Маркус Вольф
Шрифт:
— Если господин Люммер сотворил нечто такое, что позволило его шантажировать, то я не испытываю угрызений совести.
— Но согласитесь — это некрасивая история.
— А я и не пытаюсь создать впечатление, что это дело совершенно чистое. Я также сожалею, что в некоторых случаях всё закончилось трагически, что Гюнтер Гийом способствовал смещению Вилли Брандта… Но, как правило, с нашей разведкой сотрудничали по иным причинам. Совпадали интересы, прежде всего политические.
— Сколько людей служило в вашем управлении? Говорят, четыре тысячи.
— Не могу этого подтвердить.
— А на невидимом фронте?
— Фигурировали разные цифры — от трех до десяти тысяч.
— Так назовите подлинную цифру! И сколько их еще действует в ФРГ?
— Во-первых, после ухода из министерства я не располагаю достоверными сведениями. Во-вторых, не цифры важны. Значение имеют твои главные агенты, те, кто проник в аппарат правительства или в окружение ведущих политиков, кто получил доступ к секретной информации.
— И сколько таких главных агентов было в ваше время?
— Я бы назвал цифру от пятидесяти до девяноста. Скорее ближе к пятидесяти.
— По нашим сведениям, еще сейчас в составе федерального правительства в Бонне есть два министра, которые работали на МГБ. Ими занималось ваше управление?
— Об этом я впервые от вас слышу. Спросите у Герхарда Бёдена, начальника ведомства по охране конституции. Он обещал: «Мы их всех достанем».
— Должны ли все ваши бывшие агенты попасть под амнистию?
Вот это был очень важный вопрос для Маркуса Вольфа.
— Очевидно, что в ФРГ существуют разные точки зрения. Одни ожидают от бывших сотрудников МГБ, что они раскроют имена всех агентов разведки ГДР. По моему глубокому убеждению, этот путь ни к чему хорошему не приведет. Неуверенность и недоверие останутся. Никто не будет знать, все ли имена известны или кто-то не назван. Другой путь — освободить бывших сотрудников, в том числе еще и не выявленных, от наказания. И дать им возможность проявить свою лояльность по отношению к объединенной Германии. Это следовало бы сделать до объединения.
— Господин Вольф, вы рассказывали, что западные спецслужбы предлагали вам деньги за откровенность.
— Да, это так.
— Но последовали резкие опровержения!
— Да, я знаю. Герхард Бёден, глава ведомства по охране конституции, пренебрежительно сказал: да этот Вольф гроша ломаного не стоит…
— Тем не менее расскажите, кто к вам обращался и какие суммы сулили.
— Я приведу иной пример. Подчиненные господина Бёдена предложили моему недавнему сотруднику среднего уровня сумму в полмиллиона марок. Наверное, для Бёдена это нормальное дело — использовать бедственное положение, в котором находятся бывшие офицеры Главного управления разведки. Но этот человек воспринял предложение крайне болезненно и пытался покончить с собой.
Маркус Вольф рассказал подлинную историю. Его зятю, сотруднику разведки, который в свое время внедрился в Федеральное ведомство по охране конституции, предложили всё рассказать. Взамен обещали амнистию и деньги. Он покончил с собой.
В 1992 году бывший канцлер и глава социал-демократической партии Вилли Брандт высказался против уголовного преследования
Дело Маркуса Вольфа разбирал Верховный земельный суд в Дюссельдорфе. Собралась та же коллегия по уголовным делам, которая когда-то судила его подчиненных Кристель и Гюнтера Гийом. Процесс над Вольфом растянулся на семь месяцев. Он стоял на позиции, что судить его — несправедливо:
— Клаус Кинкель занимал такую же должность, что и я. Он руководил западногерманской разведкой. Но сейчас он министр иностранных дел Германии, а меня посадили на скамью подсудимых. Если я передавал какую-то информацию советскому КГБ, то Клаус Кинкель делился с американским ЦРУ. Почему же его не обвиняют в предательстве?
В своем последнем слове Вольф сказал:
— Семьдесят лет — самое время подводить итоги своей жизни. Здесь в зале звучало слово «предательство». Предал ли я те ценности, которые считал важными, дорогими людям, на которых я равнялся, моей семье? Мы заблуждались, многое делали неправильно. Слишком поздно осознали свои ошибки и их причины. Но я был верен тем ценностям, ради которых мы хотели изменить мир. Это был высокий, возможно, слишком высокий замысел.
В декабре 1993 года прокурор потребовал приговорить Маркуса Вольфа к семи годам тюремного заключения. Судья дал ему шесть. Но вступление приговора в силу затянулось. А летом 1995 года Федеральный конституционный суд, принимая решение по делу его преемника в разведке бывшего генерал-полковника Вернера Гроссмана, постановил: офицеры разведки ГДР не подлежат преследованию за измену родине и шпионаж. Федеральная судебная палата отменила и приговор, вынесенный Маркусу Вольфу.
В 1996 году Маркус Вольф хотел поехать в США, чтобы принять участие в презентации своей книги. Ему отказали в визе — за помощь террористам. Тем временем прокуратура ФРГ готовила новое дело. Вольфа обвинили в «насильственном лишении людей свободы и преступном похищении граждан». Речь шла о тайных операциях, проведенных по его приказу.
Одна из них началась в марте 1959 года, когда сотрудники Министерства госбезопасности ГДР арестовали Георга Ангерера, который в годы войны служил переводчиком немецких оккупационных властей в Норвегии. Его продержали почти год в тюрьме, выбивая из него показания о том, что эмигрировавший в Норвегию социал-демократ Вилли Брандт сотрудничал с гестапо. Власти ГДР рассчитывали таким образом сломать карьеру перспективному западногерманскому политику…
Другая история такова. В Западном Берлине похитили Кристу Трапп, секретаря из аппарата верховного американского комиссара. План операции также утвердил Вольф. Ее доставили в Восточный Берлин, и она под давлением согласилась работать на разведку ГДР, а потом вернулась назад и во всем призналась американцам. И наконец, третья — оперативники похитили и бежавшего в Австрию обер-лейтенанта МГБ ГДР Вальтера Трене. Его заманили в ловушку, избили и вывезли в Прагу, оттуда переправили в Восточный Берлин. Он отсидел десять лет.