Мария в заповеднике
Шрифт:
— Дайте на вас посмотреть, — сказал испитый, отступая на шаг и как бы прицениваясь к пиджаку Магнуса.
Магнус молчал.
— Так, все в порядке, — произнес минуту спустя Странный. — Я здесь Комендант. Я люблю оценивать приглашенных по одежке. Мне кажется, вас на время можно оставить в покое, временно вы внушаете мне доверие.
— И когда это «временно» закончится? — спросил Магнус.
— Вместе с вашим пребыванием в Заповеднике.
«Вы очень гостеприимны» — хотел поблагодарить Магнус, но кривоногий сбил его с этой хорошей мысли заносчиво:
—
Он вдруг сделал «кругом» и поколесил прочь на своих столь кривых ножках, что даже кавалеристский полк рассмеялся бы ему вслед, но в окне вдруг возникла Мария, и от неожиданности Магнус всего лишь осклабился.
— Сейчас он отдаст команду, и у вас пройдет ощущение, что в вас целятся, вот увидите…
Мария прошлась взад-вперед перед окном. Она отнюдь не улыбалась.
— Ну вот, теперь все, — наконец произнесла она, еще выждав минуту. — Теперь идемте, тут у нас тоже есть иностранцы, я вас познакомлю.
— Я не люблю иностранцев, — буркнул Магнус и вдруг почувствовал, что в него больше не целятся, отчего вылез нечаянно прямо через окно и спрыгнул на землю.
— Правда? У нас тоже соотечественники не любят друг друга, — согласилась с ним Мария.
— У вас это поправимо, у вас это временное помрачение духа, — ответил Магнус, оказавшись с ней рядом, — а вот Цивилизация больна безвозвратно…
Мария равнодушно пожала плечами и пошла вперед.
Персонал Станции воззрился на пришельца с таким выражением лиц, как будто не столько изучал, сколько дивился тому, чего это он здесь делает? Все замерли и некоторое время молчали.
— Магнус, Истома, — наконец представила им своего спутника Мария. — Художник. Путешествует. Читает лекции по новой энергетике. Я правильно выразилась? — спросила она у гостя.
Тот склонил голову в знак согласия.
— Вы сейчас откуда? — спросил Йоцхак.
— Последнее время живу в Москве, — ответил Магнус.
— И давно здесь, в столице? — опять спросил Йоцхак… потому что Пер как воды в рот набрал, а Дермот — тот никогда и не считал своим долгом разговаривать.
— Я наездами здесь уже второй год… А вы служите при посольстве? — в свою очередь спросил Магнус, Истома.
— В Империи сейчас нет посольства, — опять за всех ответил каким-то тоном Йоцхак Смоленскин. — Мы обслуживаем Станцию правительственной связи с Большим Конгрессом. Мария, радость наша, — поменял свой «тон» Йоцхак, которому было в этом не занимать, — главный техник Пер мечтал получить горячий чай из твоих… черт подери, непростительная оговорка… Я хотел сказать — вообще из женских рук.
— Но у нас есть напитки и погорячей, — вставил, наконец, свое слово и Дермот Уэлш. — Надеюсь, мы посидим в Домике, а не на этом треклятом «свежем воздухе», полном комаров.
— Супермен Дермот однажды был прострелен в трех местах сразу, — объяснил Йоцхак, — и даже не вздрогнул, но бледнеет от одного только писка комара.
— Пойдемте, Магнус, я немного поухаживаю за ними, — пригласила Мария всех в Домик Персонала.
Пер пропустил Марию вперед, Художник ревниво поспешил вслед.
— А в чем состоит ваша наука? — спросил Йоцхак Смоленскин, устраиваясь в кресле со стаканчиком виски со льдом, которое всем налил Уэлш.
— Я читаю ряд лекций, которые в двух словах не объяснишь, — сказал Магнус с улыбкой на тонких католических губах.
— Попробуйте, господин Истома, вам надо потренироваться, — поддержала Мария просьбу оператора Станции по связи с Большим Конгрессом.
— Да, господа, дело в том, что я приглашен сюда почитать о духовных тайнах земли самим членам правительства, — ответил Магнус, покосившись в сторону Пера.
— Главное, Магнус, — вовсе не членам. Главное — я привезла вас сюда из-за Ольги.
Мария поставила свой стакан с растаявшим кубиком льда и обратилась к ним своим ровным, твердым, редкостным для аборигенки голосом.
— Вы знаете, господа, девица Ольга, наша бедная девочка, очень набожна и очень несчастна, она так близко к сердцу принимает беды и несчастья нашей очаровательной Империи, что почти не осушает глаз. А тут еще из-за опасного общественного кризиса ее будут торопить стать Матерью Наследника нашей священной власти. Надеюсь, все здесь понимают, что зачинать ребенка в таком состоянии опасно. Ольге требуется скорая духовная помощь, а наши жрецы — это же ни для кого не секрет — под своими одеждами носят только свои вожделения. Если до переворота у наших жрецов еще только и было одно на уме, когда они смотрели на женщину или на мальчика, то сегодня уже никто не может поручиться, есть ли вообще у них теперь что-нибудь на уме.
— Конечно, наша очаровательная Империя не первый раз оказывается в этом интересном положении, — продолжала Мария, пригубив вонючего цивилизованного виски, — но Праотцам как-то всегда удавалось верить в свою избранность и особую миссию народа, к которому мы имеем честь все здесь принадлежать, и это вселяло надежду и укрепляло силы. Но вот все устои опять пошатнулись, и даже набожная и глубоко верующая Ольга понемногу стала приходить в сомнение. В душах у нас теперь царят разруха и одичание. Недалек тот день, когда жрецам уже нечего будет сказать о миссии и избранности больших империонов. А этот барин, — Мария указала на Художника, — кажется, так у вас обращаются к мужчине в Москве? — он приехал издалека и как ни в чем не бывало проповедует нам именно о миссии и именно об избранности…
— Но, госпожа Мария, дело не в избранности, да и вообще, все несколько сложнее, — начал возражать Магнус.
— Неважно, — прервала его племянница Калиграфка. — Главное, что этого вполне достаточно. Простым людям нравится. Они толпами валят на лекции барина Истомы, — пояснила Мария для Персонала. — Их это возбуждает, избранность и все такое. И вот я подумала, может быть, ваше слово вселит душевные силы и уверенность Ольге? — обратилась она к Художнику.
— Разве Ольга — из простолюдинов? — спросил вдруг Пер, до сих пор хранивший молчание.