Марс выбирает смерть
Шрифт:
— Вот... Мы это... тут с пацанами гоняли, — крестоносец протянул в широкой розовой ладони машинку коллекционного издания и всучил ее ошеломленному Дин-Сою прямо в руки. — Поломали немного. Так получилось... простите.
Затем, быстро развернувшись, храмовник вышел так же стремительно как и вошел, оставив потрясенного Майфа с протянутой рукой, в которой находилась игрушка. Когда дверь захлопнулась во второй раз, мужчина медленно опустил голову и посмотрел на ладонь. Правый двигатель совсем отвалился. Потрескалось стекло, кое-где поцарапалась краска. На днище автомобиля отклеилось защитное напыление.
Шоумен шумно выдохнул. Большое, непреодолимое чувство обиды в одно мгновение надулось в груди и лопнуло. На глазах проступили
Глава 12. Печали ускользающих грез
Дом Миллет Диффар находился в северной части города Фарсида. Множество лет Миллет прожила с сыном в небольшом поселке, насчитывающем от силы пятнадцать Жнецов. С самого рождения жизнь этой женщины протекала на удивление спокойно. Рожденная в резервации, она уже знала свое будущее. Как и большинство храмовниц. Впрочем, храмовницей как таковой она никогда не была. Сопротивляемость у Миллет так и не появилась, посвящение она не проходила и меч в руках никогда не держала. Однако, звание, скорее, номинальное, чем фактическое, все же налагало кое-какие обязанности. Женщина подпадала под программу восстановления рождаемости и до сорока лет не покидала резерваций. После смерти мужа она окончательно вышла в тираж и все чаще стала уходить с насиженного места. Так и не родив ребенка, она решила переехать на основной континент. Церковь на это отреагировала не благосклонно, но особо и не препятствовала. Все планы разрушила глупая, до нелепости банальная интрижка. В одной из командировок Миллет вскружил голову один из наемников. Мимолетная ночь сомнительной любви вылилась в неожиданные последствия. Женщина забеременела.
С этого момента Церковь заняла совсем иную позицию. Женщине дали понять, что ребенок является ее собственностью и отпускать Миллет никто не собирается. Ей, наконец, удалось сделать то, чего от нее так долго ждали. Внесенный в государственный реестр естественнорожденных, ребенок уже был зачислен в ряды будущих храмовников. Однако, все изменилось, когда состояние Миллет Диффар начало резко ухудшаться. На пятом месяце адских головных болей, непроизвольных возгораний близлежащих предметов и сводящих с ума галлюцинаций стало понятно, что она вынашивает Жнеца. Это значительно охладило пыл крестоносцев, тут же оставивших все претензии на естественнорожденного. Внешняя поддержка начала иссякать. Напряжение в окружающем женщину обществе росло. К моменту рождения Хамфрида отношения с Церковью окончательно испортились. Обеспечив должную поддержку, храмовники открытым текстом заявили, что Миллет отныне свободна и должна покинуть пределы резервации в течении двух месяцев. Что, в принципе, она и сделала.
Небольшой двухэтажный домик выглядел довольно аккуратным. Покатая крыша из коричневой черепицы делала строение похожим на большой, странной формы гриб. Пожелтевшая осенняя трава легонько облепила его белые бока.Кое-где виднелись не менее желтые листья, едва начавшие опадать с близлежащих деревьев. Только более радужные оттенки — красные и ярко-зеленые, разбавляли эту бледную желтизну. Сегодня Марсианские деревья были скудны на красоту.
Морган задумчиво и немного нервно вертел небольшой предмет у себя в руках. Тот самый, что пред смертью успел передать ему Хамфрид. Мужчина не пришел на похороны. Не явился он и на официальную часть, где все приносили соболезнования безутешной матери. Крайне редко посещая могилы умерших друзей, Жнец предпочитал не видеть их под слоем грунта. Куда, вполне возможно, ляжет и сам задолго до наступления почтенной старости. Однако, сейчас дела обстояли несколько иначе. Та безделушка, что уже давно переняла тепло от рук Жнеца, привела его на порог дома Миллет Диффар. Именно в тот дом, на заднем дворе которого под большим раскидистым дубом был похоронен его друг. Глубоко вздохнув, Морган решительным шагом направился внутрь.
— Как, говоришь, тебя зовут? — спросила сгорбленная женщина, состарившаяся явно раньше, чем следовало.
Миллет уже давно походила на древнюю старуху. Морщинистое лицо, мелкая, тяжелая походка, простые, блеклые одеяния — все в ней прямо подчеркивало увядание жизни. Встав у широкого шкафа с чайным сервизом, она открыла створки и о чем-то задумалась. А, может, просто что-то забыла.
— Морган Алонсо, — Жнец явно чувствовал себя не в своей тарелке, — я стал наставником, когда ему стукнуло двенадцать.
— Ааааа…. — протяжно ответила Миллет, будто подвывая, — Конечно, конечно... Он много о тебе рассказывал. Правда, давно это было… Тебя, кажись, не было на похоронах?
— Не было...
На мгновение Моргану показалось, что он был готов развернуться и уйти. Уютность окружающей обстановки действовала угнетающе. Вся эта нарочитая домашность и кристальная чистота вокруг относилась к чуждому Моргану миру.
— Чаю?
— Что?
— Кажется, у меня были где-то крендельки…
— Нет, спасибо. Я ненадолго.
На полу большой светлой гостиной лежал узорчатый мягкий ковер с белоснежной бахромой. Легкие оттенки спелой черешни щедро разбавлялись изогнутыми завитками синего цвета. Широкий круглый стол у не менее широкого арочного окна был заставлен сладостями, фруктами и свежей выпечкой. Дурманящий запах сдобы всегда нравился Моргану. Сейчас же к горлу почему-то подступила легкая тошнота, и он предпочел удалиться от угощений поближе к центру комнаты. Затем — еще дальше, к длинному столу вдоль дальней стены. Узкая винтовая лестница за спиной вела на второй этаж. С противоположной стороны гостиной виднелся широкий вход на кухню. Между этими двумя проходами разместился небольшой камин. В комнате все еще можно было уловить легкую горечь сожженного дерева.
— У вас красивый дом, — вопреки собственным размышлениям сделал комплимент Морган.
— Мой мальчик строил, — горделиво ответила старушка, — У Жнецов и выбора-то нет... Будешь наемником и баста. А он всегда строить любил. Каждый кирпичик, каждую лесенку... Все сам, все сам.
Миллет говорила медленно, с паузами, будто забывала, что хотела произнести в следующую секунду. И все время создавалось ощущение, что она пытается найти что-то в окружающих ее вещах. Гостеприимная суетливость старушки никак не вязалась с отрывистыми, иногда резкими движениями сгорбленного тела. Вопреки желанию Моргана на столе все же появилась вытянутая, длинная чашка с ароматным черным чаем. Он был крепкий, без сахара. Как и любил Морган. Будучи еще совсем подростком Хамфрид так много рассказывал о своем наставнике, что Миллет запомнила даже эту мелкую деталь. Несмотря на то, что самого наставника не видели ни разу в жизни.
— Вам помощь какая-нибудь нужна? Если что, я всегда...
— Нет, милый. У меня помощников полон двор, — с усталостью в голосе перебила Миллет и с кряхтением устроилась в кресле-качалке, расположившейся рядом со столом. — Я присяду, стара совсем стала…
Торчащий из-под старушки плед высунулся длинным языком и частично скатился на пол. Глубоко вздохнув, Миллет оттолкнулась от пола и начала медленно раскачиваться. Кресло пару раз скрипнуло.
Опустив голову, Морган стал рассматривать предметы на ближайшем столике. На нем стояли несколько начищенных кубков, большая ваза с искусственными цветами и пара галографий. Острые, сухие лепестки бессмертников отливали желто-коричневой глянцевостью. Простенькая бело-голубая ваза почти полностью утопала под ними.