к губам и сказал "Ш-ш-ш"… Это зашелестела маска, и я сорвала ее с лица Милана. Какое счастье, что пан Ондржей не назвал имени покойного близнеца. Уж лучше я буду ассоциировать куклу с живым человеком.
Вглядываясь в бледное лицо куклы, я вспоминала, как то выглядело до того, как я взяла в руки наждачку. Нити дрогнули, и вампир опустил плечи…
— Как ты мог? Как ты мог… — зашептала я почти в голос, и если бы руки не были заняты вагой, то я бы еще и пальцем погрозила бессловесной кукле.
— Изуродовать такое лицо…
У меня затряслись руки, а затем и плечи. Вампир вовсе осел на пол, а я на кровать, на самый край, оставленный для меня раскрытым чемоданом. По щекам потекли слезы, а у меня не было свободной руки, чтобы утереть их — пришлось глотать, соленые до одури. В ночь расставания с Толиком эти же слезы имели вкус сахара. Так что же я ревом реву теперь по совершенно незнакомому мне человеку? Не какому-то божьему одуванчику, а возможному убийце… Моя психика, видимо, искалечена монстрами, которые выходили и еще выйдут из моих рук на свет божий в этом чертовом особняке…