Мария Антуанетта
Шрифт:
— Я никогда не вступала в заговор ни с одним французом, что находится за границей. Что же касается братьев, то я написала им несколько ничего не значащих писем.
<…>
— Считаете ли вы, что для счастья народа необходим король?
— Один человек не может решать такие вопросы.
— Вы наверняка жалеете, что народ уничтожил трон, на который мог бы взойти ваш сын?
— Если страна будет счастлива, то большего для своего сына я не желаю…»
После допроса Марии Антуанетте предложили выбрать себе защитников, но она сказала, что никого не знает; тогда ей назначили официальных защитников: Тронсон-Дюкудрэ и Шово-Лагарда, недавно выступавшего защитником на процессе Шарлотты Корде, заколовшей Марата. Шово-Лагард явился утром к королеве и умолял ее подать прошение об отсрочке слушания дела, ибо он физически не сможет за одну ночь ознакомиться с документами. Поддавшись на уговоры,
14 октября, в понедельник, в восемь часов утра Марию Антуанетту отвели в Большой зал, где начиналось судебное заседание. Зал был переполнен, среди зрителей преобладали рыночные торговки — и те, кто выкрикивал проклятия в адрес «Австриячки», и те, кто бесплатно отдавал Розали «наилучшие персики для нашей королевы». Опасаясь, что у королевы не хватит сил простоять все заседание, для нее на небольшом возвышении поставили кресло. Высоко держа седую голову, в черном траурном платье, залатанном заботливой Розали, королева твердой походкой вошла в зал и заняла отведенное ей место. Помимо королевы предстояло опросить сорока одного свидетеля, многих из них (например, администратора Мишони и бывшего мэра Парижа Байи) доставили на процесс прямо из тюремных камер. Двенадцати присяжным предстояло вынести обвинительный приговор. Иного варианта не рассматривалось: желание спасти королеву могло обернуться гильотиной для самих присяжных.
Сначала зачитали обвинительное заключение, в котором говорилось, что «за время революции вдова Капет беспрерывно поддерживала преступные отношения и переписку с иностранными державами, наносящими вред Франции, а внутри республики — со своими тайными агентами, подкупленными ею… что в разное время она любыми способами, какие считала годными для достижения своих коварных целей, пыталась вызвать контрреволюцию…». Резюме: Марию Антуанетту обвиняли в государственной измене, а в качестве доказательств использовали все, включая памфлеты и признания мадам Ла Мотт. Затем настал черед допроса свидетелей, но никто из них не дал серьезных показаний, способных подкрепить выводы, сделанные обвинением.
Когда дошла очередь до Эбера с его обвинением в кровосмешении, один из судей попросил королеву объяснить, почему она не ответила на обвинение. «Если я не ответила, то лишь потому, что сама природа отказывается отвечать на подобные обвинения, предъявленные матери. Я взываю ко всем присутствующим здесь матерям!» — взволнованно ответила Мария Антуанетта. И по залу пронесся ропот негодования против обвинений Эбера. Наклонившись к Шово-Лагарду, королева шепотом спросила: «Не слишком ли резко я ответила?» В 11 часов вечера опрос свидетелей завершился; прежде чем закрыть заседание, председательствовавший Эрман спросил королеву, не хочет ли она что-нибудь добавить в свою защиту «Вчера я не знала свидетелей, не знала, что они будут говорить. Никто из них не привел ни одного факта в мою пользу. Поэтому я хотела бы подчеркнуть, что была всего лишь женой Людовика XVI и была обязана соглашаться с его волей», — произнесла королева. Смертельно усталую Марию Антуанетту доставили в камеру. Ей хотелось надеяться, что ее приговорят к высылке из страны.
На следующий день работа трибунала возобновилась. Фукье-Тенвиль набросал картину нравов развращенного двора, а затем судьи продолжили опрашивать свидетелей. К шести часам вечера опрос завершился, и слово предоставили защитникам. Речей их не сохранилось, осталась только пометка секретаря, указавшего, что в течение двух часов Шово-Лагард отвел от королевы все обвинения в сговоре с иностранными державами. Следом за ним Тронсон-Дюкудрэ отмел обвинения в сношении с врагами внутренними. Разъяренный Фукье-Тенвиль приказал арестовать обоих защитников прямо в зале суда. Снова зачитали обвинительный акт, а председатель Эрман заявил, что «природа и разум, столь долго подвергавшиеся оскорблениям, теперь удовлетворены: равенство восторжествовало! <…> Антуанетту обвиняет французский народ. Все политические события, случившиеся за последние пять лет, свидетельствуют против нее». После недолгого совещания присяжные согласились со всеми пунктами обвинения и с требованием обвинителя «приговорить вышеозначенную Марию Антуанетту Лотарингскую эрцгерцогиню Австрийскую, вдову Луи Капета к смертной казни». Это произошло 16 декабря 1793 года в четыре часа десять минут. Как вспоминал Шово-Лагард, королева спокойно выслушала приговор, не выказав ни малейшего признака страха, негодования или слабости. «Приговор сразил ее. Спустившись по ступенькам, без единого слова и жеста она пересекла зал, словно ничего не видела и не слышала; но, проходя мимо зрителей, гордо подняла голову».
В ожидании часа казни Марию Антуанетту поместили в зал, куда за узниками
Пусть сын мой никогда не забывает последних слов своего отца, которые я повторяю специально для него: пусть он никогда не пытается отомстить за нашу смерть. Я должна написать вам о вещах, прискорбных для моего сердца. Я знаю, сколько горя причинил вам этот ребенок; простите его, дорогая сестра, подумайте о его возрасте и как легко ребенку внушить то, что хочешь и чего он не понимает. <…> Я умираю в католической вере, апостолической и римской, в вере моих отцов, в которой была воспитана и которую всегда исповедовала. <…>
У меня были друзья; мысль, что я расстаюсь с ними навсегда, и их несчастья заставляют меня горько сожалеть, и я уношу эти сожаления с собой в могилу. Пусть они хотя бы знают, что я думала о них до последней минуты своей жизни. Прощайте, моя добрая и нежная сестра, и да попадет это письмо к вам! Не забывайте меня. Обнимаю вас от всего сердца, так же как и моих бедных дорогих детей. Боже! Как больно расставаться с ними навеки! Прощайте! Прощайте!»
Предчувствия Марию Антуанетту не обманули: Елизавета не получила письма. Привратник вручил его Фукье-Тенвилю, а тот положил к своим многочисленным бумагам. На свет оно появилось только в 1816 году, поэтому некоторые полагают его подделкой. 21 флореаля II года республики по революционному календарю (10 мая 1794 года), в разгар террора, Мадам Елизавета, сестра короля Людовика XVI, вместе с еще двадцатью пятью «подозрительными» была отправлена на гильотину. Пережить революцию удалось только Мадам Руаяль:
19 декабря 1795 года ее обменяли на французских пленных при условии, что она покинет страну. В 1799 году в Митавском замке она сочеталась браком с герцогом Ангулемским; брак был бездетным; в 1814 году, после Реставрации, она вернулась во Францию, которую после победы Июльской революции 1830 года ей снова пришлось покинуть, скончалась Мария Тереза 19 октября 1851 года в Фросдорфе (Австрия).
К кому из друзей обращала свои мысли Мария Антуанетта, не имея возможности написать им? Скорее всего, к подруге Полиньяк и верному другу и возлюбленному Ферзену. Полиньяк ненадолго пережила королеву: она скончалась 9 декабря 1793 года в Вене от тяжелой болезни, усугубившейся печальными известиями из Парижа. Ферзену, раз уже пережившему потерю возлюбленной, предстояло пережить ее снова, хотя, по его словам, «у него больше не осталось сил для чувств».
20 октября до него дошло известие о казни Марии Антуанетты, а 24-го он записал в своем дневнике: «Ее образ, ее страдания, ее смерть и мое чувство к ней — это все, что мне осталось… ничто иное меня более не волнует. О Господи! Почему такая утрата? <…> Как же я корю себя за свои заблуждения относительно нее, теперь я знаю, как сильно я ее любил!» С болью в душе пишет он о том, что «она могла усомниться в нем, в его привязанности», о том, что в последние минуты она была одна, что некому было сказать ей слова утешения: «Нет, мое сердце не успокоится, пока она не будет отомщена! Боже, неужели в справедливости своей ты допустишь, чтобы эти негодяи остались неотомщенными? Дайте же мне обрести утешение хотя бы в том, что она отомщена!» Необычный взрыв чувств, особенно для человека, которого со всех сторон характеризовали как сдержанного и немногословного. Последние годы, исполненные страхов, надежд и ожиданий, а главное, неопределенности, доставили педантичному (судя по тщательно организованной корреспонденции и аккуратным записям в дневниках) Ферзену много мук и страданий, и теперь, когда он пережил смерть Марии Антуанетты, он вместе с болью ощутил горькое облегчение. «Не волнуйтесь, — писал он Софи, — сердце мое разрывается от горя, но за последние четыре года я научился страдать, я выдержу…» Ферзен трагически погиб 20 июня 1810 года, растерзанный озверелой толпой, заподозрившей его в отравлении наследника шведского престола. В смерти он сравнялся с Марией Антуанеттой.