Маркс и Энгельс
Шрифт:
Едва кончилась эта чувствительная сцена, как Леопольд I приказал войскам разгонять народные собрания, стихийно начавшиеся на площадях города. Одновременно полиция получила приказание вести усиленную слежку за революционерами-изгнанниками из других стран. Власти опасались народных масс и особенно рабочих.
Как только весть о революции в Париже дошла до домика Маркса, возбуждение и радость охватили всех. Наконец-то!
До поздней ночи не спали в семье Маркса. В детской стояли теперь уже три кроватки. Женни родила сына. Маленький Эдгар, названный в честь брата Женни, любимого друга детства
В этот полный треволнений день Карл решил, что его место отныне в Париже. Он послал туда письмо, в котором просил отменить приказ о его высылке, и начал готовиться к отъезду. Очень долго сидели у него друзья, с которыми он делился мыслями о революции, о том, как действовать коммунистам.
Незадолго до этого Карл получил небольшое наследство. Он тотчас же передал свои деньги для покупки оружия. Остальные члены «Рабочего союза» давали также кто сколько мог. На собранные деньги были куплены револьверы, ружья, кинжалы.
Через несколько дней, в субботний вечер, совершенно неожиданно, Маркс получил с нарочным королевский приказ в течение 24 часов покинуть Бельгию. Это не огорчило его. Карл, Женни и Ленхен принялись укладывать чемоданы и готовиться в путь. Им помогали в этих поспешных сборах несколько случайно забредших друзей.
Когда далеко за полночь все разошлись, Карл по обыкновению вместе с Женни прошел в детскую, чтобы взглянуть на спящих детей. Но вдруг раздался резкий стук во входную дверь, Ленхен, домывавшая посуду на кухне, поспешила открыть. Вопреки бельгийскому закону, запрещающему нарушать неприкосновенность жилищ граждан между заходом и восходом солнца, десять вооруженных полицейских агентов во главе с полицейским комиссаром ворвались в квартиру Маркса и предложили ему следовать в тюрьму городской ратуши. Никаких оснований для ареста предъявлено не было. Ему сказали лишь, что его паспорт якобы не в порядке.
Все в доме всполошились. Только Маркс сохранял невозмутимость и старался успокоить разволновавшуюся жену.
Женни ходила следом за Карлом, точно этим могла удержать его. Мысль, что сейчас она останется без мужа в этой квартире одна, приводила ее в полное отчаяние.
— По какому праву смеют арестовывать тебя? Это произвол. Я сейчас же пойду к магистру общественной безопасности, подниму на ноги всех, в ком есть еще совесть и честь. Я все скажу, что думаю об их порядках, — говорила она.
Полицейские торопили Маркса. Не желая усиливать отчаяние жены и беспокойство, охватившее дом, Карл поцеловал детей, ободряюще коснулся рукой плеча Ленхен и, крепко обняв Женни, вышел на улицу со своими конвоирами.
Но Женни, несмотря на его просьбу остаться до утра дома, выбежала на улицу, на ходу застегивая шубку и завязывая капор.
— Карл, я не могу остаться без тебя! — повторяла она, отталкивая полицейского. Никакие уговоры Маркса не действовали. У подъезда полицейского управления стража грубо оттеснила Женни от Карла.
Маркса ввели внутрь дома, и дверь за ним глухо захлопнулась. Женни осталась одна на темной, сырой улице. Часовой потребовал, чтобы она отошла от ворот. Это были страшные для нее минуты. Вернуться домой и ждать рассвета казалось ей невозможным. Дом без Карла?! А вдруг его искалечат, убьют?
«Надо что-то делать, вырвать его из лап полиции», — думала она, стучась в разные дома малознакомых, казавшихся ей влиятельными людей. Ее встречали люди в шлафроках, с заспанными лицами и взлохмаченными волосами и бакенбардами, встречали то с удивлением, то с досадой за прерванный сон, то с желанием помочь. Слуги видных чиновников со свечами провожали Женни до подъезда, сомневаясь в ее рассудке.
Подле собора святой Гудулы она встретила друга их семьи архивариуса Жиго. Крайне взволнованный арестом Карла, он пошел с ней по пустынной улице.
Внезапно к Женни подошли двое полицейских.
— Госпожа Маркс? — спросил один из них. — Отлично! Вас нам как раз и надо.
— Где мой муж?
— Следуйте за намй, и мы покажем вам, где он находится.
Ее отвели в полицию и заточили в тюремную камеру вместе с воровками и проститутками.
Утром Женни поднялась на нары и выглянула за железную решетку. Каковы же были ее удивление и радость, когда она увидела у противоположного окна усталое лицо Жиго. Он узнал ее и стал жестами показывать ей на тюремный двор.
Взглянув вниз, Женни не могла сдержать крика. Карла вели куда-то под конвоем.
Вскоре жену Маркса перевели в другое помещение, совершенно нетопленное. Там она оставалась в течение нескольких часов, дрожа от холода, после чего ее вызвали к следователю. Довольно учтиво у нее пытались получить подтверждение того, что Карл не был лоялен в отношении бельгийского правительства. Однако, ничего не добившись, следователь дал распоряжение отпустить Женни на свободу.
А Марке тем временем находился в камере с буйно помешанным, от которого ему ежеминутно приходилось обороняться.
К вечеру Карл получил предписание немедленно покинуть Брюссель и вернулся домой. Там его ждал ответ Временного французского правительства.
« Временное правительствофранцузской Республики. Свобода, Равенство и Братство. От имени французского народа.
Париж, 1 марта 1848 г.
Мужественный и честный Маркс!
Французская Республика — место убежища для всех друзей свободы. Тирания Вас изгнала, свободная Франция вновь открывает Вам свои двери, Вам и всем тем, кто борется за святое дело, за братское дело всех народов. Всякий агент французского правительства должен толковать свои обязанности в этом духе
Привет и братство».
Письмо было подписано Фердинандом Флоконом, членом Временного правительства революционной Франции, знакомым Энгельса и Маркса, редактором газеты «Реформа».
Париж снова был открыт Марксу. Вместе с Женни он выехал туда, где не смолкала «Марсельеза», где торжествовала победу революция.
Энгельс смог выехать во Францию только две недели спустя. Он остался в Брюсселе, чтобы передать в надлежащие руки документы Брюссельского комитета, рассчитаться с долгами Маркса и отправить в Париж вещи всей его семьи, так как при отъезде полиция заставила высылаемых бросить все в Брюсселе, даже самое необходимое.