Мария Антуанетта
Шрифт:
***
Страданиям женщины пришёл конец, начинается счастье материнства! Правда, радость неполная – салют из двадцати одного залпа, а не из ста одного, как было бы при рождении престолонаследника, но всё же Версаль и Париж ликуют. Во все страны Европы разосланы эстафеты. По всей Франции раздаются милостыни, заключённых освобождают из тюрем и долговых ям, сто пар обрученных молодых людей устраивают свадьбы за счёт короля, одарившего их гардеробом и приданым. Когда королева после родов появится в Нотр–Дам, сто пар счастливцев – министр полиции подобрал особенно красивых – будут ждать её там и приветствовать как свою благодетельницу. Люд Парижа любуется фейерверком, праздничным освещением города. Вино, бьющее из фонтанов, раздача хлеба и мяса, свободный вход в Комеди Франсез: король предоставляет свою ложу угольщикам, королева – рыночным торговкам рыбой – и бедные имеют право отпраздновать это событие. Кажется, все довольны и счастливы, Людовик XVI, новоявленный отец, мог бы стать весёлым, уверенным в себе человеком, а молодая мать, королева, – счастливой, серьёзной, достойной всяческих похвал женщиной: большое препятствие устранено, брак укреплён и упрочен. Родители, двор и вся страна должны радоваться, и они действительно радуются, празднества и развлечения следуют друг за другом.
Лишь один человек
Но она не увидит будущего короля Франции, в жилах которого текла бы её, габсбургская, кровь. Этой последней радости ей не суждено дождаться. Следующая беременность Марии Антуанетты прерывается. Неосторожное, порывистое движение, которое она сделала, закрывая окошко кареты, приводит к выкидышу. Мария Терезия не дождётся столь страстно ожидаемого ею внука, не дождётся даже следующей, третьей беременности своей дочери. 29 ноября 1780 года она умирает от воспаления лёгких. Давно разочарованная в жизни женщина имела лишь два желания. Она хотела увидеть внука, рождённого её дочерью для французского престола, – в этом судьба ей отказала. Она не хотела дожить до тех дней, когда её собственный самый любимый ребёнок из–за сумасбродства и безрассудства окажется ввергнутым в пучину бедствий, – эту мольбу набожной женщины Бог услышал.
***
Только год спустя после кончины Марии Терезии Мария Антуанетта рожает столь давно ожидаемого сына. Из–за тревожного происшествия во время первых родов большое представление в комнате роженицы отменяется; к постели допускаются лишь самые близкие члены семьи. На этот раз роды проходят легко, новорождённого выносят в соседние покои, но у королевы недостаёт сил спросить, кого она родила – мальчика или опять девочку? Но тут король подходит к её постели, слёзы текут по лицу этого в общем–то не очень впечатлительного человека, и своим звучным голосом он объявляет: "Наследный принц желает представиться вам!" Начинается всеобщее ликование, обе створки двери торжественно распахиваются, и под восторженные крики собравшихся придворных обмытый и спелёнутый ребёнок – герцог Нормандский – возвращается к счастливой матери. Наконец–то можно осуществить большой церемониал, посвящённый рождению наследного принца. Обряд крещения свершает предопределённый роком противник Марии Антуанетты, кардинал Роган, тот самый, путь которого в решающие часы её жизни обязательно пересекается с её путем; раздобывается пышногрудая кормилица, которую шутя назовут мадам Poitrine [88] ; оглушительно грохочут пушки – весь Париж узнаёт о событии.
88
...пышногрудая кормилица, которую шутя назовут мадам Poitrine ...
Poitrine– Бюст (фр.).
И вот начинается хоровод празднеств, на этот раз более грандиозный, чем при рождении принцессы. Все цехи посылают в Версаль депутации в сопровождении музыкантов, девять дней длятся великолепные красочные выступления гильдий, каждое сословие, каждый цех желает на свой особый лад приветствовать новорождённого, будущего короля. Трубочисты торжественно тащат огромную трубу, на верхушке которой сидят маленькие трубочисты и распевают весёлые куплеты; мясники гонят перед собой тучного быка, носильщики несут золочёный паланкин, в котором сидят куклы – кормилица и дофин, портные – маленький мундир его будущего полка, сапожники – детские ботиночки, кузнецы – наковальню, выбивая на ней музыкальную дробь. Слесари же, зная, что король благоволит к их ремеслу и любит сам на досуге слесарить, постарались особо: снабжают шкатулку секретным замком, а когда Людовик XVI, как понимающий толк в таких вещах, с интересом занимается ею и открывает, из шкатулки выскакивает фигурка дофина, с поразительным искусством сделанная из стали. Рыночные торговки, те самые, которые несколько лет спустя будут оскорблять королеву всякими непристойностями, надевают строгие чёрные шёлковые платья и приветствуют её словами, написанными Лагарпом. В церквах свершаются богослужения, в ратуше Парижа купцы дают большой банкет; война с Англией, нужда, всё неприятное забыто. На короткое время прекращаются ссоры и раздоры, нет в стране недовольных, даже будущие революционеры и республиканцы подпадают под гипнотическое действие трескучего ультрамонархизма. Будущий президент Клуба якобинцев Колло д'Эрбуа, тогда ещё скромный актёр в Лионе, сочиняет пьеску "в честь великой монархини, добродетели которой завоевали все сердца". Он, позже немало сделавший, чтобы был вынесен смертный приговор Луи Капету, благоговейно молит небеса:
Прекрасное солнце сияет над Францией,
Летите, тревоги и горесть, прочь!
Наш славный король, наш Людовик Шестнадцатый
Взял в жены Марии Терезии дочь.
Их брак благодатью Господь осенил
И сына–наследника им подарил.
Дитя и его августейшую мать
Храни, о Пречистая Дева!
Мы жизнь, не колеблясь, готовы отдать
За счастье своей королевы!
Народ пока ещё предан своему государю, младенец этот рождён ещё для всей страны, его появление на свет – всеобщий праздник. На уличных перекрестках пиликают на скрипках, бьют в барабаны, повсюду, во всех городах и деревнях, дудят в волынки, поют, танцуют. Все любят, все славят короля и королеву, наконец–то доблестно выполнивших свой долг.
***
Итак, окончательно разрушены роковые чары. Ещё дважды Мария Антуанетта станет матерью; в 1785 году она родит второго сына, будущего Людовика XVII, крепкого, здорового мальчика, "настоящего крестьянского парня", а в 1786 году – четвёртого, последнего своего ребёнка, Софи–Беатрис, которая проживёт лишь одиннадцать месяцев. С материнством в Марии Антуанетте начинаются первые перемены, ещё не решающие, но провозвестники решающих. Каждая беременность всегда ведёт к многомесячному воздержанию от безрассудных развлечений; умиротворённость незатейливых игр с детьми скоро станет милее легкомыслия зелёного стола, таящаяся в ней страстная потребность в нежности, растрачиваемая до сих пор по мелочам на ничтожное кокетничанье, найдёт наконец свой естественный выход. Путь к самосознанию – теперь он открыт перед нею. Ещё несколько спокойных, несколько счастливых лет, и она сама успокоилась бы, эта красивая женщина с ласковыми глазами. Вырвавшись из суеты по пустякам, она радостно смотрела бы на своих детей, следила бы за их постепенным вхождением в жизнь. Но судьба не даст этих лет. Как раз, когда смятение покинет Марию Антуанетту, оно охватит весь мир.
КОРОЛЕВА ТЕРЯЕТ ПОПУЛЯРНОСТЬ
Час рождения дофина – апогей власти Марии Антуанетты. Подарив королевству престолонаследника, она как бы вторично становится королевой. Шумное ликование толпы ещё раз показывает ей, как любит французский народ свой королевский дом, как доверяет ему несмотря на все разочарования, какими малыми усилиями властелин мог бы привязать к себе нацию. Один только решающий шаг следовало бы сделать королеве – вернуться из Трианона в Версаль, в Париж, из мира рококо – в действительный мир, от своего ветреного, легкомысленного общества – к аристократии, к народу, и всё было бы выиграно. Однако и на этот раз, после вторых родов, она беззаботно возвращается к веселью, к удовольствиям. Вновь после празднеств, устроенных для народа, начинаются дорогостоящие роковые празднества в Трианоне. Но великому терпению приходит конец, безоблачное счастье достигло своей вершины. Отныне воды потекут под уклон, к пропасти.
Сначала ничего явного, ничего бросающегося в глаза. Но всё тише и тише становится в Версале, всё меньше господ и дам появляется на больших приёмах, и в поклонах этих немногих чувствуется некоторая холодность. Они ещё соблюдают форму, но лишь ради неё самой, а не ради королевы. Они ещё преклоняют колена, ещё целуют учтиво руку королеве, но уже не добиваются милости говорить с нею, их взгляды остаются сумрачными и отчуждёнными. При появлении Марии Антуанетты в театре публика уже не вскакивает, как прежде, в едином стремительном порыве, на улицах не слышно более знакомого с давних пор возгласа "Vive la Reine!" [89] . Правда, нет ещё открытой враждебности, но нет уже и той теплоты, которая до сих пор согревала благоговение из чувства долга. Ещё послушны государыне, но уже не поклоняются женщине. Ещё почтительно служат супруге короля, но уже не добиваются её расположения. Не возражают открыто, не противоречат её желаниям, но молчат: суровое, сдержанное, недоброе молчание заговора.
89
...на улицах не слышно более знакомого с давних пор возгласа "Vive la Reine!"
Vive la Reine!– Да здравствует королева! (фр.).
***
Штаб этого тайного заговора размещается в четырёх или пяти дворцах королевской семьи: в замке Люксембург, в Пале–Рояле, в замке Бельвю и в самом Версале; все они объединились против Трианона, резиденции королевы.
Хор враждебных сил ведут три старые тётушки. Им никак не забыть, что девушка ускользнула из–под их влияния, из пансиона интриг и, став королевой, вышла из их повиновения; раздосадованные тем, что теперь они не играют при дворе никакой роли, удаляются эти три старухи в замок Бельвю. Там в первые триумфальные годы Марии Антуанетты сидят они, скучая, в своих комнатах, одинокие, всеми покинутые; никто о них не заботится, ведь все бросились угождать молодой обворожительной королеве, в нежных белых ручках которой сосредоточена теперь власть. Но по мере того как Мария Антуанетта теряет популярность, всё чаще и чаще распахиваются для посетителей двери замка Бельвю. Все те дамы, которых не пригласили в Трианон, отстранённая мадам Этикет, ушедшие в отставку министры, уродливые и поэтому сохранившие устаревшие представления о морали женщины, обойдённые кавалеры, оказавшиеся на мели охотники за синекурой, все те, кто ненавидит "новый курс" и меланхолически оплакивает старофранцузские традиции, благочестие, набожность и "добрые" нравы, – все они регулярно встречаются в этом салоне обиженных и обойдённых. Салон тётушек в Бельвю становится тайной аптекой отравителей, в которой капля за каплей перегоняются и разливаются по бутылочкам все злобные сплетни, все слухи о самоновейших сумасбродствах "австриячки", все ondits [90] о её амурных приключениях; здесь основывается главный арсенал клеветы, пресловутая atelier des calomnies [91] ; здесь сочиняются маленькие язвительные куплеты, здесь они декламируются ми затем разносятся по городу, проникают в Версаль. Здесь собираются, преисполненные коварства и вероломства, все, кто хотел бы повернуть вспять колесо времени, все живые трупы разочарованных, низвергнутых, погибающих, призраки, мумии минувшего мира, всё старое, конченое поколение, чтобы отомстить за то, что оно старое и конченое. Но яд этой накопленной ненависти предназначен не для "бедного доброго короля", которого они лицемерно жалеют, а только лишь для одной Марии Антуанетты, молодой, сияющей, счастливой королевы.
90
...все слухи о самоновейших сумасбродствах "австриячки", все ondits о её амурных приключениях ...
ondits– слухи, сплетни (фр.).
91
...здесь основывается главный арсенал клеветы, пресловутая atelier des calomnies ...
atelier des calomnies– фабрика клеветы (фр.).