Марк Твен
Шрифт:
Буржуазная критика определяла это как «панургообразный примитивизм» и в то же время вынуждена была признавать подобные «нелепые преувеличения» «более национальными и американскими», чем у кого-либо из литераторов США [128] .
Но не только в этом проявлялась народность Твена-юмориста (хотя для некоторых буржуазных литературоведов — только в этом).
Народность писателя выражалась в том, что на мир он смотрел глазами народа, выражал его симпатии и антипатии, за его интересы боролся. Эта позиция писателя и определяла в стиле его ранних рассказов социальную остроту, реалистическую трактовку художественного материала, демократизм содержания, боевой тон и сатирическую обрисовку отрицательного.
128
Из статьи G. R. Stewart
Шумный успех «Простаков за границей» ввел Твена-журналиста в американскую «большую» литературу. Юморист ворвался в нее, «как бомба или чума», по выражению одной калифорнийской газеты, процитировавшей по этому поводу Бальзака. Женитьба на дочери угольного промышленника из Буффало, Оливии Ленгдон [129] , заставила Марка Твена войти в буржуазные круги и потребовала от него соответствующего образа жизни.
Нужно было держать «открытый» дом, для чего необходимы были средства, прислушиваться к «миссис Гренди» [130] , терпеть самодовольство тупых буржуа, сносить третирование, которому «общество» подвергало бывшего лоцмана и горняка.
129
Приданое Оливии Ленгдон в 25 тысяч долларов дало возможность Марку Твену войти в долю с издателем газеты «Buffalo Express» и исполнять обязанности редактора этой газеты с августа 1869 года по апрель 1871 года, когда он, уезжая на жительство в г. Хартфорд, продал свою «треть» в издании газеты. В ней он напечатал несколько десятков своих ранних рассказов.
130
Так иронически называли в Америке буржуазное общественное мнение. Марк Твен определяет «миссис Гренди» по-своему: «проклятая старая поучающая дура, вмешивающаяся не в свои дела» («Notebook», p. 40).
Теодор Драйзер в статье к столетию со дня рождения Марка Твена так говорит о судьбе писателя:
«Этот простой, непосредственный, гениальный малый с речного парома и из рудничного поселка, а затем из западноамериканской газеты растерялся и одно время был положительно ошеломлен, очутившись в том наглом, настойчивом, властном, полном условностей мире, к которому он необдуманно примкнул» [131] .
В суждении Драйзера преуменьшена сопротивляемость Марка Твена и преувеличена его растерянность. В этом отношении интересны письма писателя того времени. В одном из них, адресованном другу детства Уилу Боуэну, написанном через четыре дня после женитьбы (февраль 1870 г.), выражено столько нежного сожаления о прошлом и любви к нему, что становится ясным: Твен хорошо сознавал, чего он лишился и куда попал.
131
Т. Драйзер, Два Марка Твена, Собр. соч., т. 11, стр. 594.
Взаимоотношения Марка Твена с представителями буржуазной литературы оказались весьма сложными.
С литературной сцены еще не сошли Эмерсон, Лонгфелло, Джон Уиттьер, Джеймс Рассел Лоуэлл, Холмс, но все они были скорее национальными реликвиями, нежели активными деятелями литературы. Америка имела парадную шеренгу писателей, которые всегда стремились войти в английскую, европейскую литературу и, лишь достигнув этого, считали себя настоящими творцами. К современной жизни они держались не ближе, чем Готорн (умерший за год до окончания Гражданской войны), абстрактные аллегорические литературные типы которого были очень далеки от реальной жизни Америки.
Ральф Эмерсон, подобно многим поэтам-аболиционистам послевоенного времени, считал, что юридическое узаконение политических прав негров оправдывает уход писателя в сферу «чистой» поэзии и теории. Эмерсон 70-х годов ограничивает круг своих интересов областью философских нравоучений — абстрактных и напыщенных.
Другие «трансценденталисты» в 70-х годах открыто примкнули к буржуазной реакции (Орест Браунсон) или прикрыли свой апологетизм буржуазной либеральной фразой (Рипли, Дана).
Лонгфелло 70-х годов проповедовал идеи нравственного совершенствования, примирения с судьбой, воспевал «радости домашнего очага». В этот период он много занимался переводами и популяризацией образцов классической итальянской, французской, немецкой литературы (перевод «Божественной комедии» Данте, 1867–1880). О его политических позициях даже консервативные критики писали, что он «не склонен
Джон Уиттьер также встал в ряды защитников «умеренности и порядка» и смягчил свой критицизм. Религиозность, замкнутый круг поэтических тем, пассивное отношение к новому отдаляло его от жизни.
Джеймс Рассел Лоуэлл хотя и требовал сделать объектами литературы «пароход, железнодорожный вагон, засеянное поле, фабрику», но «устал» (по его собственному выражению) от жизненных противоречий и в послевоенные годы почти перестал писать.
Наиболее плодовитым в 70-х годах из всех «маститых» буржуазных поэтов и писателей был Оливер Уэнделл Холмс (1809–1894), профессор медицины в Гарварде, обладатель наиболее «респектабельных» идей, писатель «для избранных». Автор лирических и юмористических стихов, поэм, застольных бесед, литературных исследований, медицинских статей, он начал печататься еще в 30-е годы и к 70-м годам имел более двух десятков томов поэтических произведений.
Выдающийся (и почти единственный) эссеист в Америке, он создал в своем «Автократе» (1892) — наиболее удачном произведении из всего им написанного — особый тип эссе, состоящего из сплошного монолога полуфилософского-полуюмористического характера, изобилующего меткими жизненными наблюдениями, точными характеристиками, тонкими психологическими замечаниями. Свободно переходя от темы к теме, «американский Монтень» реалистически точно передавал живую человеческую речь, вводя незаметные нюансы и постепенно направляя читателя к нужному выводу. Будучи противником теологического мышления, Холмс гордился своим рационализмом и точностью литературной речи. Эмерсон называл Холмса «иллюстрированным журналом с двадцатью тысячами точных гравюр».
Холмс довольно скоро был забыт даже в Америке, за пределы своей родины не вышел. Отвлеченная «проблемность», логизирующий склад поэтической речи, введение интеллектуальных, религиозных, психологических проблем в творчестве Холмса сочетались с индифферентностью к политическим вопросам.
«Литературными Афинами» США 70-х годов был Бостон, определявший суждения критиков, редакторов литературных журналов и газет. Крупный финансово-промышленный центр, место концентрации капиталов могущественных финансистов страны, имеющих разветвленную сеть банков и торговых домов за пределами США, Бостон, по утверждению Ван Уик Брукса, «был ближе к Европе, нежели другие американские города» [132] .
132
V. W. Brooks, The Times of Melville and Whitman, p. 146.
Действительно, здесь выходил ряд американских газет европейской ориентации вроде «Субботнего еженедельника», получались многие английские, французские и другие газеты и журналы. Здесь господствовали про — европейские интересы и настроения.
Эмерсон, Лонгфелло и Холмс — «бостонские брамины» — возглавляли группу литераторов, замкнутую, могущественную, определявшую характер литературной критики.
У «бостонцев» были непосредственные прочные связи с Европой: Холмс читал в Англии лекции студентам, Лонгфелло совершал путешествия по Европе и был профессором английских университетов, создавал свои «золотые легенды» по европейским сюжетам. Англоманами были Лоуэлл, известный переводчик Нортон [133] , еще более известный филолог Уэбстер (умер в 1860 году).
133
В 60-70-x гг. в Бостоне наблюдалось большое увлечение переводами из Вергилия, Гомера, Эпиктета и других древних классиков. Издавались драмы «елизаветинцев», поэмы Спенсера, английские и шотландские баллады. В поэзии наблюдалось тяготение к ренессансной итальянской тематике.
К группе «маститых бостонцев» примыкали менее значительные литераторы: Стедман, Келер, и молодые — Олдрич, Гоуэлс.
Стедман — по выражению Уолта Уитмена, «никогда не плавал по большим глубинам»; он писал мещанские стихи с «неоромантическим ориентализмом»; Томас Олдрич — автор многочисленных лирических стихов, рассказов, романов, редактор «Субботнего ежемесячника» — писал в спокойно-холодноватой манере, «под Холмса».
Реалистические традиции его творчества сказались в книге для детей «История скверного мальчика». Вышедшая в год появления твеновских «Простаков», она рисовала портрет жизнерадостного, счастливого, любящего книги «хорошего мальчика», хотя автор и называл его «скверный мальчишка». Книга давала зарисовки быта Новой Англии, была юмористической и — на фоне ханжеской литературы для детей, которую она отчасти пародировала, — приобрела большую популярность.