Мария-Антуанетта
Шрифт:
Если принцесса и была разочарована, она умело скрыла свои чувства. Затем король представил ей своих дочерей и всех придворных ее свиты, после чего сел в карету со своими внуками. Во время переезда в замок Компьен он оживленно болтал с Марией-Антуанеттой и более напоминал жениха, нежели его внук, который за все время пути не произнес ни слова.
На следующий день королевская процессия направилась в Париж. По пути сделали остановку в Сен-Дени, чтобы навестить мадам Луизу, самую младшую дочь короля, которая в прошлом месяце решила уединиться в монастыре кармелиток, чем ее отец был весьма опечален. Вечером того же дня вся королевская семья собралась в замке де ла Мюэт. Мария-Антуанетта познакомилась с братьями своего мужа — чопорным графом Прованским, совершенно не понравившимся ей, и графом д'Артуа, еще наполовину ребенком. Конечно же, этот нахальный мальчишка был самым привлекательным из трех братьев. На ужине
Апартаменты, которые теперь занимала Мария-Антуанетта, раньше были покоями Марии Лещинской. Все здесь еще помнило о своей прежней хозяйке. По сравнению с маленьким дворцом своего детства, дворец в Версале казался ей невероятно большим и роскошным. Мария-Антуанетта до этого не выезжала из Шенбрунна, и поэтому залы Версаля оказались для нее лучшими в мире. Впрочем, у нее не было времени осматривать владения, которые вскоре будут принадлежать ей, так как оставалось менее двух часов до свадебной церемонии в королевской часовне. Пока ее одевали, доложили, что король желает представить сестер дофина: мадам Клотильду, толстущую принцессу, на вид добродушную, и совсем еще маленькую мадам Елизавету.
В час пополудни принцесса вошла в кабинет короля. На ней было одно из лучших платьев. Дофин, также одетый с иголочки, подошел к ней и подал руку. «Она приветствовала его и поцеловала руку короля, все это было сделано с невероятной грацией. Принцесса показалась мне довольно милой, маленькой и нежной», — изложил свои впечатления герцог де Круа.
Следуя за королем и принцами, молодая пара медленно шествовала по залам, полным придворными и знатью. В часовне молодожены заняли свои места на бархатных ковриках у алтаря, где стоял архиепископ Реймсский, король же сидел на своем обычном месте, вдали от семьи и наследников. «Часовня была украшена сверху донизу, с высоких ступенек была видна огромная толпа лучших фраков, красивых платьев и вообще всего самого красивого и изысканного, лучи солнца заливали часовню и наполняли ее светом», — писал все тот же герцог де Круа. Дофин, невероятно взволнованный, дрожащими руками надел кольцо на палец эрцгерцогини. Церемония окончена, и теперь надо было подписать свадебный контракт. Свою подпись поставил король, затем дофин свою, очень скромную. Подошла очередь дофины, которая неловко подписала контракт и в конце поставила жирную кляксу.
В два часа, пока гости отдыхали, дофина принимала в апартаментах клятвы верности от своих придворных. Герцог д'Омон, первый советник короля, принес ей «свадебную корзину», очень изысканную, наполненную драгоценностями, украшениями, статуэтками, шкатулками и другими весьма дорогими предметами, которые предназначались для вручения различным высокопоставленным особам. Затем надо было присутствовать на приеме послов, до тех пор пока не начнется королевская игра в Зеркальной галерее, сверкающей от яркого освещения.
Все с нетерпением ожидали представления в парке — водной феерии и фейерверка, но неожиданно началась гроза, разрушившая все праздничные приготовления. Разочарование молодой принцессы, всех гостей, а также простых горожан, которым было разрешено прийти в парк при условии, что они будут достойно выглядеть, было просто неописуемо! Однако было решено перенести представление на послезавтра, если будет хорошая погода.
День свадьбы окончился грандиозным пиршеством в десять часов вечера, которое состоялось в новом зале Оперы, оформление которого было только что завершено Габриелем. Дофина и дофину, усталых и обессиленных долгим пиршеством, проводили в супружескую спальню, где они в античной обстановке должны были провести первую брачную ночь. Архиепископ Реймсский благословил семейное ложе, король торжественно передал дофину ночную рубашку, а герцогиня де Шартр, самая старшая из замужних принцесс, подала дофине ее пеньюар. Дофин выказывал несколько скучающий вид, тогда как Мария-Антуанетта была, как всегда грациозна и приветлива. После соответствующих приготовлений их препроводили в спальню на глазах у всего двора. Король шепнул на ухо своему внуку игривое напутствие и задернул портьеры. Однако придворные не покидали спальни, так как занавес должен был снова открыться перед толпой любопытной знати, чтобы показать наследника Бурбонов действительно делящего ложе с дочерью Цезаря. Итак, портьеры были снова раздвинуты и только после этой процедуры Людовика-Августа и Марию-Антуанетту оставили наедине.
Празднества должны были продолжаться еще несколько дней. Весь следующий день был посвящен представлению новой дофины. Вечер прошел, как обычно, очень скучно, все делали вид, что наслаждались «Персеем» в исполнении Кино и Люлли. 18-го молодые могли, наконец, отдохнуть, что означало для дофина охоту на заре, а для дофины — беседы с мадам де Ноай. Вечер 19-го числа должен был стать апофеозом всех торжеств, посвященных свадьбе. В тот день новобрачные давали открытый бал в зале Оперы, в садах готовился фейерверк, тот, что не состоялся в день свадьбы. Посреди всеобщего веселья тем вечером разразился скандал, по сути, из-за Марии-Антуанетты. Напомнив о родстве с дофиной, дочерью Франциска Лотарингского, принцессы Лотарингские попросили позволить им танцевать сразу после принцесс Франции, перед герцогинями. Людовик XV уступил их просьбам, нанеся ущерб, в некотором роде, французской знати. После этого многие придворные дамы демонстративно покинули бал, где посмели ущемить их права по прихоти какой-то маленькой Австриячки.
Дофин и дофина не обратили внимания на дворцовый бунт, впрочем, как и сам король. Людовик XV был так рад этой свадьбе. Может быть, даже больше, чем его угрюмый внук. Что касается дофины, она развлекалась от души. Ей не составило труда одержать победу над всеми придворными дамами, а теперь тетушки сопровождали ее в Париж, смотреть фейерверк на площади Людовика XV (ныне площадь Согласия) в честь новобрачных. Мария-Антуанетта в первый раз едет в Париж. Мысль об этом переполняла ее радостью. Однако по дороге в столицу ей стало не до веселья, когда при въезде в Королевскую аллею раздались глухие крики. Эскорту пришлось свернуть с дороги. На площади Людовика XV только что произошла трагедия. Огромная толпа людей, с нетерпением ожидавшая приезда дофины, докатилась до бульваров, образовав пробку на темной Королевской улице. В ужасной толчее погибло 132 человека, они были раздавлены и затоптаны. Так закончились свадебные торжества.
Глава 2. ДОФИНА
Молодые были совершенно утомлены праздниками, устроенными в их честь. Мария-Антуанетта тем не менее оставила об этих днях добрые воспоминания. Непосредственностью подростка и прекрасными голубыми глазами она очаровывала всех вокруг. Однако горделивая осанка и уверенность в себе позволяли увидеть в ней величественную женщину, которой она обещала быть. Она, казалось, была создана для того, чтобы править в Версале, и королю это страх как нравилось. Но каким же скучным супругом наделили ее интересы государства, эту маленькую жизнерадостную малютку принцессу! У них никак не получалось сблизиться, в дни празднеств и приемов их ни на минуту не оставляли один на один. Мария-Антуанетта тайком наблюдала за своим супругом и видела, что он избегает ее.
Вечером они, наконец, оставались вдвоем — они встречались в постели. Но и там ничего не происходило. Король, принцы, принцессы, послы и весь двор с нетерпением ждали новость, которая обычно является своеобразным итогом брачной ночи. Но с момента их первой встречи в Компьенском лесу, дофин не проявил «ни малейшего знака внимания ни на публике, ни наедине». Австрийский посол, доверенное лицо императрицы, добавил в отчете, что, «к счастью, безразличный п себе на уме вид принца не внушал принцессе уважения, и, безусловно, по воле случая ее поведение в этом вопросе могло быть продиктовано ей опытом и ловкостью, которые совершенно не свойственны ее возрасту».
Дикость сия повергала в шок весь французский двор настолько, что Шуазель посчитал нужным поделиться своими опасениями с королем. Не скрывая опасения, министр без обиняков сказал королю, что наследник трона «скоро превратится в позор нации», если не изменит своего настроения. Шуазелю скрытно противостоял гувернер принца герцог ла Вогийон. Этот лицемер, для которого благородство и ум всегда представлялись большим недостатком, размышлял о своем прежнем ученике с возрастающим беспокойством. Ему хотелось управлять делами дофина и извести эрцгерцогиню, которую ненавидел. Иезуитскими нравоучениями, которые у него получались довольно ловко, он совершенно парализовал и без того тихую и скромную натуру принца, который после этого вообще не хотел иметь дел с женщинами. При своей жене дофин становился самым растерянным человеком в королевстве. Быстро разгадав игру ла Вогийона, Мария-Антуанетта с трудом подавила ненависть, которую он в ней вызывал, и поклялась разрушить его влияние на дофина.