Марс плюс

Где-то в Утопии Планитии

14 мая 2043

Светло-желтые песчинки похрустывали под ногами Роджера Торвея. Их легкое поскрипывание было похоже на стрекотание сверчков в летнюю ночь. Но не для Роджера… Он чувствовал только скрежет, пронизывающий лодыжки. Да, не так уж и часто человеческие нервы бывают подсоединены к стальным подошвам сапог и жестким пластиковым клиньям, из которых состояли ступни Роджера.

Торвей бросил взгляд

Но недостаток атмосферного давления с избытком возмещался массой воздуха, который на девяносто пять процентов состоял из тяжелых молекул двуокиси углерода. Из-за такой специфичной атмосферы тепло крайне неравномерно распределялось по марсианскому ландшафту, а солнечное излучение было высококонцентрированным. Прохладный воздух перемещался через экватор из летнего полушария к холодным широтам, а горячие воздушные потоки — от теплой освещаемой стороны — туда, где неизменно царила мрачная зябкая тьма.

Скорость, с которой неслись эти ветры, была огромной. Когда она превышала сто метров в секунду над поверхностью суши, крупные песчинки и маленькие камушки вихрями вздымались вверх. Роджеру не раз доводилось видеть, как клубятся пылевые вихри и потом на долгие месяцы повисают в марсианском воздухе, похожие на дымные облака.

Оставленные им и Федей следы исчезнут при первой же буре — а она не заставит себя ждать, осталось всего каких-то тридцать шесть часов, если доверять его интуиции. За долгие годы, проведенные на Марсе, Торвей научился тонко чувствовать погоду. Последний прогноз основывался частично на его собственных наблюдениях за температурой и атмосферным давлением, а также на информации, полученной из киберсети, охватывающей всю планету. Оттуда всегда можно было узнать спутниковые данные и ежечасные прогнозы погоды для колоний в Скьяпарелли, Солюс Планум и в Тарсис Мон. Роджеру уже давно не приходилось бывать в этих местах, но, зная тамошние погодные условия, легко составить относительно точный прогноз для любой точки на Марсе.

Роджер Торвей, полковник американских военно-воздушных сил, теперь находился в отставке, впрочем, почти как и все в его родной стране, а не только те, кто когда-то служил в авиации. Так вот, Роджер Торвей многое повидал на Марсе за сорок с лишним лет самоотверженных исследований.

Шесть раз он обогнул эту усыновленную землянами планету, прошагал от знаменитого Олимпуса до Хелла Планитии; довелось ему побывать и на южном, и на северном полюсах, у самого края сухих ледников. Он видел даже само Лицо Марса, что находится в районе Элизиума. Как и полагается гражданину номер один своего родного мира, Роджер чувствовал, что он сам должен раскрыть для себя природу этого феномена, который завораживал воображение миллиардов людей, оставшихся там, на Земле.

В воскресных приложениях многих газет велись оживленные дискуссии о происхождении таинственного горного образования, напоминавшего человеческое лицо с неким подобием улыбки. Еще в 1976 году орбитальная станция «Викинг-1» передала первые фотографии загадочного природного образования. Многие в своих фантазиях уносились к гипотезе, утверждающей рукотворную природу этой таинственной структуры, созданной якобы с той же целью, что и наскальные рисунки на плоскогорье Наска в Перу. Но фасеточные глаза Торвея, внимательно сканирующие поверхность, доказали иллюзорность такого предположения: эффект пристального взгляда огромного лица вызывался телевизионной съемкой. На уровне настоящей поверхности Марса его просто не было.

Роджер не обнаружил причудливого сочетания теней и равнин, которые возбуждали у землян не в меру огромное любопытство. Ничего, кроме небольшой седловины горы, утопающей в гальке. Он также не был уверен, что нашел именно те зольники, которые так напоминали глазные впадины, если смотреть на них высоко сверху.

Живя на Марсе, Роджер часто был лишен человеческого общества, но даже тогда он не чувствовал себя одиноким. Время от времени ему приходилось встречаться то с одним, то с другим киборгом из тех тридцати, что вели свободное существование под марсианским небом. Каждый киборг изначально был задуман как полностью самообслуживающаяся замкнутая система, не нуждающаяся в современных благах цивилизации. Вот поэтому всем, кто входил в так называемое кибер-сообщество, было нечем поделиться с «собратьями», не считая редких разговоров о себе и о недавних наблюдениях.

Некоторые из этих человекоподобных машин были более продвинутыми. Такие, как, например, Федя Михайловна Штев. Судьбой ей было уготовано стать вторым земным существом, отправившимся на Марс. В конструкции Феди было предусмотрено намного больше солнечных антенн, чем у Роджера. Изящная паутина проводов, которые преобразовывали солнечную энергию в электрическую, напоминала два крыла, выросших на его плечах. У Феди же миниатюрные антеннки переходили в массивный прямой купол, возвышающийся над головой наподобие рыцарского шлема, — все это смотрелось довольно уродливо, зато более надежно обеспечивало подпитку энергией Солнца. Ей не надо, как Роджеру, отправляться в зону сверхвысоких частот, испускаемых специальным источником из кратера на Деймосе. А Роджер постоянно нуждался в добавочном напряжении — без него невозможно было зарядить батареи наспинного компьютера. Компьютер осуществлял управление всеми органами чувств.

Однако когда им доводилось встречаться под покалывающим энергетическим душем, Роджер замечал, что движения Феди становились замедленными, расслабленными. На лице появлялось даже подобие улыбки.

Разница между ними заключалась не только в энергетических возможностях. Федя была детищем последней российской республиканской программы по производству киборгов, предназначенных для выживания в условиях Марса. Разрабатывалась она под большим секретом, причем одновременно с программой американской Национальной лаборатории в Тонке, что в Оклахоме, — теперь это суверенное государство Тексахома в Северо-Американском Свободном Торговом Содружестве.

Роджер стал продуктом именно этой лаборатории. Создатели Феди со своим типично славянским подходом в хирургии удалили все, что указывало на ее принадлежность к женскому полу. Разве что где-то в извилинах кибернетического мозга осталось размытое ядро былой личности. Роджер часто задавался вопросом: зачем понадобилось сохранять киборгу женское имя и отчество выдающегося русского писателя? Куда проще было бы присвоить серийный номер, подобно другим биороботам.

А может, заговорил какой-то глубинный инстинкт? Может быть, она ощущала необходимость в хотя бы тоненькой ниточке, связующей ее с человеческим прошлым? Во всяком случае, этот трюк сработал: Федя по-прежнему функционировала, в то время как все ее сородичи давно превратились в неживую груду металла, износившегося, не подлежащего ремонту.

Другим отличием русских киборгов была особая кожа. Блестящее темное покрытие Роджера (кто-то назвал его однажды костюмом летучей мыши) постепенно становилось темно-бордовой массой кровоподтеков. Так сказывались годы, проведенные под марсианским небом: высокий уровень ультрафиолетового излучения не блокировался озоновым слоем, ведь в атмосфере Марса совсем нет кислорода в свободном состоянии. Кожа Феди отличалась тусклым зеленоватым оттенком. Своей неуклюжей конструкцией и подобием шлема из антенн она походила на нечто среднее между роденовским слитком бронзы, который оставили окисляться под дождем, и старым армейским рюкзаком защитного цвета, изрядно перепачканным грязью.