Марк Красс
Шрифт:
Все новые и новые волны неуязвимых всадников проносились мимо римлян, сея смерть и не получая ни малейшего отпора. Если с катафрактариями можно было сразиться, то конные лучники были недосягаемы. Римские стрелки и пращники — единственные, кто мог вступить с ними в противоборство — были истреблены накануне битвы.
Римляне надеялись, что они еще померяются наконец силами с вполне осязаемым противником, что у парфян скоро иссякнет запас стрел.
Надежда улетучилась, когда из-за холмов вышел караван верблюдов, нагруженных стрелами. Парфяне подъезжали к ним и наполняли колчаны смертоносными
Неожиданно его сын Публий заметил среди нападавших «большого друга римлян» Абгара во главе его арабов. Они со зверским ожесточением поливали стрелами тех, с кем недавно делили пищу и воду.
Молодой Красс выхватил у центуриона рожок и протрубил сигнал атаки. Вслед за этим он во главе тысячи трехсот всадников погнался за предателями.
Галлы, присланные Цезарем, давно ждали подобного сигнала. Этот бесстрашный северный народ жил ради войны и жизни своей в мирное время не представлял. Ходить за плугом считалось недостойным свободного кельта. Более того, Цезарь отправил Крассу самых буйных и отчаянных головорезов, чтобы избавить от них и без того неспокойную Галлию.
С безудержной храбростью они бросились на арабов и вскоре их настигли. Могучий галл поразил копьем Абгара. Он спешился, по кельтскому обычаю отрубил голову врага и привязал, как ценную добычу, к шее своего коня. Полураздетые всадники Публия Красса в ярости преследовали врагов, не замечая ни свистящего вокруг дождя парфянских стрел, ни своих тяжелых ранений.
Благодаря мужеству галлов страшный дождь, сыпавшийся на каре римлян, ослабел. Марк Красс отбросил щиты своих телохранителей и обратил взор туда, где сражались галлы. Чтобы помочь сыну закрепить успех, он послал вперед восемь когорт тяжеловооруженных легионеров. Посланы были и все оставшиеся лучники. Многие легионеры подобрали луки погибших критян и римских лучников, а стрелы собрали из-под ног или вытащили из тел своих убитых и раненых товарищей.
Парфяне не выдержали столь стремительного и неожиданного напора римлян. Бросив на погибель своих друзей арабов, воины Сурены повернули вспять.
— Враг бежит! — крикнул Публий Красс. — Вперед же, добьем его — и победа наша!
На призыв галлы откликнулись немедленно. Пешие легионеры побежали за конницей, стараясь не отставать от нее. Некоторое время это им удавалось. Затем Публию Крассу, его товарищам Мегабакху и Цензорину пришлось с большим трудом сдерживать галлов.
Как бы ни спешила пехота, охваченная радостью и надеждой на победу, за конницей ей все равно было не угнаться. Равно как и коннице не добиться победы без пехоты, ибо как бы ни были храбры всадники молодого Красса, их была лишь горстка в сравнении с конницей врагов.
Таким образом, хотя римлянам и казалось, что они одерживают победу и гонятся за неприятелем, по сути дела они плелись в хвосте отступающих парфян.
Последние подождали, пока римляне Публия Красса удалятся на достаточно большое расстояние от основных сил, и начали стрелять из луков по галлам и легионерам. Парфяне настолько осмелели, что начали обходить отряд молодого Красса с флангов. Все больше и больше врагов собиралось вокруг них, все чаще парфянские стрелы находили себе жертву.
Публий приказал своим бесстрашным галлам вновь напасть на врага. Он надеялся, что его конница завяжет бой, а тем временем подоспеет и пехота. Главное было начать битву, и тогда парфянские лучники не станут стрелять из боязни поразить своих воинов.
Под новым яростным напором галлов легкая конница врага разлетелась в разные стороны. Легионеры посчитали, что враг струсил и по традиционной восточной привычке спасается бегством. Так было всегда со времен походов на Восток Суллы, Лукулла, Помпея…
Но торжество римлян оказалось преждевременным. Своим бегством конные лучники лишь расчистили место для нового опасного противника. Легкая конница галлов наткнулась на тесно сомкнутый строй катафрактариев.
Галлы бесстрашно напали на врага, но, увы, силы были слишком неравными. Всадники Публия бросали дротики в доспехи из прочного железа, а сами получали удары копьем в незащищенные, а порой и вовсе обнаженные тела.
Катафрактарии копьями остановили бешеный напор галлов, а затем, вклиниваясь в самую гущу воинов, безжалостно рубили их длинными мечами.
Галлы гибли десятками, но продолжали показывать чудеса храбрости. Они хватались за вражеские копья, вырывали их и убивали парфян их же оружием. Многие спешивались и, прикинувшись мертвыми, лежали до тех пор, пока не окажутся вблизи броненосного всадника. И тогда они бросались под вражеского коня и поражали его в живот. Лошадь вздымалась на дыбы и падала, давя и седока, и своего убийцу.
Но даже такое самопожертвование и мужество не смогло повлиять на исход короткой битвы. Жалкие остатки римской конницы отступили к пехоте. Могучий Мегабакх вывел Публия Красса, изнемогавшего от многочисленных ран.
К этому времени пешие легионеры заняли небольшой песчаный холм. Они образовали круг, выставили вперед копья и приготовились встретить железных всадников.
И на этот раз катафрактарии не стали атаковать римскую живую стену, предоставив лучникам возможность довершить начатое ими дело. Вокруг холма появились тысячи легких всадников. Они подняли такое облако песчаной пыли, что римляне не могли ни ясно видеть, ни даже говорить, ибо рты их оказывались полны песка, едва они начинали шевелить губами.
Со зловещим свистом полетели тысячи стрел. Почти все они достигли цели. Построившись на холме, римляне невольно упростили задачу вражеским лучникам. Ибо на равнине стоящие в первых рядах принимают основной удар на себя, облегчая участь находившихся за ними; на холме же воины стоят один выше другого, никто никого не заслоняет, и все в равной степени подвергаются опасности быть пронзенным парфянской стрелой.
Отовсюду слышались стоны умирающих, проклятия и самые черные ругательства раненых. Сраженные насмерть скатывались с вершины холма, сбивая с ног стоящих впереди. Строй разрушался, а это вело к еще большим потерям. Некоторые пытались вытащить стрелы из тела, но этим причиняли себе только лишние страдания, потому что парфяне так хитро зазубривали острие стрелы, что его невозможно было достать иначе, как вырывая вместе с плотью.