Мария в заповеднике
Шрифт:
— Не думаю, чтобы здесь могло пригодиться, — опять сказал Министр, поспешно пихая, однако, игрушку в верхний карманчик, как советовал Пер. — Люди Прокурора будут заходить к нам с юга, они надежные и проверенные охотники…
Именно в этот момент кусочек свинца с силой шлепнул по карманчику у Министра — он как раз его застегивал, упрятав туда игрушку. Пер даже не ожидал, что может начаться что-то так быстро, так близко от Резиденции, он только успел сообразить, что били из ружья с глушителем. Пер повалил Министра и бросился на землю сам. Мучительно заревел где-то рядом медведь, раздался треск ломаемых кустов, и зверь прокатился мимо них прочь из леса в направлении Резиденции. Вслед ему со всех углов залпом ударило охотничье оружие, наверное, не меньше
Затем стало тихо. Пер почувствовал, что Министр жив, но уже в следующую минуту он смог убедиться в этом на деле: Министр сам вдруг прокричал, будто раненый зверь, неожиданно дремучим голосом, встал на четвереньки и резвым аллюром исчез так же в направлении своей Резиденции, вспомнив, наверное, что стены ее могут надежно защитить, — следом, на треск ломаемых Министром кустов, из леса прогремел еще более дружный залп. Сам Пер направился было ползком под дерево в двух шагах, чтобы там переждать, но стрельба вокруг пошла уже самая беспорядочная, и он просто вжался в землю, положась на судьбу.
Вначале жаканы летали с шипением с разных сторон и в разных направлениях. Потом охотники стали выбегать из леса, все так же стреляя перед собой на ходу. Большая группа проследовала мимо Пера в сторону Резиденции, где только что исчез из виду раненый зверь, а затем и ошалевший Министр.
Наступила долгая тишина, Пер поднялся с земли, откашливаясь пороховым дымом, плававшим в ветвях и листьях от безветрия.
…Посреди площадки перед Резиденцией лежал бесформенной грудой мертвый мишка. Подбежавший член свиты еще раз по нему выстрелил, хотя и так было ясно, что зверь не притворялся, а ушел, наконец, из этого неприветливого Заповедника в свой медвежий рай. Нигде не могли найти Министра.
ГЛАВА II
— Егерь! — окликнул Пер недавнего своего посредника в переговорах с Министром. — Передайте Прокурору, что Министр, наверное, у себя в спальне…
— И, кстати, живой.
Пер обернулся: Дермот Уэлш как обычно стоял сзади незамеченным — этому «искусству» Дермота обучили в специальной школе, и с тех пор он уже не умеет подойти к вам по-простому, открыто, по-человечески.
— Ты его видел?
— Люди Прокурора не вполне довольны результатами охоты… Это заметил бы и ребенок, но почему — в спальне, Пер?
Пер окинул мечтательно Резиденцию взглядом. Потом сказал:
— Когда кончится мой контракт, Уэлш, я не стану больше возобновлять его ради этих забытых богом задворков мира, я хочу отдохнуть в своем собственном доме, и чтобы лошади были — пара лошадей, как нормальный человек… А что такое нормальный, Уэлш? На твой вкус, это, наверное, тот, кому нипочем любой противник, хоть сам сатана… А по-моему, Уэлш, нет ничего более нормального для человека, чем прятаться от бед этого мира в спальне своего дома. Видишь ли, вопрос спальни в истории человечества освещен пока только с одной стороны — партнерских физических упражнений. На самом деле, о спальне можно писать философские трактаты. Здесь такое же невозделанное поле для литературы, как этот вот пустырь, обитатели которого называют себя Большой Империей, — для Цивилизации. Спальня исхожена литературой вдоль и поперек, но… в одном только направлении, а именно — ввиду нашего происхождения на этот свет. Но разве не из спальни мы все предпочитаем также и покидать его, когда приходит срок? Открой некрологическую энциклопедию, где описаны кончины всех известных персон. Пропустим случаи ухода в мир иной из собственной постели «после тяжелой и продолжительной болезни» — здесь все ясно. Но посмотри, кто был застигнут врасплох вблизи своего очага. Все они или самостоятельно, из последних сил, доползают умирать в спальню, или их переносят на руках туда слуги, но… Мы можем пренебречь фактами, закрыть некрологическую энциклопедию и довериться только интуиции многих честных писателей. Даже те из них, кто любит приканчивать своих героев на каждой странице, чтобы поменьше говорили, но побольше стреляли и целовались эти сильные, красивые и положительные во всех отношениях персонажи, — уверяю тебя, ни один благовоспитанный, из хорошего общества такой литератор не бросит никогда своего героя покидать этот мир на улице, как бродяга, если будет хотя бы толика возможности покончить с ним по-людски, вблизи дома, а еще лучше — внутри дома, чтобы герою уже наверно хватило сил приползти в спальню. Думаешь, случайность? — недоверчиво спросил Пер. — Вовсе нет! Настоящий писатель интуитивно знает правду! И если фрейдист тебе скажет, что нет большего либидо для человека, чем прятаться под своим одеялом, когда страшно и больно, то Пер тебе скажет больше: если в последнюю минуту жизни мы лезем под одеяло, из-под которого когда-то сюда пришли, значит, дальше — по ту сторону спальни — действительно есть та дверь. Поверь, Уэлш, только сознание этой тайны дает мне силы верить в нашу миссию и работать на Цивилизацию здесь, с аборигенами.
— Ты уверен, что стреляли именно в Министра? — прервал его Дермот Уэлш.
— Видел своими глазами. Представь, его спасла именно «табакерка», как ее назвал Йоцхак. Первый выстрел был предназначен именно Министру, а не медведю. Стреляли с глушителем, я, ничего не слышал, зато жакан прямо перед моим носом шлепнул по «табакерке», когда она уже лежала у него в нагрудном карманчике.
— Ты удачно выбрал на этот раз именно стальную вещицу, — сказал Уэлш. — Она сработала не совсем так, как ты это расписывал, но жизнь Министру спасла. Наш ящик с игрушками теперь только поднимется в цене.
— Все же Йоцхак прав, мы еще далеки от цели и надо быть осторожней. Теперь вот Прокурор стал мутить воду — я на него не рассчитывал.
— Слышишь, кричат, что нашли Министра?
— Причем в спальне, под одеялом, дрожащим от страха, как я и сказал. Пошли отсюда, — распорядился Пер. — Не надо колоть им глаза, будем с ними деликатны.
Пер и Уэлш вернулись в Домик. Йоцхак Смоленскин в ожидании коллег развлекался тем, что наговаривал в диктофон фразы разными голосами и после с удовлетворением прослушивал, стирал запись и опять наговаривал бессмыслицы вроде: «… ситуация в мире сложилась довольно благоприятная, вы бы могли ею воспользоваться… насколько это хорошо известно, мировое сообщество вполне разделяет ваши стремления… мы прекрасно сознаем всю мощь и значимость вашей политики для мирового сообщества».
— Жаль, что мы не можем пустить сюда прислугу, — сказал Пер. — Приходится подавать себе самому, а так хочется иногда принять горячий чай в стакане, с парком, из рук женщины… на русского это действует усмиряюще.
Он включил плитку, на которой быстро закипела вода в чайнике.
— Должен вам также сообщить, — произнес вдруг голосом Пера Йоцхак в диктофон, — поскольку приехал в Заповедник Прокурор, то завтра будет здесь и племянница его, красивая девушка, чей образ, без всякого сомнения, был сейчас в воображении перед главным техником Станции связи с Цивилизацией.
Пер налил себе чай и сел с этим задушевным напитком в кресло.
— А теперь послушаем философские рассуждения русского, — произнес Йоцхак нарочито с «аканьем»…
— Смоленскин, заткнись, — зарычал на него Дермот Уэлш, — ты же знаешь, как я этого не люблю, репетируй у себя на Станции.
— Наверное, Дермот, тебе пора возвращаться домой, в Цивилизацию, здесь ты скоро превратишься в сторожевого пса.
Уэлш и Пер — один с сожалением, другой с осуждением — оба посмотрели на Йоцхака.
— Просто я знал одну собаку, — объяснил тот… голосом кинолога, подающего команду собаке, — которая не переносила звуков пианино и поэтому так и не научилась охранять театр…
— Если Мария приедет только завтра, — прервал его Пер, — будет доказательством больше, что дядюшка ее замышлял тут недоброе. Я почему-то уверен, что Мария всегда все знает наперед, и вот побереглась…
— Возможно, Мария просто не любит пафоса, — сказал Йоцхак, — который сопровождает Прокурора даже на рыбалку,