Марк Твен
Шрифт:
Твен ответил с присущим ему юмором и живостью:
«Помилуйте, — протестовал он, — радость американского народа немного преждевременна: я не собираюсь исчезать» [112] .
Письмо к издателю послужило для Твена поводом поговорить о стиле американских газет и дать сатирическую подборку заголовков утренних телеграмм. Эта страница столь выразительна и малоизвестна, что стоит привести ее полностью.
«Черный конгрессмен в затруднении. Волнения в Албани. Пять лет тюрьмы. Паника на Уолл-стрит. Два банкротства… Два преступления. Арестован видный грабитель. Разгром газового коллектора. Забастовщик помогает убийце. Король убийц опасно болен. Лузичини — жена убийцы — повешена. Два предполагаемых убийцы повешены. Раздор в баптистской секте. Роковая ошибка. Размыв
112
Цит. по книге: М. A. Johnson, Bibliography of Mark Twain, N. Y. & L. 1935, p. 20.
113
Цит. по книге: М. A. Jоhnsоn, Bibliography of Mark Twain p. 21–22.
Издатель, видимо, проверил эту трагикомическую подборку Марка Твена и сделал на его рукописи пометку, что заголовки действительно взяты из газет. Твен сам указывает на это в письме: «Все эти заголовки, — продолжает он, — из вчерашних газет, за 16 апреля (1873), проверьте по вашей собственной газете, и я даю вам слово чести, что потоки этой пошлятины заполняют все полосы, отведенные в газетах под новости.
Я считаю, что это тупость, серость; ведь не появляется ничего значительного или дающего толчок к движению, наша прогрессивная нация погрузилась в спячку» [114] .
114
Цит. по книге: М. A. Johnson, Bibliography of Mark Twain, N. Y. & L. 1935, p. 22.
В заключение письма Марк Твен зло «приветствует» американский народ, который безропотно глотает ядовитую стряпню газет, не испытывая ни возмущения, ни отвращения.
Письмо это и по времени появления, и по духу соответствует содержанию романа «Позолоченный век». Твен здесь не только оценивает уголовную пошлятину, заполняющую газеты, но и указывает на виновника вырождения журналистики: народ позволяет отуплять и оболванивать себя; журналисты же, — Твен уже показал, что ими управляет, — потеряли стыд и совесть. «Лжет, как журналист» [115] , — определяет Твен.
115
Mark Twain. The Complete Works, N. Y. Harper and Bro, Publ. 1909–1935, v. 24, p. 7.
В общественно-литературной деятельности Марка Твена немалое место занимают речи. Он их произносил в самых разнообразных аудиториях, при самых различных обстоятельствах. Они были адресованы калифорнийским горнякам, членам негритянской церковной общины, это были речи на предвыборных собраниях, застольные речи и т. д.
В речи «Распущенность печати», произнесенной в клубе журналистов Хартфорда («Воскресный клуб») в 1873 году, Марк Твен подводит итог своим суждениям, касающимся американской печати.
«Газеты превращаются в национальное проклятие и наверняка погубят всю страну», — заявляет он [116] .
Признавая, что «в современном обществе печать — колоссальная сила», «подобно гласу божьему», Твен утверждает, что в США «печать давно развратила читателей, внушила любовь к непристойному, равнодушие к беззаконию», «чем больше газет — тем хуже нравы». Печать «старательно защищает преступников, занимающих официальные посты», «оправдывает воровство»,
116
Mark Twain, The Complete Works, v. 24, p. 52.
117
Mark Twain, The Complete Works, v. 24, p. 47–48.
Можно представить, с какой саркастичностью, иронией, с каким пылом и негодованием была произнесена эта речь, расцвеченная блестящим твеновским юмором (особенно вторая ее часть).
Ее содержание очень многое выявляет в общественно-политических позициях Марка Твена. Во-первых, Твен безоговорочно связывает продажную печать США с продажными членами сената Соединенных Штатов — и тем самым объективно оценивает буржуазную прессу как рупор политиканов-бизнесменов.
Во-вторых, Твен считает, что растленная печать США («банда недоучек и самодовольных невежд») узурпировала «общественное мнение нации» и развратила читателей.
В-третьих, Твен упрекает народ в том, что тот «мало думает» и поэтому верит подлым газетным вракам. «Вот где корень зла!»-восклицает Марк Твен.
Анализ Марка Твена превосходен, выводы блестящи, факты (они приведены в изобилии) — убийственны. Но кое-что поставлено с ног на голову или звучит наивно, а иное сглаживается. Так, например, Твен полагает, что печать — это нечто из самого себя растущее, распространяющее вокруг яд и тлен. Не спекуляции, хищения и взяточничество, погоня за наживой развратили сенаторов, а защищающая их печать, утверждает Твен, так что теперь сенаторы «не способны понимать, что такое преступление, что такое честь сената» (Твен еще оставляет за сенатом право на «честь», сам же показав его «скопищем грязи»).
Твен жил в то время в восточных штатах и наивно полагал, что в этих «цивилизованных» областях США у дельцов и журналистов больше честности и благородства, чем на Западе. Дескать, только «в газетах западных штатов услужливо печатают редакционную статью, выражающую самые отвратительные, вредные взгляды, если владельцу заплатить по доллару за строчку» [118] .
Чтобы «позолотить пилюлю», в конце своей яростной речи Твен и себя причисляет к «банде» («я и сам печатал злостные, клеветнические статьи… и давно заслужил, чтобы меня повесили») и тем ослабляет обличительную силу своего выступления.
118
Mark Twain, The Complete Works, v. 24, p. 48.
Но в его характеристике американской печати 70-х годов запечатлен довольно точный образ того «чудовища порока» и «позора», который ужаснул Чарльза Диккенса во время его первой поездки в США.
«Безнравственная американская пресса», у которой «подлая клевета является ее единственным орудием» [119] , была одной и той же и в 40-х и в 70-х годах. Марк Твен предсказал, какой станет современная американская реакционная печать. Английский публицист Дерек Картен в своей книге «Такова Америка» (1952) пишет, что в мире нет прессы более безответственной, лживой, вульгарной, агрессивной, плохо осведомленной и столь явно угрожающей и опасной, чем американская.
119
Ч. Диккенс, Из «Американских заметок», М. 1949, стр. 138–139.
В истории американской литературы рассказ (short story) играет значительную роль. Эдгар По вывел его из аморфного состояния, придав ему классическую форму. Математическая точность, логичность, стройность композиции, уменье с помощью картин ландшафта обрисовать психологические нюансы душевного мира героев (знаменитый «общий эффект» композиции Эдгара По), изобилие жанров рассказа — детективный, философский, «страшный», приключенческий, аллегорический, литературно-пародийный — все это обогатило американскую литературу и имело большое значение для ее дальнейшего развития. Рассказ начал занимать едва ли не главное место в американской литературе.