Мария-Антуанетта
Шрифт:
Пламенная речь Шуазеля не смутила Людовика XV, впрочем, как и все происходящее. Его родной сын совершил свой супружеский долг лишь после нескольких месяцев бесплодных попыток. Молодым надо дать время, чтобы они лучше узнали друг друга. «Этого не произошло, но всему свое время, и я надеюсь, что все вскоре уладится. Мой внук не силен в любви, но ведь он очень любит охоту», — писал король инфанту Пармскому. Действительно, пока дофина еще крепко спала, ее муж, поднявшись на заре, уже охотился. «Прошло не так уж много времени, чтобы оставлять жену», — шептались в кулуарах. Принцесса же оставалась у себя в апартаментах в компании мадам де Ноай, которая продолжала уныло обучать ее истинно французской святыне — правилам этикета. Сорокалетняя женщина, не очень привлекательная, посредственного ума, лишенная всякого воображения, однако с безупречной
Получив от Марии-Терезии распоряжение быть духовником эрцгерцогини, аббат Вермон постоянно находился подле нее, и она, в свою очередь, была очень привязана к нему. Он был единственным человеком, кого дофина хорошо знала и кому могла довериться, так как императрица считала его близким другом семьи. «Когда сегодня утром я был у мадам дофины, вошел ее супруг. Дофин спросил ее: „Вы спали?“ — „Да“. И он ушел… Дофина поиграла немного с щенком, а затем мы долго беседовали. Я был очень опечален нашей беседой», — записал аббат на следующий день после свадьбы. «Единственное настоящее счастье в этом мире — удачный брак, — так писала императрица дочери. — Все зависит от женщины, от ее доброты и мягкости». Покорно и одновременно легко дофина старалась выполнять клятву, данную под венцом.
Мария-Терезия, несмотря ни на что, продолжала управлять своей дочерью и желала знать все о ее жизни. Она поручила своему послу графу Флоримону де Мерси следить за Марией-Антуанеттой, быть ее наперсником. Кроме того, он должен был давать подробнейшие отчеты императрице о каждом поступке дофины.
Итак, без ведома двора и особенно дофины между императрицей и ее доверенным лицом во Франции установилась доверительная переписка, разумеется, помимо официальной. Не вдаваясь в тончайшие подробности, которые он передавал Марии-Терезии, Мерси не скрывал от канцлера Кауница существования переписки. «С сегодняшним курьером я передаю обширный рапорт о совершенно незначительных событиях, связанных с дофиной, — писал он 20 октября 1770 года. — Было бы гораздо проще давать немногословные отчеты, но Ее Величество требует мельчайших подробностей, и я заметил, что чем длиннее доклад, тем лучше». Со своей стороны, Кауниц радовался той роли, которая была предоставлена Мерси: «Я хочу, чтобы мадам дофина […] решилась смотреть на все вашими глазами». Через Мерси-посредника австрийский канцлер и императрица надеялись влиять на принцессу, дабы заставить ее в случае необходимости защищать их политику.
Надежды, которые они возложили на Мерси, оказались ненапрасными: он сумел наладить все каналы для своей системы информации. Само собой, Мерси мог свободно говорить с Марией-Антуанеттой. Однако он понимал, что его присутствие не должно привлекать внимания и тем более вызывать подозрения. Имел ли он союзника и помощника в лице аббата Вермона? Мерси договорился с аббатом — все, что принцесса будет доверять своему духовнику будет известно и ему. Однако это было еще не все. Он успешно выискивал интересующую его информацию в долгих разговорах с мадам де Ноай; и естественно, как и все послы, подкупал служанок дофины и ее супруга, так что ничего даже из личной жизни наследников не могло ускользнуть от Мерси.
Верный своему делу и императрице, Мерси недолюбливал короля, двор и вообще Францию. Он не скрывал своего презрительного отношения к престарелому Людовику XV, занятому больше собой и своими удовольствиями, нежели государственными делами. Думая о том, что вскоре король уже не сможет решать государственные дела, он представлял будущее этой страны в темных красках. В прошлом году он предсказал «упадок монархии, которая сможет подняться лишь при сильном монархе, силой своей воли извлекшем страну из того хаоса, в каком она сейчас пребывает». Мерси видел, насколько нынешний наследник не соответствует этим требованиям! Вряд ли такие перспективы могли обрадовать власти предержащие. Итак, надо было подготовить Марию-Антуанетту к той роли, которую ей придется исполнять.
Наивная и откровенная, дофина с радостью принимала Мерси. Он один мог говорить с ней от имени ее матери. Это был худощавый, высокий мужчина сорока трех лет, всегда элегантный и спокойный, он знал, как завоевать дружбу и доверие принцессы, несмотря на сдержанность и высокомерие, с которым дофина иногда отвечала ему. Однако за надменностью на самом деле скрывалось желание нежной дружбы и привязанности. Дофина и посол ничего не скрывали друг от друга. Она была слишком молодой, слишком наивной, слишком неискушенной, чтобы стесняться его, и видела в нем скорее отца и друга. Без особого труда Мерси стал ее личным советником.
Не понимая смысла всех дворцовых интриг, она полностью полагалась на прозорливость министра своей матери, который помогал ей выбрать правильную позицию в любых ситуациях.
«Маленькая принцесса, которую я встретил здесь в первые минуты, когда для нее все было новым и необычным […], покорила меня своим доверием, а мои знания, опыт, моя преданность ей покорили ее», — писал он позднее Марии-Терезии.
Будучи наставником принцессы, Мерси постоянно давал ей необходимые советы, он обязан был научить ее мыслить, оценивать людей и ситуацию, как того желали в Вене, мыслить именно так, а не иначе. И прежде всего было необходимо, чтобы она сумела подчинить своего нескладного мужа, чтобы полностью распоряжаться им, когда он, наконец, станет королем Франции.
Не представляя себя вне игры, Мария-Антуанетта довольно быстро привыкла к новой жизни и освоилась в королевской семье. Еще в Вене императрица рассказывала дочери, что интриги при дворе в Версале более тонкие и страшные, чем при австрийском дворе.
«Здесь всего лишь ребячество и ревность из ничего, однако там все гораздо опаснее», — писала она в своих «Правилах» для эрцгерцогини. Все, что могло казаться призрачным и туманным в ее глазах, быстро озарялось невероятным светом. Так, например, приветливый и милый король, «такой добрый к ней и ею нежно любимый», вовсе не был так уж идеален. Ее новые тетушки с большой радостью объясняли ей, какую роль при дворе играет блистательная мадам Дюбарри, которую дофина во время обеда накануне свадьбы нашла просто очаровательной. Не умолчав о происхождении этой женщины, перезревшие принцессы, обреченные на вечное целомудрие, внушили маленькой принцессе презрение к королевской любовнице.
«Слабость, которую он испытывает к мадам Дюбарри, достойна жалости, она глупейшее и пренеприятнейшее создание, которое только можно себе представить», — писала она матери 9 июля. Те же разговоры тетушки вели и с дофином. Скорее всего, именно после обработки неугомонными девицами, Мария-Антуанетта решила откровенно пренебрегать фавориткой. Что касается дофина, он незамедлительно отказался от охоты в Сен-Гюбере, куда король его давно приглашал.
Людовик XV, еще не заметивший молчаливого противостояния своих внуков, «продолжал быть добрым и любезным с дофиной. Она была милой с ним, все это выглядело довольно трогательно», — отмечал Мерси. Король так оценивал внучку: «Живая, но еще совсем дитя», и добавлял: «Они все такие в ее возрасте». Дофина действительно была еще ребенком. Опьяневшая от относительной свободы замужней женщины, она мечтала жить в свое удовольствие. Никакие серьезные занятия не привлекали ее.
Мерси был очень обеспокоен этим, более того, должность аббата Вермона была под угрозой. Аббат не мог исполнять свои функции воспитателя и духовника, поскольку дофина вообще отказывалась читать, герцог де ла Вогийон же пытался всячески избавиться от посланника Шуазеля, которого подозревал в шпионаже.
Со всем тактом Мерси вмешивался в обязанности мадам де Ноай и осторожно бранил принцессу, которая взялась за чтение лишь раз после своего приезда, и то под угрозой потерять его доверие. Она притворялась, что это интересует ее. Однако надолго привлечь ее внимание книгами было невозможно. Она предпочитала играть с собаками и маленьким внуком своей служанки. «Девочка всегда любила проводить время с детьми», — отвечала Мария-Терезия Мерси, который удивлялся такому увлечению. Без какого-либо кокетства она «с одинаковым интересом» относилась и к званым обедам и к игре у короля, где, удобно устроившись в кресле, откровенно хохотала за своим веером над теми, кого находила глупыми. Двор начал шушукаться. Дофина стремительно приобретала врагов. И Мерси должен был встать на ее защиту. «При столь шумном дворе сначала легко завоевать поддержку и одобрение, но трудно удержать их», — постоянно твердил он.