Маркграф из Преисподней. Том 2

Глебов Виктор

— Да, конечно. Сейчас.

— Прошу вас туда не входить. Если считаете нужным, сообщите о происшествии декану. Кстати, не знаете, какие документы забрал профессор Девятаев у своего коллеги Зинберга два дня назад?

Курников отрицательно покачал головой.

— Боюсь, что нет, Ваше Сиятельство.

— И что хранилось в верхнем ящике его стола тоже?

— Нет. Я ведь был не доверенным лицом профессора, а всего лишь лаборантом.

— А кто был доверенным лицом?

— Не имею представления, Ваше Сиятельство. Возможно, никто. Профессор казался мне довольно скрытным человеком.

Когда Курников ушёл, я велел

Ирине связаться с нашим отделом разведки и объяснить ситуацию. Будет лучше, если этим делом займётся он, а не полиция. Интуиция подсказывала мне, что смерти учёных связаны с моими интересами, а значит, утечек информации допускать нельзя.

Затем я спустился на первый этаж и направился к будке консьержки. По описанию кашлявший мужчина, встретившийся нам по дороге, походил на инженера. Был ли это в действительности он, я и собирался выяснить.

Когда я подошёл к стеклянной будке, консьержка подскочила, выронив из руки карандаш.

— Чем могу помочь, Ваше Сиятельство?

— Жмыхин сегодня приходил в институт?

— Кто? — растерянно заморгала консьержка, машинально перебирая пальцами страницы журнала.

— Инженер. Бейсболка, зелёные очки.

— А, этот, — облегчённо протянула женщина. — Да, заходил.

— Во сколько? Вы ведь записываете время прихода и ухода всех, кто тут работает, верно?

— Да, Ваше Сиятельство, — кивнула консьержка. — Только этот Жмыхин здесь не работает. Он приходит к профессорам, потому что они его наняли для какой-то там экспедиции. А сотрудником института не является.

— Понятно. Не помните, он долго был в институте или быстро управился?

Женщина задумалась.

— Думаю, полчаса, — сказала она. — Может, даже меньше.

— У него было что-нибудь в руках?

— Не могу сказать. Мне отсюда не видно, есть ли у человека что-нибудь в руках.

Я не помнил, держал ли мужчина в лифте пакет, сумку или портфель — попросту не обратил на это внимание. Моё внимание привлекли забавные очки и кашель.

Женщина развела руками:

— Уж извините, Ваше Сиятельство!

— Ничего, вы не виноваты. Скажите, профессор Марков и его лаборант уходили при вас?

— Да, я их помню.

— Они расписались в регистрационной книге?

— Конечно. Желаете взглянуть? — консьержка развернула ко мне книгу и дважды ткнула пальцем в строчки. — Профессор ушёл в четверть третьего, а его лаборант, Женька Теплов, в пять.

— Вы их регистрировали?

— Нет, я с шести заступила.

— Они не возвращались?

— Нет. Я никуда не отлучалась. Есть, правда, и другие выходы из института, но они заперты. Ключи у завхоза. Больше здание никак нельзя покинуть. Если только в окно сигануть. Но придётся прыгать со второго этажа, потому что на первом везде решётки. А профессор уже не в том возрасте, — консьержка неуверенно улыбнулась. — Что касается лаборанта, Теплова, то он хилый, куда ему!

Я тоже улыбнулся, чтобы поощрить словоохотливую женщину.

— Где завхоз?

— Семёныч ушёл ещё в пять часов. Он допоздна не засиживается.

— А ключи где оставляет?

— В своей каморке, в железном шкафу. Запирает его и ключ от него с собой уносит. Сам мне рассказывал. Я, говорит, не желаю, чтобы эти учёные шлялись где ни попадя, а потом на меня сваливали, если что поломают. На нём же материальная ответственность. Между нами говоря, Ваше Сиятельство, разумный подход, — доверительно понизила голос консьержка. — У профессоров здешних ветер в голове. Иногда такое учудят — хоть стой, хоть падай!

— Не сомневаюсь. А что насчёт посторонних? — не дал я увести разговор от темы. — Сколько сегодня прошло в институт людей, не работающих здесь?

Консьержка усмехнулась:

— Да полно! Но если не считать студентов, то человек пятнадцать. Специально не считала. И то это только те, кто пришёл после шести часов, когда я заступила на дежурство. Жестова я знаю, как и ещё четверых. Они часто появляются. Фамилии не помню, но их можно посмотреть в журнале. И ещё я знаю, к кому приходят. Они тут часто появляются — раз в неделю, а иногда и два. Что касается остальных… Одна женщина приходила в двадцать седьмой, это кафедра сейсмологии, приносила какие-то бумаги. Потом три парня поднялись в сорок четвёртый насчёт аспирантуры, — консьержка говорила, чуть растягивая слова и глядя в потолок. — Ещё одна девушка была, ей нужен был профессор Лесков, но она его не нашла и быстро вернулась. Минут десять всего тут и пробыла, наверное. Остальных уже и не помню. Я на некоторых особо-то и не глядела. Сами понимаете: тут столько народу ходит.

В это время подъехала опергруппа. Поблагодарив женщину, я вернулся с экспертами на четвёртый этаж. Первым делом велел опечатать кабинет убитого и собрать всё улики, если таковые найдутся. Затем поручил выяснить адрес инженера, работавшего на Зинберга, и съездить к нему.

Пока всё очень походило на то, что именно он разделался с обоими профессорами.

Ещё я велел установить за Курниковым слежку. Он мог быть сообщником или свидетелем, который о чём-то молчит. Выглядел он напуганным и растерянным. Я подозревал, что он видел убийцу, но не хочет говорить. Почему — не знаю. Можно было бы его прижать — уверен, он живо раскололся бы — но я хотел узнать, что у него на уме.

Затем позвонил офицеру, которого оставил за главного в квартире Зинберга.

— Нашли что-нибудь? Отпечатки?

— Куча, Ваше Сиятельство. Одни точно принадлежат профессору, другие его секретарю. Третьи — горничной. И это всё. Криминалисты увезли труп для вскрытия, но там, вроде, всё ясно. Убит ударом ножа в сердце. Смерть мгновенная. Орудие убийства нашли под окном в траве. Обоюдоострый нож. Таких полно на рынке и в каждом ларьке. Отследить невозможно. Лезвие и рукоятка чистые. Но есть кое-что интересное. На шее Зинберга обнаружен след инъекции. Шприц тоже валялся в траве, неподалёку от ножа. Что ему вкололи, пока неизвестно. Отправили на анализ.

Велев работать дальше и держать меня в курсе, я сел в кресло, откинулся на мягкую спинку и задумался.

В общих чертах картина представлялась довольно ясной. Жмыхин пришёл к Зинбергу за документами, имеющими большую ценность. Зачем они ему понадобились, оставалось непонятным. Возможно, он решил их продать неким заинтересованным лицам. Узнав от Зинберга, что тот отдал их своему коллеге, профессору Девятаеву, Жмыхин убил Зинберга и отправился в Геолого-географический институт. Там он заколол Девятаева и забрал бумаги. На обратном пути проехал на лифте мимо нас. Действует решительно и нагло — так, словно не боится попасть под подозрение. Это говорит о том, что в Российской империи оставаться он не собирается. Возможно, этот Жмыхин — профессиональный шпион. Если так, им должны заниматься соответствующие структуры.