Марш Акпарса
Шрифт:
Аказ думал, погостит у него князь неделю-две, время метелей переждет. Сказал ему об этом.
— Я и раньше по гостям сидеть не охотник был, а ныне и подавно,— ответил князь.— Подумай сам: рати со мной три тысячи человек. Они за неделю не токмо твое сельбище, но и тебя вместе с онучами сожрут. Ведь без кормов приехали — сам знаешь.— И, помолчав, добавил: — Рать расколем на четыре части: здесь, у тебя, оставлю всего одну сотню с новым сотенным Санькой Кубарем во главе, а остальные по другим землям рассыплем. Пусть там живут и казанцев в твои земли ни на шаг не пускают. А я по
— Он сам царю на Ветлугу сходить обещал.
— Ну вот и хорошо. Завтра с богом в путь.
Через день опустел двор Аказа. Топейка ушел с князем на другую сторону Волги, а Янгин и Ковяж были посланы сопровождать ратников до своих лужаев и распределять их по илемам.
Санька свою сотню ратников растолкал по домам в Нуженале, велел им жить вместе с черемисами, помогать им в работе, ходить в лес на всякие промыслы — словом, не дармоедничать. И еще повелел постоянно приобщать местное население к православной вере.
До весны много людей научить можно. А весной, как сказал князь, будет дело под Казанью...
На третьей неделе петрова поста стало известно: царь повелел собирать поход на Казань.
Сборы шли до глубокой осени. В ноябре войска вышли в сторону Владимира. Во главе встал верховным воеводой сам царь. Шигоньку взял с собой, дабы великие победы и подвиги царские было кому в летописи заносить.
Шигонька добросовестно, в первые же дни похода, в книге, именуемой «Летописец», начертал:
«Тоя же осени умыслил Царь Иван Васильевич идти на своего недруга, на Казанского царя Сафу-Гирея. Месяца ноября 20 в неделю отпустил перед собой в Владимир воеводу родовитого князя Вельского с ратью, из Мещеры велел идти хану Шигалею да с ним воеводам Воротынскому и иным. И устремилась к победам рать аарская зело борзо и лепо...»
Во Владимире Шигонькина запись чуть-чуть поскромнее стала:
«...а наряд, пушки и пищали проводили с великою нуждою, потому что были дожди, а снегов не было нисколько. И пришли рати в Нижний Новгород со великими муками от января 26 в четверток».
Мог ли думать Шигонька, что в Нижнем Новгороде придется ему видеть царские слезы обиды и о том в летопись записать:
«...а на завтра в пятницу приде государь на остров Роботку,
что от Нижнего Новгорода 35 верст, и некиим смотрением божьим пришла теплота велика и мокрота многая и весь лед на Волге покрылся водою, и пушки и пищали многия провалились в воду, по льду проходить стало невозможно, и многие люди в продушинах ледовых утонули, заранее об оных не зная.
А стоял царь на острове Роботке три дня, ожидая путного шествия, но никак пути не дождался. Затем возвратился к Новгороду Нижнему с великими слезами, что не сподобил бог его к путному шествию...»
После первого похода прошел ровно год.
И снова Иван на Казань с ратью двинулся, и опять Шигонька при царе. Пока ехали, в дороге описал летописец всех воевод и все рати, что на Казань царем позваны. А ратников ныне стало вдвое более, воеводы, почитай, все в походе, наряд пушечный велик, пищалей у воинов много. Царь прошлогодние слезы забыл, снова весел, снова в победе уверен.
И пишет Шигонька страницу за страницей, старательно описывает все, что видит.
«...Царь и Великий князь пришел к городу Казани со всем воинством и велел стать около града. Пушечному наряду большому велел стать на Усть-Булаке противу города, а другому наряду велел стать против города у Поганова озера и воевод расставил.
И туры велел поделати и к городу приступати. И приступ ко граду был, и града не взяли, и было множество людей по обе стороны побито.
И повелел царь встать осадой, но долго не можно было стояти; ино пришло аэрное нестроение, ветры сильные и дожди великие и мокрота непомерная; и впредь приступати к граду за мокротою не можно, из пушек, из пищалей стрелять не можно.
И царь стоял у города одиннадцать ден, а дожди во все дни были многия и теплота и мокрота велика, речки малые попортило, а иные и прошли.
И, видя такое нестроение, пошел царь от града прочь, и пришел на реку Сеиягу, и взъехал на Крутую гору, и, рассмотри величество той горы, надумал тут поставить город. Место, где быти граду и церквам святым стояти указал. А потом пошел своим чином к Новгороду Нижнему обратно...»
Уж если говорить насчет последней строки, то надо признаться, что тут Шигонька просто покривил душой. И совсем не «своим чином» шел царь до Москвы. Испокон веков бояре из-за мест около государя спорили. Недаром обычай этот в закон возведен и зовется местничеством. Бояре за него держались, как черт за грешную душу. И рушить не позволяли никому. Покойного Василия Иваныча обычай этот зело тяготил, да и нынешнему царю он тоже не по душе. Сколько все время грызни меж боярами идет за
то, чей род выше и к государеву месту ближе! А сколько от этого вреда! Взять то же ратное дело. Собирает государь поход и, судя зрело, главным воеводой надо б ставить того, кто умом, ратным опытом и талантом превыше всех. Ан нет, парь в этом не волен, и главным воеводой пойдет в поход тот боярин, кто родом старше и местом ближе. Ведь ходил же Иван Вельский дважды на Казань главным воеводой, хотя ведомо было всем, что боярин этот не токмо глуп, но и труслив.
Царь в походе местами да чинами будто веревками связан. Иногда хочется посоветоваться с умным человеком, посадить в пути в свою повозку, дорога длинна, знай сиди да беседуй. Но сего государь позволить не может, ибо с ним рядом только тот сидит, кому по чину положено.
Этот обычай нерушим, и Шигонька не посмел написать по-иному. Государь, мол, ехал своим чином и все тут.
А на самом деле было так: порешив осаду снять, Иван Васильевич уж не плакал, как прошлый раз, а был зол и скверно бранился. Воеводу большого полка Вельского из повозки своей выгнал.
— Пошел прочь, один поеду! — и плюнул.
— Как смеешь, государь! Родовитого боярина, словно пса, от себя гонишь. Я по месту к тебе всех ближе...
— Место сиречь та часть, на коей сидят. Ты ею только и знатен. А большому воеводе еще и голова надобна... Отныне в походе будем без мест, так всем и передай, и полки будут водить люди, достойные умом, а не родом.